Жена ярла (СИ) - Левина Кира - Страница 2

Наконец, он остановился у другой, такой же массивной двери, открыл её, втолкнул Леру внутрь и отпустил, будто сбросив с себя что-то гадкое. Она едва удержалась на ногах и инстинктивно обхватила себя руками, пытаясь сохранить остатки тепла.

— Служанки приведут тебя в порядок, — бросил он, стоя на пороге. Его тяжёлый и презрительный взгляд скользнул по её фигуре. — Чтоб к утру от этой... слабости не осталось и следа. Поняла меня, Астрид? Или ты хочешь окончательно опозорить наш род, выставив себя перед Хальвданом жалкой и обезумевшей овцой?

Он не ждал ответа. Массивная дверь захлопнулась с глухим стуком. Щёлкнул засов.

Лера осталась одна.

Дрожь, которую она сдерживала из последних сил, вырвалась наружу, сотрясая всё её тело, заставляя зубы выбивать беспомощную дробь.

"Наш род?"

Выходит, она, точнее... эта Астрид, была его дочерью? Лера с трудом припоминала лицо своего собственного, давно умершего отца. А это чужой яростный мужчина вдруг оказался её родичем. Ко всему прочему, она понятия не имела, как выглядела она... здесь.

Она медленно, словно во сне, обвела взглядом свою новую темницу. Она была чуть больше предыдущей, но такой же безжалостно скудной. Грубая деревянная кровать с тонким матрасом, набитым соломой. Тощий, почерневший от времени сундук. Маленький столик с глиняным кувшином и помятой медной чашей. Ни стула, ни ковра, ни занавесок на крошечном оконце.

Ничего лишнего.

И ничего родного.

Наполнив чашу дрожащими руками, она заглянула в своё отражение.

Из помутневшей, покрытой пятнами меди на неё смотрело чужое лицо. Худое, бледное, как полотно, с заострившимися скулами и огромными, полными немого ужаса светлыми глазами. Прямой нос. Тонкие, бескровные губы. Спутанные пряди рыжеватых волос.

Это было её лицо.

Но не её.

Это была она.

Но не она.

Измождённая, истощённая, чужая.

Лера провела пальцем по впалой щеке.

Холодное отражение повторило движение.

И тогда до неё окончательно дошло, обрушившись всей тяжестью.

Каменные стены. Чужой язык. Чужое имя. Чужое тело.

"Астрид", — назвал он её.

Она не просто оказалась в другом месте. Она оказалась в другом времени. В теле другой девушки.

Всё, что у неё теперь было, — это скудная комната, окровавленная рубашка и всепоглощающий ужас.

Сон был беспокойным и обрывистым, полным теней и далёких криков. Из блаженного, с трудом наступившего забытья Леру вырвал грубый толчок в плечо. Сердце бешено заколотилось где-то в горле.

Она вскинулась на жёсткой кровати.

Нет, это всё не приснилось.

В тусклом утреннем свете, едва пробивавшемся сквозь щель в ставнях, на неё смотрело чужое лицо средних лет.

— Довольно валяться, госпожа. Вставайте, — проскрипела женщина.

Воспоминания о вчерашнем вечере были смутны, словно подёрнуты дымкой, но она вспомнила, как эта служанка долго ворчала, промывая и заматывая её запястья грубыми полосками ткани.

Леру, не церемонясь, стащили с ложа и поставили на колени на каменный пол. Прежде, чем она успела опомниться, в комнату вошли ещё две женщины с дымящимися кувшинами. Одна из служанок, совсем юная девочка, молча стянула с неё окровавленную рубашку. Лера инстинктивно сжалась, прикрывшись руками, но болезненный щипок в плечо от старшей заставил её выпрямиться. Стыд здесь явно был роскошью.

Лера украдкой взглянула на своё новое тело. Худое, с резко очерченными ключицами и бледной и почти прозрачной кожей, на которой проступали синеватые прожилки вен. И те самые тонкие, слегка зажившие, красные линии на запястьях. Немое послание от прежней хозяйки этого тела. Она отвела взгляд, почувствовав, как в горле встал горький ком.

Её обтёрли тряпьём, смоченным в ледяной воде, пахнущей полынью. Потом натянули длинную и колючую рубаху из небеленой шерсти, а сверху надели тяжёлое, как панцирь, платье тёмно-синего цвета, подпоясанное простым кожаным ремнём. Спутавшиеся волосы с силой расчесали гребнем, вырывая пряди, и заплели в тугую косу, стянув у висков тонкими металлическими обручами, впивавшимися в кожу.

— Ярл Сигурд ждёт, — коротко бросила разбудившая её женщина, когда облачение было завершено. И вдруг её голос, дрогнув, неожиданно смягчился: — Постарайтесь сегодня хоть что-нибудь съесть. Силы понадобятся.

Лера лишь молча кивнула, не в силах вымолвить и слова.

— Эрна, отведи госпожу к столу, — снова став жёсткой, приказала она младшей служанке.

— Да, Гуннхильд, — девчушка покорно склонила голову и потянула Леру за собой к двери.

Та послушно пошла следом, цепляясь взглядом за шероховатые камни стен, за потёки смолы на факелах, пытаясь осмыслить услышанное. Незнакомые имена — Гуннхильд, Эрна, Сигурд — не удивили, лишь просто зацепились за память. Но куда страннее было то, что её приказали отвести к столу, словно несмышлёного ребёнка. Прежняя Астрид, видимо, была совсем беспомощной. Эти порезы на запястьях, эта явно нежеланная свадьба... Всё складывалось в картину безрадостной и отчаявшейся жизни.

Эрна долго вела её по продуваемым сквозняками коридорам, не отпуская руку. Наконец, они спустились в залу, где за длинным и грубо сколоченным столом сидел... её отец. Ярл Сигурд. При дневном свете, падавшем из высокого зарешеченного окна, он казался не таким свирепым, каким запомнился в гневе. Скорее... усталым и потрёпанным жизнью. Перед ним стояла деревянная миска с какой-то кашей.

Он молча, движением головы, указал ей на место рядом с собой.

Лера робко опустилась на скамью. Сигурд, не глядя, подвинул в её сторону краюху чёрного хлеба и кусок сыра.

— Ешь, Астрид, — произнёс он с горькой усталостью.

Она взяла хлеб дрожащими, всё ещё онемевшими от холода пальцами. Ярости вчерашнего дня в нём уже не было. Лишь тяжёлое, каменное бремя необходимости, давившее на плечи.

Могла ли она попытаться умолять его не выдавать её замуж? Упасть на колени и выкрикнуть правду? Что она не его дочь. Что всё это чудовищная ошибка! Пронзившая её мысль была тут же раздавлена холодным и беспощадным рационализмом.

Нет.

Вчерашняя ярость, тот животный ужас, что исходили от него в темноте башни, были отнюдь не игрой. Этот человек был способен на всё.

На всё.

— Ты думаешь, я чудовище, — словно прочитав её мысли, проскрипел Сигурд, уставившись в свою деревянную кружку. — Но некоторые решения принимаются не ради удовольствия, а ради выживания. Рода. Очага. Нашего выживания. Ты поняла меня?

Лера не ответила.

Она лишь смотрела в его глаза — холодные, стального цвета, лишённые всякой теплоты, — и не могла поверить в происходящее. Ещё вчера она обсуждала с Гариком тонкости эддической поэзии, а сегодня сидела напротив настоящего ярла в ледяном замке накануне собственной свадьбы.

Не услышав ответ, Сигурд подался вперёд.

— Я спрашиваю, ты поняла меня, Астрид?

Она кивнула, не в силах отвести от него взгляд.

Он прищурился — ей показалось, в его взгляде мелькнуло мимолётное удивление, — затем одним махом опрокинул содержимое кружки в горло и грузно поднялся, отодвинув скамью с оглушительным скрежетом, эхом разнёсшимся по пустому залу.

— Поторопись. Нам пора.

Гуннхильд, словно тень, возникла за спиной и накинула на её плечи тяжёлый, пропахший дымом и овчиной, плащ, скрепив его под подбородком массивной фибулой. Они вышли с Сигурдом из замка в сырой и пронизывающий до костей ветер. Лера шла за его широкой спиной, спотыкаясь о скользкие от влаги камни мощёного двора. Воины, стоявшие по бокам, провожали её взглядами: в них читалось праздное любопытство, откровенное презрение, а у самых юных — даже нечто, похожее на жалость.

Ворота с тяжёлым скрипом распахнулись, открывая вид на свинцовые пенистые воды фьорда и тёмную, отполированную волнами гальку берега.

И тогда она увидела их.

На горизонте, вырастая из утреннего тумана, как видения из её лекций, показались силуэты. Длинные, низкие, змеевидные, с высоко вздёрнутыми носами, увенчанными головами драконов, взиравших на чужие берега пустыми глазницами. Драккары. Они скользили по воде с хищной и неумолимой грацией, и от этого зрелища, одновременно величественного и ужасающего, у Леры перехватило дыхание. Это была не картинка из книги, это была сама История, живая и дышащая, плывущая ей навстречу.