Совок 15 (СИ) - Агарев Вадим - Страница 3

Вова, как и было ранее обговорено, тем временем расстилал на столе Иноземцевой газеты и на бланках протоколов допросов выкладывал хлеб, колбасу и помидоры.

А старший из злодеев подхватил со стола бутылку. И внимательно её оглядев, не особо задерживаясь на этикетке, занялся пробкой.

Удостоверившись, что всё идёт так, как и должно было идти, я вышел в коридор и, вставив ключ в дверной замок, дважды его провернул. Теперь предстоит выполнить самую ответственную часть преступного замысла. О которой зависит успех всего нашего сегодняшнего предприятия. Или его полнейший крах…

В предбаннике туалета, там, где располагался фаянсовый умывальник и настенное зеркало, я закрываться не стал. По той простой причине, что ничего предосудительного я пока еще не делал. Зачерпнув каустической соды из тарелки на рядом стоящей тумбочке и, не жалея собственного носового платка, я принялся остервенело натирать стакан. Не только изнутри, но и снаружи. Добившись абсолютной его прозрачности и благородно-хрустального блеска, я взялся за следующий…

Отдраив реквизит до стерильного скрипа, я протёр два стакана изнутри досуха. Именно для этого действа сегодня я захватил с бельевой полки шифоньера не один, а два носовых платка. Внимательно осмотрев на свет гранёную тару и, убедившись в полном отсутствии влаги на внутренней поверхности, я шагнул к двери и только теперь защелкнул шпингалет. Потому как с этой секунды мои манипуляции с питейной посудой переставали быть законными.

Еще раз и со всем тщанием дотошного бармена протерев пару гостевых стаканов, я поставил их на тумбочку. И полез в карман. Из него я достал аптечный пузырёк тёмного стекла с нужным мне лекарством. По рецептуре, которую я хорошо помнил еще с будущих девяностых, для нужного мне результата этого снадобья мне должно будет хватить. Самой малой части содержимого этой склянки. Для нужного эффекта понадобится всего по четыре капли в каждую посудину. Но это, в случае мирного времени и в спокойной обстановке обыкновенного лоховского сообщества. А сейчас мне нестерпимо хотелось перестраховаться и полностью опорожнить флакон в пользу военных.

Скупиться я не стал и накапал в оба стакана сразу по двадцать капель. Руководствовался я не только неприязнью, но и знаниями, почерпнутыми из подробных рассказов клофелинщиков, которых приходилось отлавливать в смутные времена. Работавших в поездах, а так же в сговоре с криминальными блядями и с шулерами-картёжниками. Из тех бесед я четко усвоил, если не главную, то очень важную подробность. Что в результате неукоснительного выполнения всех необходимых и отвлекающих действий, внутри рабочей ёмкости всё равно останется ровно та доза, которая у жуликов считается самой оптимальной. И за которой, скорее всего, не последует летальный финал для клиента из числа лохов-терпил. Хотя, это совсем не факт. Ибо написано в священной Книге, что человек слаб и, что всё в руце божией… Бывало, что и от такой умеренной злодейской дозировки дьявольского зелья некоторые особо нежные терпилы загибались на глушняк. Отчасти именно поэтому никаких разночтений насчет квалификации такой преступной деятельности клофелинщиков, как разбоя, у правоохранителей и у суда не возникало.

Затем я встал напротив окна, до половины замазанного белой краской и, подняв стакан с лекарством на уровень глаз, наклонил его. Примерно на сорок пять градусов. Медленно вращая гранёный сосуд, добился того, чтобы жидкая химия равномерно смочила его внутреннюю поверхность на треть от дна. Со вторым я поступил точно так же. Теперь, несмотря на то, что содержимое стаканов никуда не делось, выглядели они практически пустыми. Чистыми, идеально прозрачными и визуально пустыми. В полном соответствии с тем, как мне и объясняли матёрые клофелинщики из моего далекого прошлого.

Маловероятно, что уголовники осознанно используют законы академической физики. И в данном конкретном случае — коэффициент поверхностного натяжения жидкости. Вполне допускаю, что они и слов-то таких никогда не слышали. Тем не менее, физических принципов пока еще никто не отменил. Хотя некоторые из них нередко и успешно используются преступниками вопреки действующему уголовному законодательству.

Добавив из крана по чуть-чуть воды в другие два стакана, предназначенных мною для себя и для Вовы, я без сожаления вылил остатки снадобья из склянки в раковину. А саму её, от души размахнувшись, швырнул в открытую фрамугу. Не шибко опасаясь за последствия, поскольку в том углу райотдельского двора располагался контейнер для столовских отходов. А этикетку с пузырька, предназначенного для исцеления военных от излишней алчности, я содрал еще вчера.

Назад я вернулся, держа в каждой руке по паре сверкающих свежевымытых стаканов.

Внутри своего кабинета, как и ожидалось, ничего нового я не увидел. Там меня ждали мои гости. Все трое. Беседа у них явно не клеилась. Но меня это совсем не огорчило. Скорее, напротив, успокоило.

Теперь осталось самое малое. Сделать всё правильно и обязательно со стопроцентной достоверностью. Накосячить во время кульминации второго акта нашего военно-милицейского спектакля было бы с моей стороны не только верхом непрофессионализма, но и припадком нелюбви к собственному здоровью. Такого мне здесь точно не простят. Стоит только военным, вышедшим на большую дорогу, заметить какой-то подвох с моей стороны и тогда нам с Нагаевым кранты! Тогда наши с Вовой хладные трупы найдут в этом кабинете. И, вероятнее всего, уже завтра. В промежутке между утренней оперативкой и вечерней.

— О! Вижу, что для праздника у нас всё готово! — отмахнувшись от невесёлых мыслей, с суетливой нетерпеливостью любителя бухнуть, жизнерадостно воскликнул я. Оглядев накрытую на столе поляну с водочными бутылками и закусью, а затем, и присутствующих, я оскалился еще шире. Алкоэнтузиазм буквально перехлёстывал через брючной ремень моих штанов.

— Дверь на замок закрой! — подходя к столу, накрытому немудрёной снедью, скомандовал я Нагаеву, ряженому под упокоенного в дерьме Лунёва. — Не дай бог, кто-нибудь сюда зайдёт! Мне выговор за пьянку на рабочем месте сейчас на хер не нужен!

Пока Вова проворачивал барашек замка, остальные гости с интересом рассматривали меня, будто видели впервые. Надо сказать, без какого-то зримого беспокойства разглядывали. Просто смотрели, как на аквариумную рыбку, которая вот-вот начнёт бить чечетку по водяной глади своим хвостовым плавником.

Однако, показное равнодушие военных разведчиков-диверсантов в заблуждение меня не ввело. Эти ребята далеко не те мои сослуживцы из Советской Армии, с которыми мне оба раза за две жизни довелось отбывать воинскую повинность. У этих, так называемых Николая и Лёхи, не только глаз намётанный, у них еще и чуйка звериная. Других, там, куда этих отобрали из тысяч рекрутов, рутинно отдающих священный долг родине, не держат. Таких, как они, среди обычных строевых прапоров и офицеров, под началом которых служил оба раза, я не встречал. Эти точно, не иначе, как из чернореченского бригады спецназа ГРУ. И не просто из общей кирзовой массы этой бригады, а из её разведбата.

Как бы не старался я в эту минуту выглядеть весёлым и беспечным, но всё же невольно напрягся. Потому как момент животрепещущей истины для всех аттестованных служителей советскому Отечеству, находящихся в этом кабинете, уже наступил. Для всех четверых без исключения.

Широко улыбаясь и непринуждённо держа в пригоршнях за донышки по два стакана, я синхронно и не слишком резко взмахнул руками. Сделав это точно так, как мне объясняли и показывали прожженные клофелинщики и клофелинщицы. Обыденным жестом торопливого выпивохи я вытряхнул на пол из только что вымытой тары оставшиеся там капли воды. И, с небрежной неторопливостью демонстрируя всем присутствующим сверкающую и восхитительно пустую прозрачность гранёных емкостей, расставил их на столе. Как надо расставил.

Не знаю, как это бытовое действо выглядело со стороны, но вроде бы всё у меня получилось. Все четыре мухинских творения смотрелись единообразно до абсолюта. Как братья близнецы из-под одной мамки Веры Игнатьевны.