Осколки счастья - Брюс Ольга - Страница 4

***

Галина заглянула в комнату, где спали Серёжа и Вероника, тихонько прикрыла дверь и села у окна, сжимая в пальцах серый конверт с изображением остроносого самолёта в левом углу. Галина зачем-то погладила его, потом долго сидела, прикрыв ладонью, словно желала почувствовать тепло сына, ещё недавно державшего конверт в своих руках. И только когда сердце перестало больно биться о грудную клетку, Галина надорвала конверт и достала оттуда двойной тетрадный лист в клетку, исписанный почерком Дениса.

«Здравствуй, мама. Прости, что долго не присылал тебе вестей о себе и даже не ответил на твои последние письма, но у меня просто не было на это сил. Да и сейчас каждое слово даётся мне с трудом, все они словно камни лежат на сердце. До сих пор не могу поверить в то, что Лена так поступила с нами. Предательница она, подлая и бессовестная. Нашла момент, чтобы воткнуть нож мне в спину. Ненавижу её за это с каждым днём всё сильнее.

Знаю, что ты не осудишь меня за это и простишь, ведь я просто раздавлен её поступком. И молчать больше нет сил. Получается, только ты всегда была для меня опорой, но я не оправдал твоих ожиданий. Мне страшно думать, как тебе тяжело, ведь ты переживаешь за меня и детей, и, может быть, даже в чём-то винишь себя. Не надо, мама, прошу тебя. То, что случилось, уже не изменить. А мне так нужна твоя вера в меня, вера, которая поможет мне выбраться из этой пропасти.

Мама, сначала я хотел попросить тебя, чтобы ты нашла новый адрес Лены. Думал, что мне обязательно нужно написать ей, попросить вернуться, сказать, что совсем не сержусь на неё и сам виноват в том, что всё так получилось. А теперь понимаю, что делать этого не нужно. Я бы ещё мог простить её за то, что она бросила меня. Но не детей. Им не нужна такая мать-кукушка, а мне -жена, от которой можно ждать только предательства. Пусть даже не думает возвращаться, я всё равно не смогу с ней жить.

Конечно, семь лет – срок немалый, и когда я выйду на свободу, Серёжа и Вероника будут уже совсем большими, но я сделаю всё, чтобы они вспомнили меня и полюбили, как раньше.

Мама, мне очень не хватает тебя, твоих простых слов поддержки и тепла. Пожалуйста, пиши мне обо всём, рассказывай, как у вас дела, дай знать, что у вас всё хорошо. Твои письма – это свет, который помогает мне не терять надежду.

Спасибо тебе за то, что ты была всегда рядом, даже когда я был не в состоянии это ценить. Спасибо за твои молитвы и любовь, которые, я верю, помогут мне пройти через эти самые тяжёлые дни.

Пиши, мама. Жду твоего ответа с надеждой и верой.

Твой сын Денис».

Перечитав письмо несколько раз, Галина прижала его к губам, потом сложила и убрала в конверт, и долго ещё сидела у окна, задумчиво глядя, как по небу бегут суетливые, беспокойные облака. Наконец встала, достала с полки банку с остатками гороха, высыпала его на стол и принялась перебирать, очищая от попавших туда при фасовке зёрен овса и мелких камешков. Сегодня она сварит внукам суп, а чем кормить их завтра несчастная женщина просто не знала.

***

Галина Негода ловко вывернула несколько кусочков раскатанного теста и бросила их в кипящее масло. Она особенно любила этот хворост на кефире, и он всегда получался пышным, мягким и очень вкусным. А самое главное, всего за полчаса можно было приготовить целый таз ароматного лакомства и больше не ломать голову над тем, что же подать мужу к чаю.

Впрочем, сегодня она собиралась угощать не только Виктора, но и приехавшую погостить к ним дочку Викторию. Та была уже на восьмом месяце беременности, ждала двойню, и муж сам настоял на том, чтобы она пару недель провела у родителей, подышала свежим воздухом и отдохнула перед родами после шумного грязного города.

Услышав стук калитки, Галина удивлённо выглянула в окно и недовольно поморщилась, увидев Артёма с маленьким сыном на руках.

– Привет, мам, – обратился к ней Артём, появляясь на пороге.

Галина коротко кивнула ему и снова отвернулась к хворосту, помешивая его в кипящем масле.

– Мам, – просящим тоном заговорил Артём, – можно я оставлю у вас Олега до вечера? Он приболел немного, но сейчас уже температура спала, и он скоро уснёт. Мне нужно просто по делам, я и так уже третий день не появляюсь на работе…

– Нет, – не оборачиваясь к сыну, проговорила Галина. – Я к тебе в няньки не нанималась. У тебя есть жена, да и сам ты вполне самостоятельный. Вот и решай свои проблемы сам. А меня оставь, пожалуйста, в покое.

– Мам, ну зачем ты так? – стиснул зубы Артём. – Разве я в чём-то виноват перед тобой?

– Виноват! – воскликнула Галина. – Виноват! И ты прекрасно знаешь об этом.

Олег испуганно дёрнулся в руках отца, и Артём попросил её:

– Пожалуйста, не кричи. Олежка боится резких звуков.

– Вот и идите к себе, – показала сыну на дверь Галина. – Ты никогда не ценил того, что я делала для тебя. Считал меня вздорной, глупой. И даже злой. А я всегда желала тебе только добра. И что я получила за это? Ты первый отвернулся от меня. А теперь это сделаю я. Уходи. К нам приехала дочь. Она спит, и я не хочу, чтобы вы помешали ей отдыхать.

– Мам, но я тоже твой сын, – с трудом выговорил Артём.

– Нет, – ответила ему Галина, глядя прямо в глаза. – Это у меня когда-то был сын, а теперь его нет.

Илья вошёл в класс и привычно направился к своей парте, последней в крайнем ряду у окна. Никто из ребят не поздоровался с ним, и он тоже ответил им на это полным равнодушием.

Так было с того самого дня в декабре, когда он впервые переступил порог этой школы. Его сюда привела мама Юля, и Илья видел, как сильно она волнуется и переживает за него. А вот он сам нисколько не волновался, это чувство было ему незнакомо. Илья – боялся. Боялся не только взрослых, но и сверстников, и ничего не мог с этим поделать. Чтобы хоть как-то обезопасить себя, он прятался от всех под невидимый панцирь, превращаясь в рака-отшельника, который комфортно чувствовал себя защищённым только в полном одиночестве.

А мама Юля как будто не замечала этого и, проводив его до класса, легонько подтолкнула к двери:

– Иди к ребятам, сыночек. Смотри, сколько новых друзей теперь будет у тебя.

Илья бросил на неё испуганный взгляд. О чём она говорит? У него никогда не было друзей и никогда их не будет.

Но мама Юля подтолкнула его снова:

– Ну же, иди. Уже прозвенел звонок. А хочешь, я дождусь учительницу вместе с тобой?

Илья отчаянно затряс головой и, с трудом сдерживая себя, чтобы не зажмуриться, перешагнул порог класса, стараясь ни на кого не смотреть. Детвора, напротив, с любопытством рассматривала коротко стриженного глазастого мальчишку со сжатыми в ниточку губами.

– Тебя что, всегда налысо стригут? – повернулся к Илье рыжеволосый вихрастый мальчик, когда тот занял свободное место за партой рядом с какой-то девочкой. Илья ничего не ответил, и тогда вместо него сразу всем ответил сосед рыжего:

– Да у него просто вши! Вот его и побрили!

Девочка, делившая теперь парту с Ильёй, взвизгнула и, вскочив с места, быстро пересела подальше от опасного новенького. Весь класс рассмеялся, и только когда в кабинет вошла учительница, дети немного притихли. Лишь неугомонный рыжий громко крикнул ей с места:

– Валентина Ивановна! А у новенького вши!

– Чудинов! Прекрати сейчас же! – одёрнула его учительница и окинула строгим взглядом остальных учеников. – Быстро все успокоились! Устроили тут балаган! Илья Синельников воспитывался в детском доме, а там всех мальчиков так подстригают. Надеюсь, мне не нужно объяснять, как вы должны относиться к своему новому товарищу. А ты, Илья, не переживай, твои волосы быстро отрастут, и ты будешь как все.

Илья опустил голову, внимательно рассматривая царапины на парте. Нет, никогда он не сможет быть как все, потому что он другой, несчастный, никому не нужный заика, привыкший молчать и совсем разучившийся улыбаться.

Скорее бы уже закончились все эти уроки, чтобы он смог наконец-то уйти домой и, спрятавшись в своей комнате даже от мамы Юли, вернуться к чтению любимых книг про приключения индейцев, Тарзана или Тома Сойера и Гекльберри Финна.