Проданная драконом, купленная Смертью (СИ) - Юраш Кристина - Страница 15

— И за меня поживи немного! — усмехнулся третий. — Поцелуй первую красивую девушку, что улыбнётся тебе после выздоровления. За меня.

Лиам усмехнулся и зажмурился. По его щеке скатилась слеза.

— И скажи моей жене Колетте… — прошептал первый, с усами, — что я люблю её. И пусть не ждёт. Пусть выходит замуж. Пусть смеётся. Пусть живёт. Пусть прекратит убиваться. Я не вернусь. Никогда.

Лиам посмотрел на них. Потом — на меня.

И в его глазах — не страх. Слёзы. Боль. Осознание. Надежда.

— А если я снова провалюсь? — прошептал он, глядя на своих товарищей. — Если снова не смогу… просто быть?

— Тогда я приду за тобой снова, — сказала я. — Пусть даже Смерть будет ждать у двери.

Он посмотрел на меня — и впервые за всё время улыбнулся. Не счастливо. А с надеждой.

Он положил мою руку поверх моей.

Я сжала её.

Почти тёплую. Почти живую. Почти настоящую.

— Держись крепче, — прошептала я, глядя, как товарищи машут на прощание руками. — Я веду тебя домой. К маме. К счастью. К новой жизни. К любви.

И мы пошли.

Обратно.

Через туман.

Через боль.

Через страх.

Я видела то самое сияние, пронзающее туман. Путь обратно. Путь домой. Путь к маме.

Я потянула его, и мы шагнули в комнату. Я не верила своим глазам. Только сейчас я увидела, что время остановилось. Доктор с обеспокоенным лицом замер в шаге от меня. Я, сидящая возле постели на корточках с чужой рукой в моей руке. Бледное лицо умирающего. Белее простыней и одеяла.

— Давай, ложись! — прошептала я, видя, как солдат послушно ложится поверх своего тела.

Я дёрнулась и задышала так, что перед глазами потемнело. Опять тошнота. Опять головокружение.

— Он жив! — прокашлялась я, глядя на изумлённого доктора. — Он будет жить! Сегодня точно он не умрёт…

Я не смогла закончить мысль, бросаясь прочь и застывая над умывальником. Я делала глубокие вдохи, брызгала себе на лицо водой, чтобы вернуться в чувство.

Я вышла, видя доктора, который смотрел на меня.

— Как ты это сделала? — спросил он, внимательно глядя на меня.

— Так он жив? — спросила я.

— Да! — В глазах доктора было изумление.

— Я… Я просто немного умею… Эм… Например, выходить из тела, — прошептала я так, словно это что-то незначительное. — И я вернула его обратно…

Доктор выдохнул, быстро приближаясь.

— Ты понимаешь, что он уже принадлежит смерти? — спросил он шёпотом, словно смерть не слышит, если шепчут.

— И что? — спросила я, не понимая, почему это так взволновало доктора.

— И то! — прошептал он. — Я не знаю, что он сделает с тобой…

В этот момент запах роз и пепла ворвался в палату — на мгновение, как дыхание ветра. Во внезапно распахнувшееся окно повеяло… Смертью. Казалось, промелькнула тень.

Но когда я обернулась — за окном никого не было.

Я еле добрела до своей комнаты.

Ноги гудели, как будто я не просто стирала бельё и носила чай, а бежала марафон по лезвию бритвы. Голова гудела, в висках стучало — не от усталости, а от него. От его взгляда. От его голоса. От того проклятого поцелуя на ладони, что жёг кожу даже сейчас, спустя час.

Комната — маленькая, тихая, уютная.

Комната Лили.

Я никогда не видела её живой, но чувствовала её присутствие в каждом штрихе: в вышитых подушках с васильками, в кукле у изголовья кровати, в запахе лаванды, что до сих пор витал в занавесках.

Здесь не пахло замком. Не пахло унижением.

Здесь пахло домом. Пахло чужой жизнью. Чужими мечтами, которым никогда не суждено сбыться.

Я разделась, натянула ночную рубашку — ту самую, что доктор дал мне в первый день, — и упала на постель, будто земля обвалилась под ногами.

Тело сразу провалилось в сон.

Но ненадолго.

Через мгновение — прикосновение.

Лёгкое. Почти неощутимое.

Как будто кто-то провёл пальцем по моей щеке — не грубо, не требовательно, а… бережно. Слишком бережно для ночи, полной теней.

Я открыла глаза.

Сердце замерло.

В комнате было темно, но не по-обычному. Не уютно.

Казалось, эта темнота дышала.

Я медленно приподнялась на локтях, оглядываясь. Взгляд упал на вазу с полевыми цветами — ромашки, васильки, та самая веточка с неизвестными мне цветами…

Они увядали на моих глазах.

Лепестки почернели, как будто их коснулась тень вечности. Стебли обмякли, будто сдались без боя.

— Ты здесь? — прошептала я, не отводя глаз от вазы.

Тишина.

Потом — шелест.

Не ткани. Не ветра.

Тишины, которая обрела форму.

В кресле у окна — том самом, где Лили, наверное, читала книги и мечтала о женихе, — проступил силуэт.

Чёрный плащ. Белые волосы. Плечи, будто выточенные из мрамора и лунного света.

Смерть.

Он не двигался. Не дышал. Просто был.

Но я чувствовала — он зол.

Не как Абертон, чей гнев был ледяным и пустым.

Нет.

Гнев Смерти — живой.

Он пульсировал в воздухе, как удары сердца, которое не должно биться.

Я видела, как от его зрачка расползаются трещины. Я уже видела это однажды.

Теперь они были снова — тонкие, почти невидимые, но опасные, как трещины на льду под ногами.

— Пылинка, — произнёс он, и голос его был тише шёпота, но громче грома. — У меня к тебе есть разговор.

Я сглотнула. Пальцы впились в простыню.

— Я… я слушаю.

Он не встал. Не приблизился.

Просто посмотрел на меня — и в этом взгляде было всё: разочарование, боль, гнев… и что-то ещё. Что-то, что я не могла назвать, но от чего по коже побежали мурашки.

— Ты зачем это сделала? — спросил он.

Не «что».

«Зачем».

Потому что он знал.

Он знал, что я вернула Лиама.

Он знал, что я перешла ему дорогу.

— Я… — голос предательски дрожал. — Он ещё не должен был умирать. Его мама… она ждала…

— Его время закончилось, — перебил Смерть, и в словах не было жестокости — только закон. — Я дал ему шанс. Он проиграл. А ты… ты украла то, что уже принадлежало мне.

Я сжала кулаки под одеялом. Ситуация была серьезной. Я никогда еще не видела Смерть таким!

— Но ты же сам сказал, что я могу просить последнее желание! Я просила — оставить его в живых! — придумала на ходу я.

— Ты просила чай, — холодно ответил он. — А не право вмешиваться в баланс.

— Баланс?! — вырвалось у меня. — Какой баланс, когда его убили?! Кто-то вонзил нож в грудь! Кто-то хотел, чтобы он умер! Это не судьба! Это злодеяние!

— Это естественный порядок вещей, — ледяным голосом произнес Смерть.

— Нет! — произнесла я. — Естественный порядок вещей — это когда человек проживает долгую жизнь, радуется внукам и правнукам, а потом умирает счастливым и уставшим от жизни в кругу семьи!