Проданная драконом, купленная Смертью (СИ) - Юраш Кристина - Страница 12

— Н-да… — опустил глаза доктор на свои фигуры.

— Белые ходят первыми, — усмехнулся Смерть, а рука доктора переставила фигуру с одной клетки на другую.

Мне стало дурно. Словно желудок сжала невидимая рука. Я должна была уйти, спрятаться, бежать. Но я не могла бросить доктора наедине со… Смертью.

Надо его как-то предупредить! Наверное…

— Ноночка, ты пока не нужна, — улыбнулся доктор. — Если что, мы тебя позовём. Можешь отдыхать.

Мне оставалось только выйти из комнаты и следить в дверную щель за ходом игры, в которой я ровным счётом ничего не понимала.

Я не понимала правил. Не понимала ходов. Я играла в шахматы, как голубь! Раз — и со психом перевернула доску! Единственное, что я помнила, — названия фигур и то, что конь ходит буквой «Г». Но с такими глубокими познаниями я вряд ли стану гроссмейстером!

Когда доктор поставил пешку на поле е4 и громко сообщил об этом, Смерть не шелохнулся.

А когда доктор сказал: «Я сделал всё, что мог», —

Алексиарис впервые улыбнулся.

И в этой улыбке не было жестокости.

Было… ожидание.

— Какой изящный ход, друг мой, — усмехнулся Смерть, беря в руки черную фигуру и ставя ее между белых фигур.

Вот те раз! Доктор вообще знает, с кем он играет в шахматы? Он в курсе, что в кресле напротив сидит… Смерть?!

— Нонна! — раздался голос доктора из кабинета. — Принеси ещё чай. Горячий.

Я вздрогнула, будто меня окликнули по имени в пустом храме.

Я бросилась на кухню, быстро ставя чайник на магическую печать. Он закипел почти мгновенно.

Руки сами потянулись к чайнику, хотя внутри всё кричало: «Не заходи туда снова!»

Но я уже не была той, кто может позволить себе отказ. Я — Нонна. Служанка. Помощница. Тень, что молча стелется по коридорам.

Я налила чай. Вербена. Корица. Две щепотки сахара — на всякий случай.

Поднос в руках дрожал так, будто нес не кружки, а свой приговор.

Дверь кабинета была приоткрыта.

Я заглянула — и замерла на пороге.

Шахматная доска лежала посреди стола, как поле битвы после резни.

Белых фигур осталось жалкие крохи — король, одинокий, прижатый к краю, и две пешки, будто дети, прячущиеся за спиной отца.

А чёрные…

Чёрные стояли стеной. Безжалостной. Непробиваемой.

Ферзь — прямо перед белым королём. Как палач перед осуждённым.

Смерть сидел, откинувшись в кресле, будто ему не нужно было даже думать. Но доктор нервничал. Я видела, как он утирает со лба пот, вглядываясь в композицию на доске.

Скрип двери, приоткрываемой плечом, выдал мое присутствие. В этот момент Смерть поднял глаза.

И посмотрел прямо на меня.

Его рука в чёрной перчатке зависла над чёрной королевой — и вдруг опустилась, не хватая её, а поглаживая. Медленно. Почти ласково.

И на губах — тень улыбки. Такая тонкая, что её можно было принять за игру света.

Но я почувствовала её.

Как мурашки по шее.

Как лёгкий холод в груди.

Как будто он сказал: «Ты видишь это. Ты понимаешь. И это — только начало».

Мне казалось, что он гладит не фигуру. А меня. И мне вдруг стало совсем нехорошо.

Я опомнилась, только когда чай в кружках начал плескаться из-за моих дрожащих рук. Я поспешила к столу.

Быстро шагнула вперёд, поставила поднос на стол.

Пальцы дрожали так сильно, что кружка перед Смертью звякнула о блюдце — резко, как удар колокола.

— Спасибо, Нонна, — сказал доктор, не глядя на меня. Голос — усталый. Сломленный.

— Вы проиграли, друг мой, — произнёс Смерть. Тихо. Вкрадчиво. Почти с сожалением. — Очень жаль… Но впереди еще много партий. Бывали моменты, когда вы выигрывали у меня.

— Да, — вздохнул доктор, растирая переносицу. — Но, надо сказать, вы сегодня в ударе… А я, видимо, слишком устал.

Он попытался усмехнуться.

Но в его глазах — боль. Глубокая, старая, как шрамы на сердце.

— Может, еще разочек, а? — спросил доктор, словно не теряя надежды.

— Мы с тобой договаривались. Одна жизнь — одна партия.

И я вдруг поняла: это не просто игра.

Это что-то значит! Не стал бы доктор расстраиваться просто так из-за какой-то шахматной партии?

Такое чувство, словно он плачет внутри, не позволяя слезам выйти наружу.

Я вышла.

Быстро.

Слишком быстро.

Коридор показался длиннее, чем обычно. Стены — ближе. Воздух — тяжелее.

Я шла, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле, а в голове крутится только одно: «Что-то не так!»

И вдруг —

Прикосновение.

Лёгкое. Почти невесомое.

Но от него всё тело сжалось, как пружина. Я узнала его холод и вздрогнула, словно за шиворот упала капля холодной воды.

Я резко обернулась.

Он стоял так близко, что его дыхание касалось моей шеи — ледяное, но от него внутри разлилось странное тепло.

Я задержала дыхание.

А он… улыбнулся уголком губ, будто знал, как сильно я хочу оттолкнуть его… и как сильно не хочу.

Он опасен. Он — Смерть. Он унёс тысячи… Но почему тогда моё сердце бьётся не от страха, а от… чего-то другого?

В полумраке коридора, где свет лампы не доставал до пола.

Чёрный плащ сливался с тенью. Белые волосы — как лунный отблеск на воде.

Глаза — тёмные, но в них — те самые серебряные искры.

Те самые, что видели меня тогда. В бальном зале. На грани жизни и смерти.

— Ты? — выдохнула я, и голос предательски дрогнул.

Он не ответил сразу.

Просто смотрел.

Как будто читал мои мысли. Мои страхи. Мои тайные желания.

Потом — шаг вперёд.

И тихо, почти шёпотом, с лёгкой насмешкой и чем-то… тёплым:

— Соскучилась, пылинка?

Я хотела отступить.

Хотела сказать: «Убирайся. Я не твоя».

Но губы не слушались.

А сердце… сердце билось так, будто ждало его всю жизнь.

И в этом была самая страшная опасность.

— Я не позволю тебе забрать доктора! — вырвалось у меня, прежде чем я успела подумать. Голос дрожал, но в нём уже не было страха. Только ярость. И защита. Как у зверя, загнанного в угол, но всё ещё готового рвать глотки.

Смерть замер.