Пожалуйста, не уходи (ЛП) - Сальвадор Э. - Страница 56

— Бывших, которые... — он обрывается, взгляд ускользает в сторону, пальцы барабанят по бедру. — Останутся бывшими, да?

— Ты же не хочешь вернуть Аманду? — сама не понимаю, зачем спрашиваю; и так ясно, что нет.

— Черта с два, — он отвечает, не моргнув, и тут же морщится. — Слишком жестко?

— Нет. Мне кажется, даже мягко сказано. К черту Аманду. К черту Брайсона. К черту обоих.

— Ага, к черту их, — он кивает, на губах мелькает усмешка. — Значит, я могу быть уверен, что ты не собираешься возвращаться к Брайсону?

— Нет. Я заблокировала его номер и во всех соцсетях, — признаюсь я.

Его брови приподнимаются, и на миг Дэниел выглядит искренне обрадованным этой новости.

— Правда?

— Ага, он слишком старается. Никогда не думала, что чрезмерное внимание может вызывать отвращение, но теперь знаю.

Дэниел сжимает губы, пытаясь сдержать смех, но тот все равно прорывается.

— Я так тобой горжусь. Стоит последовать твоему примеру, — он достает из кармана телефон, открывает ее контакт и блокирует номер, а потом быстро проходит по соцсетям и делает то же самое.

Ого.

— Я думала, ты здесь не один, — признаюсь я и тут же сжимаюсь от стыда. Может, не стоило заводить об этом речь.

Он смотрит озадаченно.

— А с кем бы я был?

Я верчу кольцо на пальце.

— Я была в «Солти Римс» и услышала разговор о... — зачем я это говорю? Но все же быстро пересказываю, что подслушала, и тут же заливаюсь краской, поскольку теперь-то он понимает, что я слушала слишком внимательно.

Секс меня не смущает. У меня с ним нет проблем, но обсуждать его с парнем, о котором мечтаю и которому мысленно отдаюсь, это странно.

— Я говорил, что не буду никого приводить, и именно это имел в виду. Да и настроения не было. Даже если бы было, они не те, кого... Просто не хотелось.

Я убираю волосы за ухо.

— Хочешь поговорить об этом?

— О сексе?

— Нет, но если хочешь, можем. Я про песок в твоих глазах.

Веселье мгновенно сходит с его лица.

— Не очень. Это был просто песок.

Глубоко вздохнув, я вытираю ладони о бедра и поднимаюсь.

— Вставай, — требую я. — Немедленно.

Дэниел послушно подчиняется, лишь смотрит на меня недоуменно.

— Что мы делаем? — солнце садится за его спиной, золотым ореолом вычерчивая силуэт.

— Ты, как и я, не любишь говорить о себе, но пусть я не психолог, я рядом.

— Все в порядке. Я в порядке. Честно, — он улыбается.

Я качаю головой, нервно сжимая кулаки по бокам.

— Всю свою жизнь я была на домашнем обучении, и, думаю, поэтому такая необщительная и не умею заводить друзей. А мама говорила, что друзья будут мешать сосредоточиться на плавании. Снимай худи.

Он смотрит на меня в изумлении, тихо и неверяще выдыхая:

— Что?

— Я рассказала немного о себе; теперь твоя очередь. Ты мне что-то даешь, я отвечаю тем же. Я не буду перебивать или задавать лишних вопросов. Договорились? — сердце бешено колотится, ладони липкие от пота. В голове звенит тревожная сирена, предупреждающая не делиться лишним, но я хочу помочь и ему открыться.

Неуверенно Дэниел стягивает худи и бросает его на траву.

— Ладно, договорились.

Дэниел

— Я не считаю тебя необщительной.

— Ты встретил меня в худший период жизни, поэтому не думаю, что твое суждение обо мне может быть объективным, — она скрещивает руки на груди, словно замыкаясь в себе. — Но я закончила делиться; теперь твоя очередь.

Меня выбивает из колеи то, что Джозефина рассказала о себе без уговоров и вытягивания хотя бы крупицы жизни. Но тревога поднимается вовсе не из-за этого, нарастая с такой силой, какой я не чувствовал уже очень давно.

Я не люблю говорить о себе, особенно об Эдриане. Не потому, что не хочу вспоминать брата и все хорошее, что он успел сделать за свою короткую жизнь, а потому, что чувствую себя, как выжатый лимон. Меня выбивает это из колеи, и потом днями приходится собирать себя заново.

Именно поэтому тогда ушел из дома; я задыхался и был в шаге от панической атаки.

День открытия всегда так на меня действует. Но потом отпускает. Поэтому я предпочитаю оставаться в одиночестве, чтобы никому не приходилось обо мне заботиться.

Возможно, стоило и сегодня уйти куда-то еще, потому что я вижу на лице Джози тревогу. Я не хочу взваливать на нее груз своих проблем; у нее их и без меня хватает. Не хочу становиться причиной того, что ее жизнь усложнится.

Я не ее проблема.

Я делаю глубокий вдох, перебирая в голове темы, о которых можно сказать вслух, не касаясь своего удушья... Прокашливаюсь.

— Лево и право — я вечно путаю эти слова по-испански. Derecha⁸⁶ и izquierda⁸⁷. Какое из них какое? И не заставляй меня начинать с шестидесяти и семидесяти. Sesenta⁸⁸ и setenta⁸⁹? Ну кто это придумал и зачем делать их такими похожими? Я прав? — нарочито игриво говорю я, надеясь, что не выдам больше необходимого. — Теперь твоя очередь...

— Дэниел, — безразлично произносит она. — Пусть прекрасно понимаю, о чем ты, поскольку и меня раньше сбивали с толку, я имела в виду не это.

— Знаю, прости. Просто мне особо нечего рассказать.

Она поднимает бровь.

— Что? — спрашиваю я.

— Я тоже так раньше говорила.

О...

На мгновение воцаряется тишина. Крики чаек и шум океана вдали заполняют пространство между нами.

Она не произносит ни слова. Просто смотрит на меня спокойно, терпеливо, словно у нее есть все время в мире. В ее позе и взгляде читается: не торопись; я рядом, я с тобой.

Я запрокидываю голову, раздумывая, что делать. Часть меня хочет отступить, но другая так устала. Я не могу натягивать улыбку или делать вид, что все под контролем, потому что это не так.

— Детство было тяжелым. Мои родители работали в полях, собирая фрукты и овощи. Зарабатывали копейки; хватало только на еду и оплату самого необходимого. У нас не было отпусков. Не было новой одежды к первому сентября; всегда все поношенное. На Рождество подарки почти не дарили. На дни рождения мама пекла нам торты. Ты понимаешь. Потом они скопили достаточно, чтобы открыть свой бизнес, пекарню. Им не хватало хлеба, к которому привыкли в Мексике, и если купить его было невозможно, они решили печь сами. У отца был опыт работы в пекарне еще там, в Мексике. Так как это была единственная пекарня в районе, где жили в основном латиносы, дело пошло. Сейчас у них все отлично; открыли еще несколько филиалов, купили фургоны для развоза хлеба по округе. Даже есть фудтрак для таких мероприятий, как сегодняшний костер.

Брови Джози чуть приподнимаются, во взгляде читается удивление вперемешку с одобрением. Она стягивает с плеч темно-зеленую рубашку на пуговицах, расправляет закатанные рукава и снимает ее. Бросает рядом с моим худи.

Поправляет лямку топа на плече, плотно сжав губы в раздумьях.

— Моя мама иммигрировала одна. Не то чтобы она этого хотела, но семья ее не поддержала и решила остаться Мексике, продолжив едва сводить концы с концами. Когда она оказалась здесь, единственное место, где можно было работать несовершеннолетней, были поля. А однажды ночью она пробралась в бассейн при старшей школе. Тренер по плаванию застал ее, но вместо того, чтобы вызвать полицию, велел плыть еще. В общем, как любила повторять мама, тренер пожалел ее, стал спонсором, и дальше ты сам знаешь.

Знаю, многое выяснил, когда собирал информацию о Джози. Не назвал бы это сталкингом – в конце концов, все было в открытом доступе. Клаудия была невероятно талантливой пловчихой. В плавании я понимаю мало, но олимпийские золотые медали отличу, а у нее их много, и это не считая остальных наград.

Поднимая руку над головой, я хватаюсь за ворот футболки с длинным рукавом и стягиваю ее через голову, бросая поверх остальной одежды.