Жена ярла (СИ) - Левина Кира - Страница 3

Они вышли на галечный пляж, и ветер тут же с яростью рванул полы её плаща. Самый крупный корабль, рассекая воду, плавно причалил, и по узкой сходне на берег ступил мужчина. Высокий, мощный, в кольчуге, отороченной медвежьим мехом. Его иссиня-чёрные волосы были стянуты у затылка, а лицо, с резкими, будто высеченными из гранита чертами, не выражало ровным счётом ничего. Ни любопытства, ни нетерпения, ни даже обычной усталости после долгого пути.

Пустота.

Сигурд сделал шаг вперёд.

Его осанка мгновенно выпрямилась, стала собранной и угрожающей, словно у старого волка, почуявшего другого, молодого и голодного хищника.

— Хальвдан, — будто с трудом выдохнул он.

И имя это прозвучало не как приветствие, а как ругательство, как вызов.

Тот, кого назвали Хальвданом, едва заметно кивнул.

— Сигурд.

Его голос был низким и глухим, будто доносился из-под земли.

Они не подали друг другу руки, не обменялись никакими иными приветствиями. Они просто стояли, измеряя друг друга взглядами, и ненависть, густая и осязаемая, как морская соль на губах, витала в воздухе между ними.

Затем Хальвдан медленно, не спеша, перевёл взгляд на Леру. Его глаза, холодные и светлые, скользнули по ней с головы до ног — быстрый, оценивающий, абсолютно безразличный взгляд, каким осматривают новую лошадь или мешок с зерном, который предстоит купить. В них не было ни интереса, ни неприязни. Было ничто. И от этого "ничто" по её спине пробежал ледяной холод, куда более страшный, чем любая ярость или вражда.

Не сказав больше ни слова, Хальвдан пошёл в сторону замка. Его плащ развевался на ветру, как тёмное знамя. Его воины молчаливой толпой двинулись за ним. Сигурд, бросив на Леру предупреждающий взгляд, последовал за ними и тихо рявкнул через плечо Гуннхильд, стоявшей поодаль:

— Отведи её.

Ветер, словно торжествуя, с новой силой взвыл в ушах, завывая в такт отчаянному стуку Лериного сердца.

История не просто приплыла ей навстречу. Она вломилась в её жизнь, без спроса диктовала правила, и теперь ей предстояло выйти замуж за этого человека.

Служанка молча, но решительно взяла её под локоть и поволокла обратно, вглубь холодных и бездушных каменных стен замка.

Лера бросила последний взгляд на свинцовые воды фьорда и уходящие в туман зловещие силуэты драккаров, всем своим новым существом охваченная всепоглощающим ужасом и леденящей душу безысходностью.

Её притащили обратно в ту самую комнату, где всё и началось. Воздух здесь казался ещё более спёртым, пропахшим старым страхом и свежим отчаянием. Теперь в движениях служанок не было и тени подобия участия, что мелькнуло утром.

Лишь ритуальная безжалостность.

Гуннхильд грубо стянула с Леры тяжёлое повседневное платье и колючую шерстяную рубаху, и она снова оказаласть стоять перед ней в чужой коже, дрожа от холода и унижения. Служанка достала из сундука полотняный мешочек, набитый сушёными травами, и принялась натирать ей кожу. Воздух заполнился терпким ароматом мяты и чего-то смолистого, похожего на можжевельник. Обряд очищения. Смыть с невесты всё прошлое, все грехи и слабости.

Потом принесли новую рубаху. Но это была не грубая небелёная ткань, а мягчайший и тонко выделанный лён. Его скользящее прикосновение к голой коже показалось Лере почти кощунственной роскошью. Гуннхильд натянула её на неё, и ткань легла свободными, но удлинёнными рукавами, почти до самых костяшек пальцев.

Затем настал черёд платья. Его извлекли из огромного сундука, словно реликвию. Тёмно-красное, как спелая морошка. Его ткань была плотной и тяжёлой, и когда Гуннхильд и Эрна водрузили его на Леру, вес одежды буквально пригвоздил её к полу. Длинное, с широкими полами, оно было подпоясано не простым ремнём, а сложным плетёным кожаным поясом с массивной бронзовой пряжкой, украшенной переплетёнными звериными головами. На плечи Гуннхильд набросила пару фибул. Изящные, позвякивающие серебряные броши, соединённые тонкой цепью.

— Волосы, — коротко скомандовала Гуннхильд.

Леру усадили на табурет, и та принялась за работу. Её пальцы безжалостно распутывали косу, а затем начали расчёсывать волосы. Каждый взмах гребнем казался попыткой вычесать из неё дух прежней Астрид, её страх и её боль. Волосы не стали снова заплетать в косу. Гуннхильд разделила их на пряди и переплела тонкими шёлковыми лентами того же кроваво-красного оттенка, что и платье.

Когда она закончила, в её руках появился венец. Тонкий серебряный обруч. Защита и благословение. Он был холодным и невероятно тяжёлым, когда она водрузила его Лере на голову. Его давление на виски казалось железным обручем, навсегда закрепляющим её участь.

Последним аккордом она вложила ей в левую руку железный ключ, как символ новых обязанностей. Хозяйки кладовых и хранительницы ключей от дома Хальвдана. Лера сжала его в ладони, почувствовав, как его грубые грани впились в кожу.

Гуннхильд отступила на шаг, окинув её оценивающим взглядом. В её глазах не было одобрения. Лишь холодное удовлетворение от правильно выполненной работы.

— Готово, — хрипло произнесла она. — Теперь вы невеста.

В этот момент дверь распахнулась, и в проёме показался Сигурд. Его взгляд скользнул по Лере, и она поймала в нём некое подобие мрачного удовлетворения.

Воздух в главном зале был густым от дыма очага, запаха влажной шерсти, древесной смолы и кислого мёда. Здесь собрались все мужчины рода Сигурда и те, кто приплыл с Хальвданом — две группы воинов, стоявшие по разные стороны залы, как два враждебных стада. Всех их взгляды, тяжёлые и любопытные, были прикованы к Лере.

Она быстро нашла глазами Хальвдана в самом центре зала. На нём была чистая рубаха из тонкого льна, а поверх надет тёмно-синий плащ, скреплённый на плече массивной серебряной фибулой. В его руке она увидела то, от чего похолодела. Длинный ритуальный меч.

Сердце забилось где-то в горле, сжимаясь в комок леденящего страха. Она читала об этом и рассказывала студентам на лекциях сухим академическим тоном: "Брак в скандинавском обществе был прежде всего договором, сделкой между семьями, скреплявшейся обменом обещаний и обязательствами..."

Теперь эти "обязательства" стояли перед ней в образе молчаливого великана с мечом.

Сигурд грубым движением взял её за локоть и подвёл к Хальвдану. Они стояли лицом к лицу, но он смотрел куда-то поверх её головы. Она видела только резкую линию его скулы и неподвижную складку у губ.

Старейшина, жрец — Лера не разобрала — начал говорить. Его голос, хриплый и ритмичный, бубнил слова, которые она знала, но сейчас они казались заклинанием из кошмара. Он призывал богов — Фрейра и Фрейю, дарующих плодородие, Ньёрда, бога моря и достатка, Тора — освятить этот союз. Он говорил о долге, о чести, о потомстве.

Потом наступила очередь клятв. Сигурд выступил вперёд. Его голос гремел под сводами, не оставляя места для возражений.

— Я, Сигурд, сын Торстейна, отдаю свою дочь, Астрид, в жены Хальвдану, сыну Эйрика!

Он говорил не о любви или счастье. Он говорил о союзе, о выгоде, о приданом, о прекращении распрей, о силе, что возрастёт, когда их кланы объединятся против общего врага, Ингвара.

Когда Сигурд закончил, все взгляды переметнулись на Хальвдана. Тот медленно перевёл глаза на Леру. В них по-прежнему не было ничего, кроме холодной решимости.

— Я, Хальвдан, сын Эйрика, принимаю Астрид, дочь Сигурда, в жены, — его голос был тихим, но каждое слово падало, как молот. — И даю вено.

Он перечислил скот, оружие и долю будущей добычи, которую передавал её отцу в качестве платы за неё, после чего сделал шаг к ней.

Дыхание Леры прервалось.

Хальвдан поднёс к её лицу рукоять своего меча.

"Положи руки на гарду, — прошептала где-то в памяти заученная фраза из трактата. — Символизируя свою верность и принятие его защиты".

Её ледяные пальцы послушно скользнули по холодному металлу.