Проданная драконом, купленная Смертью (СИ) - Юраш Кристина - Страница 6

— Ты думаешь, я пришёл за твоей болью? — прошептал он. — Нет. Я пришёл за тем, что делает тебя опасной для мира живых. Ты выходишь из тела — и не умираешь. Ты видишь меня — и не сходишь с ума. Для кого-то это дар. Для кого-то проклятие.

— А я, как обычно, этим не пользовалась! Вот так живешь, а у тебя редкий дар! И только на пороге смерти узнаешь, что ого-го какая ты! И всё ты можешь! Вот теперь вдвойне обидно.

Я замираю.

Слёзы — горячие. А всё вокруг — ледяное.

— Ну, раз так, то я могу вернуться? — шепчу я.

— Уже нет, — отвечает он. — Как только ты откроешь эту дверь, пылинка, возврата не будет.

— А что там? — прошептала я, вцепившись в его руку. Мои глаза наполнились слезами.

— Я никогда не говорю, что там, — заметил Смерть. — Скоро сама всё увидишь…

И в этот момент —

Рывок.

Будто за волосы. За сердце. За саму душу. Я увидела, как глаза Смерти распахнулись, а меня рывками невидимая сила тянет назад!

Я чувствовала, как моя рука разжимается. Видела, как удаляется дверь. Что это такое? Что это всё значит?

Меня выдёргивают из тумана, из холода, из его ладони — обратно в боль. Только на этот раз боль намного слабее. Она почти призрачная. Терпимая.

— Давай, девочка! Давай! — слышу я сквозь пелену. Голос — хриплый, старческий, мужской, но такой… живой. — Ты сможешь! Я знаю! Ты сильная! Молодая! Не сдавайся! Тебе еще жить и жить!

И —

Вздох.

Резкий. Судорожный. Как будто впервые в жизни. Словно я вынырнула из воды, и тело само решило: «Дыши!».

Я лежу.

На кровати. Мягкой. Пахнущей травами.

Жадно хватаю воздух.

Воздух в лёгких — горячий, влажный, пахнущий дымом и вербеной.

Не туман. Не пепел. Жизнь.

Где-то рядом — треск камина. Запах лекарств. И… биение.

Бум-бум. Бум-бум.

Моё сердце. Оно бьётся!

Живое. Настоящее.

Я открыла глаза.

Надо мной — старик в потрёпанном халате, с седой бородой и глазами, полными упрямой надежды.

— Ну наконец-то! — выдохнул он, вытирая пот со лба. — А я уж думал, не вытащу.

— Кто… кто вы? — прохрипела я, видя на столе пустые склянки.

— Доктор Томаш Эгертон, — сообщил старик, убирая склянки со стола.

Я закрыла глаза, повторяя про себя, как молитву, имя моего спасителя. Томаш Эгертон. Томаш Эгертон.

Смерть… исчез.

На меня обрушилась тяжесть этого мира, словно я попала под пресс.

— Опасность миновала, — обрадовал меня доктор Эгертон. — Хотя я был уверен, что не вытащу. Думал, слишком поздно. Но, как видишь, смог. Считайте, что у вас второй день рождения.

— У меня на самом деле сегодня день рождения, — выдохнула я. — Первый.

— О, какое невероятное совпадение! Поздравляю! Желаю вам крепкого здоровья, долгих лет жизни, любви. И не пить больше яд.

Я лежала, чувствуя слабость. Вроде бы я всего-ничего побыла в сознании, а устала так, словно за автобусом бежала десять остановок.

Прикрыв глаза, я пошевелила пальцами, успокаиваясь.

— В честь дня рождения могу поставить вам свечку, — усмехнулся старик, доставая ректальные свечи от жара.

А дедушка, вижу, с юмором!

— А кто задувать будет? — прошептала я, едва заметно улыбнувшись. Нет, это чудо! Настоящее чудо!

И от этой мысли я чуть не расплакалась.

Доктор оставил меня отдыхать, а я лежала в чистой комнатке, вдыхая запах вербены и лаванды и слушая, как моё сердце отбивает ритм новой жизни.

Где-то в глубине памяти всплыл голос мужа — не ледяной, а тёплый, почти нежный: «Ты моя звезда, Рианнон. Не гасни».

Это было в тот год, когда я впервые заплакала из-за пустой колыбели. Он обнял меня, прижал к груди, где билось сердце дракона… и сказал, что дети — не главное. Что главное — я.

Я тогда поверила.

Как глупо.

А через месяц пришёл с письмом от короля: «Если у нас не будет наследника — начнётся резня». Наследники древних фамилий передерутся за право занять престол. А это закончится кровопролитием.

Я не поняла тогда: он не просил ребёнка. Он молил о спасении королевства… и не знал, что я — не та, кто может его дать. Никто не знал.

Где-то за окном шел дождь. Где-то в замке смеялась Мелинда.

А где-то в тени, вдыхая запах роз, ждал Смерть.

Я не шагнула за грань.

Я осталась.

И теперь у меня есть время.

Время, чтобы доказать, что даже пылинка может затмить звёзды.

Потому что я жива.

И, чёрт возьми, я ещё не закончила!

Я открыла глаза — и впервые за десять лет почувствовала, что дышу не потому что должна, а потому что могу.

Никакой боли. Никакого спазма. Только лёгкость — будто душа, наконец, вернулась домой и решила остаться.

Тело было лёгким. Слишком лёгким.

Я лежала на простой кровати с белыми простынями, под тонким шерстяным одеялом. На мне — длинная мужская рубаха из грубой, но мягкой ткани. Застиранная почти до полупрозрачности, с запахом дыма, лаванды и чего-то… домашнего. Не замкового. Не герцогского. Просто — человеческого.

За окном — осень.

Золотые листья кружились в медленном танце, будто мир решил подарить мне паузу. Второй этаж. Ни карет, ни стражи, ни шёпота за дверью. Только ветер, шуршание листвы и далёкий крик вороны.

Я приподнялась на локтях. Голова закружилась — не от яда, а от слабости. От того, что тело ещё не верит: «Ты жива. Ты можешь двигаться. Ты можешь дышать — сколько захочешь».

Комната была маленькой, но уютной. Пол — из тёплого дерева. На стене — три портрета в простых рамах. Мужчина. Женщина. Девочка.

Мужчина с доброй улыбкой и усами, будто сошёл с открытки из старинного альбома.

Девочка лет двенадцати, незнакомая и милая.

Женщина на картине — с тёплыми глазами и косой, перехваченной лентой…

Я еще раз взглянула на портрет женщины. Сердце ушло в пятки.

А потом — ударило в виски, как молотом.

Это же… Элла.

Моя Элла.

Два года назад она приносила мне чай по утрам. Тихая. Всегда с опущенными глазами. Звали её Элла. Она была моей горничной!

Сердце вдруг обрадовалось. Неужели я в ее доме?

Люди на портретах смотрели на меня, как будто знали: я — не гостья. Я — спасённая. Я мысленно кивнула им — как старым знакомым.

«Спасибо, что приняли», — прошептала я, преисполненная благодарности.

Не каждая бывшая горничная, получившая расчет, готова спасти с улицы свою бывшую хозяйку.

И девочка на портрете, кажется, улыбнулась в ответ моим мыслям.

На столике у кровати — ваза с полевыми цветами (ромашки, васильки и какая-то красивая веточка с дерева с неизвестными мне цветами), стопка книг и чашка с остывшим отваром.

Я присмотрелась.

«Основы травничества».

«Лечение ядов у людей. Противоядие».

«Последствия отравлений. Практические примеры».

Я попыталась встать. Ноги дрожали, но держали. Я сделала шаг к двери — и в этот момент она открылась.

Вошёл он.

Доктор Томаш Эгертон — седой, с бородой, как у Деда Мороза, но в потрёпанном халате и с деревянной миской в руках. Из неё шёл пар и аромат куриного бульона с травами.

— А-а! — воскликнул он, увидев меня на ногах. — Ну наконец-то! Хоть кто-то в этом доме научился слушать мои советы: «Лежи, не вставай, пока не перестанешь видеть двух докторов вместо положенного одного!». Кстати, сколько докторов видишь?