В объятиях его жестокости (СИ) - Северова Нина - Страница 21

– Пока всё. Дело твое в секрете держат. Опергруппа работает, но кто, что и как – хрен знает, – кусает губы. – Напряг своих, ищут концы.

– Не густо. Надо больше информации, Юра, – откидываюсь на стуле.

– Сиди пока, не отсвечивай. Здесь может остаться попробуешь. Они тебя пасут и рано или поздно накроют. Ты знаешь как работают такие секретные группы. Не успеешь вздохнуть или пуля, или поедешь в один конец. Да и не факт, что они тебя в город пустят. Ты уехал удачно, а обратно, – пожимает плечами.

Всё так, всё правда. И тем хуже. Ксюша теперь под боком, нельзя ни подыхать, ни на зону. Но я сам во всем виноват.

– Ладно, за неделю постарайся принести что-то более весомое, чем фамилия следователя. Иначе за вчерашнее – сверну тебе шею.

Юра поднимает ладони вверх и кивает.

– Да замяли, Батыр. Хочешь, чтобы я ещё раз извинился?

– Не замяли. И извинения твои мне до жопы, – встаю, стул со скрипом отъезжает.

– Лёня здесь, кстати, – бросает в спину. – Не хочешь на поляну прийти? Завтра вроде. Он будет рад тебе, – встаёт и за ним поднимаются его «туристы». Подождали бы хоть.

– Можно.

Лёня – старый кореш. Мы с ним еще в Казахстане сидели при царе горохе. Потом жизнь развела.

– Но там такая поляна, со своими девками. Приводи свою, посмотрим, – скалится, и я бью лбом Юре в нос. Меня хватает один из его парней, сразу сворачиваю ему кисть. Хруст разносится по залу, официанты за барной стойкой дергаются. Остальные головорезы не знают, что делать, Юра опять отмахивается. Что за странная охрана, если пропустили удар?

– Будешь смотреть на мою, я вырежу тебе глаза, Юра. Что с тобой вообще случилось? – хватаю его за рубашку. – Где твой авторитет? Ты чего вот в это превратился? – отталкиваю. Раньше он таким не был. Что-то не так. Настораживает.

– Ты больной придурок, – зажимает нос.

– Не новость. Не зли меня, Юра Крест. Ты дерьмово поступаешь и это плохо закончится. У меня беда с терпением – это была последняя капля. В следующий раз получишь перо.

Мы выходим с Асылжаном на улицу и я сразу обливаюсь потом. Жара эта невыносимая, так ещё и этот идиот злит. Голова щёлкает, снова в глазах темнеет.

– Видел? – Асылжан закуривает в машине и открывает все окна.

– Печатку твою? Видел. И всё очень интересно складывается.

– Непонятно пока нихрена, – придерживает плечо.

– Если Яна была изначально засланной к Зубу, то кем? И зачем? Юра не бывает в наших краях и я уверен, он не знает, что это кольцо украли – это первое. А второе, как оно у него вообще оказалось?

Асылжан молчит. Складывает пазлы в голове.

– Яна давно работала. Ты думаешь, она так долго пасла?

– А почему, нет? – завожу тачку. Надо уезжать отсюда быстрее, Ксюша ждёт.

– Ты не ходил к проституткам, а кроме тебя некого караулить.

– Но через вас можно до меня быстрее добраться.

Ощущение, что петля на шее затягивается. За себя не страшно, а за нее. Ксю-ша, сладкая моя девочка. В какое же дерьмо я тебя втянул.

Батыр с Асылжаном возвращаются через пару часов. Асылжан заносит большой пакет из супермаркета, с грохотом ставит на стол. Мужчина весь мокрый и хмурый. Наверное, рана болит.

Батыр остаётся курить на улице, стоит спиной к нам. Каждый раз удивляюсь ширине его плеч. Так хочется… Потрогать. Но замечаю как он ведёт головой и сдерживаюсь. Что-то случилось? Кажется, Батыр злой. Когда он вот так делает головой, значит, с ним что-то не так.

Асылжан меняет себе повязку, стонет и хрипит. Помощь не предлагаю, потому что он точно пошлет меня. Разбираю пакеты, надо приготовить ужин.

Батыр возвращается дерганый, губы сжаты в линию. Видит меня, останавливается. А я замираю.

– Что такое? – спрашивает и бросает ключи от машины на стол.

– Ты пугаешь, – признаюсь. Чувствую как холодеют руки.

– Я только пришел, – ухмыляется и подходит ближе. – И ещё ничего не успел сделать.

– Тебе и не надо ничего делать. Ты пугаешь своим видом, – отхожу назад и упираюсь спиной в столешницу.

– Ну извиняй, сладкая, не родился красавцем, – ставит руки позади меня, оказываюсь словно в клетке.

– Я не об этом. Ты… – Батыр опять так смотрит, что хочется сбежать. – Ты злой. И это страшно.

Он снова ведёт головой, шумно выдыхает. Если бы он достал пистолет из кобуры и приставил к моей голове, я бы не удивилась. Но вместо этого Батыр хватает меня за правую руку и тащит в спальню.

– Больно, Батыр, – пытаюсь забрать руку, но он сжимает запястье ещё сильнее. После Зуба у меня ещё не прошли синяки, и эти места чувствительны. – Да отпусти же ты! – бью левой рукой по мощной спине.

Нельзя злить и без того разъяренное животное, иначе оно перекусит и даже не моргнет. Батыр будто перестает дышать, потому что до этого он хрипел. Затаскивает меня в комнату, бросает на кровать. Хлопает дверью так сильно, ручка неприятно дребезжит. Его глаза опасно блестят и я не понимаю, это похоть или ярость? Что я сделала?

Батыр залезает сверху, убирает волосы с моего лица и я почему-то дергаюсь. Батыр замирает и раздувает ноздри. Что происходит, я не понимаю.

– Ахуела?

– Что? – губы пересохли, нервно провожу по ним языком.

– Ты думала, я тебя ударю? – прижимается лбом к моему.

– Не знаю. Или убьешь, – шепчу ему в губы. Он опять дышит через рот, будто только что пробежал марафон.

– Ксю-ша, – давит лбом и я чувствую затылком пружины матраса. Руки сами тянутся, обнимаю его за шею. Запускаю пальцы в жёсткие волосы. Батыр закрывает глаза, но показывает зубы и сжимает челюсть. – Трахнуть бы тебя, но не хочу так.

– Как? – глажу по мощной шее, чувствую как он напряжен. Его прямота пугает, но и вызывает тяжесть внизу живота.

– Когда я в шаге от очередного срыва. Не хочу, – ведёт носом по шее и выдыхает прямо в ухо. Мурашки сразу накрывают. – Больно сделать.

Батыр ложится рядом и его взгляд напоминает душевнобольного человека. Зрачки расширены и будто двигаются в замедленном режиме. Может показаться, что он употребляет наркотики, но я знаю, что это не так.

– Ну, не делай больно. Ты ведь можешь по-другому, – кладу руку ему на живот.

Молчит, смотрит в потолок.

– Могу. Вопрос в другом, хочу ли я? – отвечает через время. Не понимаю.

– Хочешь сделать мне больно? – переспрашиваю.

– Нет. Другим, – вздыхает.

– Когда делаешь больно другим, это ведь возвращается. Как бумеранг, – провожу рукой по груди, сердце бьётся как молоток.

– Поэтому я и такой, сладкая. Ловлю бумеранги.

Можно подразумевать, что это говорит его совесть? Есть ли она у него вообще?

Я ничего не отвечаю. Какое-то время мы просто лежим, а потом я поддаюсь желанию и сажусь сверху на Батыра. Он смотрит словно сквозь туман, но зрачки расширяются от этой позы.

– Не сейчас, Ксюша, – хрипит. А я упираюсь локтями вокруг его головы. Батыр ведёт руками по талии, а потом так сильно сжимает ягодицы, что у меня слезятся глаза. – Что будешь делать, если зверя разбудишь?

– Целовать, – касаюсь губами носа, оставляю поцелуи на щеках. Провожу языком по сухим губам и собираю привкус сигарет. Батыр рычит, стонет, открывает рот и поддается.

Целоваться с Батыром – это балансировать между острой болью и сильным возбуждением. Он поглощает собой, подчиняет, хотя ведущая роль сейчас – у меня. Но его энергетика такая тяжёлая, что я чувствую себя «снизу».

– Ксю-ша, – хватает меня за волосы и оттягивает голову назад. – Я же их всех растерзаю.

– Кого? – шея затекает в таком положении, но Батыр не отпускает.

– Всех, – тянет на себя, оставляет очередной засос на ключице.

– Зачем? Можно же… – переворачивает нас и нависает. Давит пальцами на скулы.

– Нельзя. Тогда мы будем далеко друг от друга. Я, либо в земле, либо за проволокой, – от этих слов у меня стынет кровь в жилах. – Но ты сама всё делаешь так, чтобы я сам всех порешал. Выгрыз себе право на жизнь.