Пожалуйста, не уходи (ЛП) - Сальвадор Э. - Страница 57

Ее взгляд скользит по черной облегающей ткани «Драй-ФИТ⁹⁰», прежде чем встретиться с моим.

— Нравится, Джози? — нагло спрашиваю я.

Она закатывает глаза, но я успеваю заметить легкий румянец на ее щеках.

— Не уходи от темы. Твоя очередь.

Я и не уходил, но в то же время да, уходил. Мне нравится, что она меня разглядывает, и в то же время нет. Все же продолжаю делиться с ней своими чувствами, и по какой-то неведомой мне причине тревога ослабевает.

— Отец хотел, чтобы мы с Эдрианом играли в футбол. Постоянно усаживал смотреть матчи, учил нас, из последних сил собирал деньги, чтобы записать в команду. Нам это в целом нравилось: мы играли и в средней, и в старшей школе, но сердцем отдали себя бейсболу. Ты бы видела его лицо, когда мы сказали, что хотим заниматься им, а не футболом. Словно признались, что стали фанатами «Америки». Он, кстати, болеет за «Чивас», — добавляю я, заметив ее недоумение. — Они соперничают в Лиге, это высший дивизион мексиканского футбола. Ты не следишь, правильно?

Она качает головой.

— Ни за этим, ни за чем другим. Но сегодня посмотрела кое-что действительно крутое. С битой. И с бейсболистом ростом где-то сто девяносто сантиметров.

Губы сами растягиваются в улыбке. В ней нет ничего наигранного.

— Ты смотрела, как я играю?

— Смотрела, — она перекатывается с пятки на носок. — Ты вроде бы неплох.

Я фыркаю, оскорбленный.

— Вроде бы неплох? Джозефина, ты вообще за какой игрой следила? Это не то слово, которым стоило бы описать мою сегодняшнюю – или какую бы то ни было еще – игру.

Ее губы складываются в тонкую линию, но дрожат, и щека подергивается.

— Не заставляй меня это говорить. Ты и так слишком самодоволен. Если продолжать тебя возносить, возомнишь о себе слишком много, и именно мне придется иметь дело с твоим завышенным самомнением

Впервые за весь день я чувствую легкость. И искренне улыбаюсь.

— Я-то заставляю?

— Заткнись, — бурчит она, хмурясь так, будто эти слова стоили ей усилий.

Моя ворчливая девочка.

— Сколько ты посмотрела?

— Пропустила только первые пять–десять минут, — она снимает заколку-ракушку, и длинные волнистые пряди, собранные ею, падают на плечи. — Я сняла одну вещь, — добавляет она, словно слыша мой невысказанный вопрос.

— Я думал, речь только об одежде? — все равно спрашиваю я.

Джозефина пожимает плечами, и на ее губах на миг вспыхивает хитрая улыбка, прежде чем они снова сжимаются в тонкую линию.

— Я не соврала, сказав, что почти не смотрю телевизор. Мама не разрешала. Считала, что это пустая трата времени, и я должна сосредоточиться на плавании. Вместо этого ставила записи моих выступлений и соревнований других пловцов, заставляла часами их разбирать. Так что, видимо, я просто привыкла обходиться без телевизора. Я никогда даже пульт в руках не держала.

Отец временами вел себя так же с футболом, потом с бейсболом, но мама все-таки заставляла его позволять смотреть и другое. Я благодарен за это, потому что иногда чувствовал, как начинаю выгорать. Интересно, Джози тоже выгорела? Поэтому бросила плавание? Хочу спросить, но мы же договорились не задавать вопросов. И я вижу, что ей это далось нелегко. Сейчас она словно меньше похожа на себя, больше на ту девушку, что стояла передо мной семь недель назад.

Быстро, думай.

— Знаешь, теперь придется это исправить.

Она смотрит с недоумением.

— Исправить что?

— То, что ты не смотришь телевизор. Уверен, ты никогда не видела ни одного фильма из серии «Пункт назначения»? — в качестве ответа она отрицательно качает головой. — Ты была лишена привилегии стать травмированной, как все мы. Это нужно срочно исправить. Сцена с бревном⁹¹ сведет тебя с ума.

— Сцена с бревном? — в ее голосе уже сквозит любопытство.

— Да, она сумасшедшая и до ужаса травмирующая. Еще есть сцена на мосту и... ладно, я замолчу. Не хочу спойлерить. В общем, вечером у тебя не должно быть никаких планов, а если есть, отмени.

Она в изумлении приподнимает бровь.

— Будут еще требования?

— Пока нет, но если что-то придумаю, сразу сообщу, — отвечаю я с невозмутимым видом. — Значит, так: ты, я и диван. Это свидание.

Я слышу, как у нее перехватывает дыхание, замечаю, как резким вздохом вздымается грудь, прежде чем опуститься.

— Мы живем вместе. Не обязательно называть это свиданием.

— Сегодня День святого Валентина. Проведи со мной время, Джоз, — игриво добавляю я.

Я бы предпочел, чтобы все было по-настоящему. Хочу, чтобы все было по-настоящему. Хочу и нуждаюсь в ней, но... я слишком сломлен. Поэтому притворство, наверное, единственный способ, каким я смогу ее удержать.

— А в свидание входят еда и напитки? — так же игриво спрашивает она. Хотя клянусь, в словах есть что-то еще, какой-то подтекст, но уверен, что просто накручиваю себя. — Вообще, наверное, за них должна платить я. В конце концов, ты достал...

— Джозефина, нет. Как моя спутница, ты обязана только улыбаться и позволять тебя баловать. Ты не заплатишь ни копейки. Так что спорить бесполезно. Это мое второе требование. А третье, продолжай называть меня сексуальным.

Джози прикусывает губу, словно едва сдерживая улыбку.

— Знаешь, ты очень напористый и вовсе не такой скромный, как о тебе говорят.

— Как это «говорят»? Что ты имеешь в виду? — я наклоняю голову, с подозрением глядя на нее. Щеки у Джози пылают, взгляд отводится в сторону.

— Ты должен что-то снять.

— Джозефина, — я делаю шаг вперед, становясь так близко, что могу схватить ее. — Откуда ты это знаешь? А?

— Я не стану отвечать на этот вопрос. Ты и так знаешь ответ.

— Скажи.

— Снимай что-нибудь.

— Не сниму, пока не скажешь.

Она тихо стонет, и взгляд сталкивается с моим.

— Я искала о тебе информацию. Доволен?

Я усмехаюсь, стараясь держать лицо, хотя внутри будто взрываются фейерверки втрое ярче обычного.

— Расскажи подробнее. Что еще выяснила?

— Снимай что-нибудь. Я закончила этот разговор. Ты, я, диван. Сегодня свидание, ясно? Давай двигаться дальше.

Я не спорю и сбрасываю кроссовки, пихая их в кучу вещей. Слишком самодовольно улыбаюсь, но улыбка тут же сходит с лица, поскольку знаю, что настала моя очередь делиться. Всегда легче, когда речь не обо мне.

Я отворачиваюсь от пронзительного взгляда, ненавидя то, что она наверняка читает мои мысли и чувства. Жаль, что я не такой, каким кажусь. Внутри все иначе. В голове темнота, я едва держусь на поверхности, а вода мутная, вязкая. И тучи над головой только сгущают мрак.

Она все смотрит на меня с тем же бесконечным терпением. Я заметил, что обычно его немного. Но для меня в ее глазах целый океан терпения. Я его не заслуживаю.

Что сказать? Что сказать? Что сказать?

Лучше бы это был я, а не Эдриан. Если бы можно было, я бы без колебаний поменялся с ним местами.

Я сжимаю челюсть, глотаю эти слова и выдавливаю другие:

— Когда я был в восьмом классе, а Эдриан в седьмом, папа разрешил нам прогулять школу. Не сказал зачем, только велел собрать сумки, поскольку мы уезжали на выходные. Мы не задавали вопросов и сделали, как он сказал, — в горле встает ком, пока память прокручивает картинки из воспоминаниц. — Четыре часа на машине, и мы уже в Монтерее, потому что у МПУ был День открытия, — переносица горит. — Папа достал билеты на всю серию игр. Хотел, чтобы мы увидели свое будущее. Мы с Эдрианом были в полном восторге, поскольку это первая поездка вдали от дома. Впервые смотрели бейсбол не по телевизору. Впервые видели, как играет команда нашей мечты, — в горле встает ком. — И впервые, когда у папы с мамой нашлись деньги свозить нас куда-то, не думая о счетах. Мы понимали, что нельзя принимать это как должное, — я тяжело выдыхаю и сухо усмехаюсь. — В тот день мы с Эдрианом поклялись друг другу, что однажды будем... — зубы стучат, грудь сжата так крепко, что я едва могу вдохнуть. — Однажды будем здесь, играть вместе. А теперь мы... — я задыхаюсь, но прочищаю пересохшее горло. — Не вместе, — я сглатываю ком в горле и заканчиваю: — Дни открытия для меня странное время.