Быть Богом: нерушимая радость. Оглядываясь назад: два автобиографических эссе - Хардинг Дуглас - Страница 4

Мой друг согласен (даже настаивает), что он – человек, в точности, как Я его описал – с головой, смертный, конечный и т. д., в конце концов, он должен знать. Кроме того, когда он говорит Мне, что у него есть голова, Я замечаю, что это сама голова и говорит, таким образом убирая последнее сомнение. И когда Я утверждаю, что у Меня нет головы, Я замечаю, что это говорит эта не-голова, эта Пустота: и снова, что может быть более убедительным? Какие ещё нужны доказательства нашей полной несовместимости? Воистину мы – совершенно чуждые вид).

Можно возразить, что на самом деле, нет никаких двух видов, а только один Вид, у которого имеются два аспекта – называйте их телом и духом, или конечным и бесконечным, или человеческим и божественным, как пожелаете. Каждый человек (продолжается возражение) таким образом двусторонен, но Я принимаю лучшую сторону и естественным образом представляюсь сверхчеловеком, или даже божественным, в то время как другим оставлена худшая сторона, и они естественным образом кажутся слишком людьми или даже недо-людьми.

Мой ответ на это: я вижу два места с расстоянием в несколько футов, называемых Здесь и Там, и первое принадлежит Богу, а второе – человеку. Представьте наши два вида, выставленные в каком-нибудь зоопарке, в раздельных, но смежных клетках – Моё подписано «Deus», а его – «Homo sapiens, подвид – Хардинг (муж.)», и перегородки между ними сделаны таким образом, что ни один из этих экземпляров не может проникнуть в клетку другого. Конечно, наш смотритель управомочен заявить, что на самом деле мы – два аспекта одного экземпляра, но это заявление ни в коей мере не ослабляет навеки разделяющие нас железные прутья и никак не уменьшает контраст между тем, что на этой стороне, и тем, что на другой.

Но Мой настоящий ответ таков, что Я собирался не теоретизировать или морализировать, а смотреть, с открытым умом, и принимать всерьёз всё, что увижу, какими бы ни были последствия. Моя цель была – во что бы то ни стало принять то, что Я обнаружу, не объясняя это никак. И если Мои открытия окажутся предельно шокирующими и революционными, то этого и следовало ожидать. И хотя они действительно странные, они не абсурдны, напротив, эта «двух-видовая философия» – единственная известная мне, которая работает и в теории, и на практике. Другие приносят мало смысла и ещё меньше пользы.

И если Мои открытия также окажутся невообразимо радостными, могу ли я жаловаться? Должен ли Я отмести их как слишком хорошие, чтобы быть правдой, и начать искать здесь что-либо менее великолепно возвышенное? Нет, бесконечная награда честного Само-исследования должна быть принята без страха, с тем же прямолинейным духом – духом истинного исследования, который доверяет данному, даже если дано ВСЁ.

Одна система отсчёта – здравый смысл, или гуманист, – и ничего не складывается: две системы – человек и божественное, то место и это место – и все кусочки встают на свои позиции. Фальшивое и преждевременное единство делает реальную Единость невозможной. Разделение должно идти первым.

Быть человеком – значит иметь множество неотложных проблем, быть Богом – значит не иметь проблем. Проблемы принадлежат людям, не Мне, и странность заключается в том, что когда Я вижу их в таком свете, они мгновенно решаются, и решаются полностью, единственно возможным способом. Когда Я наслаждаюсь в этой системе отсчёта незапятнанным полотном, а в той – буйством красок, тогда полотно и краска сливаются в совершенную картину. Поскольку нет путаницы между Пустотой здесь и Полнотой там, между божественной Землёй и её человеческой суперструктурой, между этим Центром и теми областями вон там, не остаётся и противоречия между ними, и никаких нерешенных проблем нигде.

Другими словами, Я – Решение всех человеческих проблем, но не на их собственном уровне. Я решаю их, будучи Собой здесь, где никакие проблемы не возникают, и совершенно не соприкасаясь с миром там, где ни одна проблема не решена.

Это не благочестивая банальность, но точный и практичный ответ на великий вопрос, который мучил и преследовал человечество тысячелетиями, это разумное обоснование, которое работает. Возьмём пример: существует ли свобода воли? Эта избитая загадка совершенно нерешаема в пределах одной системы отсчёта здравого смысла, и полностью решаема в двух системах. Свобода – здесь, связанность – там, вот так просто. Дело не в одной сущности, которая частично свободна и частично связанна, но в двух: первая – человек там, полностью связанный, поскольку он является частью мировой системы, а вторая – Бог здесь, который полностью свободен, поскольку не является частью никакой системы, но содержит в себе все системы. И нет никакой третьей позиции между человеческой связанностью и божественной свободой.

Как, возможно, станет яснее в процессе этого исследования, так же обстоят дела с другими великими проблемами, которые будоражат философов и теологов – проблемами знания, времени, пространства, причинности, творения, добра и зла, жизни и смерти и т. д. – они распутываются сразу, когда видятся как не Мои. Они не сбрасываются со счетов, от них не отмахиваются беспечно, но их помещают на место; их видят как то, что они есть, где они есть, и тогда они больше не беспокоят. Вот что означает быть по-настоящему ясно-головым.

Я могу видеть, что человек привязан к миру – к своим конечностям, одежде, мебели, дому, машине, семье, городу и т. д. Я не вижу его отдельно от этих вещей, самого по себе. Когда бы я ни встретил его, он визуально продолжается в своём окружении: его не сдерживает никакой магический круг, не ограничивают человеческие владения, никакой ореол не удерживает повседневный мир на расстоянии. Все его поверхности крайне клейкие. Он встроен внутрь, един со вселенной. Или, скорее, она течёт через него с разной скоростью, и нет ни одной части его, которая не была бы частью потока.

И он подтверждает то, что я вижу. Он добровольно признаёт, что становится сам не свой, когда отлучается от даже некоторых из своих довесков: он страдает, когда они портятся, и радуется, когда они улучшаются, он всегда полагается на них. Потому что они делают из него нечто, продляют его физическую форму в той же мере, как это делают любые конечности из плоти и крови, они продолжают его тело. Ему не следует чувствовать стыд за то, что он держится за них, как будто от этого зависит его жизнь, ведь это аппарат, который ему необходим, чтобы выразить себя, без него не было бы жизни и нечего было бы выражать.

С той же ясностью, с какой Я вижу его привязанность, Я вижу и Свою непривязанность. Я ни к чему не прикреплён, даже оторван от этих окружающих объектов. Я не только не нахожу здесь ничего твёрдого, никакой поверхности, линии или точки, к которым могли бы прицепляться вещи, но и замечаю, что всё, достаточно опрометчивое, чтобы приблизиться к этому пустому Центру, взрывается, опустошается и полностью уничтожается. Я не надеваю Свою шляпу на Свою голову, но теряю и то и другое. Моя еда аннулируется, а не переваривается. Я – не какая-нибудь обычная дыра, но бескрайняя и бездонная шахта, в которую проваливается и исчезает всё приходящее. Река мира не течёт через Меня, она теряет себя в этой огромной Пучине, и из этой Пучины вытекает новая река.

Я обнаруживаю, что когда вижу Себя как непривязанного к миру, Я действительно не привязан. Я замечаю, что не могу устойчиво наблюдать этот центральный Провал, или Разрыв, не наблюдая также, что Я есть Это, и совершенно независим. Будучи сознательно Ничем здесь, Я полностью свободен от всего там. Дело не в достижении этого состояния, но в глубоком приятии его как факта: для Меня видение есть вера плюс знание плюс чувство, или, скорее, это неразделённое Осознавание, в котором теория и практика неразличимы.