Проданная драконом, купленная Смертью (СИ) - Юраш Кристина - Страница 11

Нет. Это глюк! Он… он не должен быть здесь!

Поднос дрогнул в моих руках, а я вовремя вцепилась в него, чтобы не уронить. Чай плеснул через край, обжигая мне пальцы.

На столике стояли красивые часы, которые только закончили бить полночь с опозданием. Их мелодичный звук все еще гудел в комнате. Смерть чуть склонил голову — не от неожиданности, а с лёгкой, почти нежной улыбкой.

— Всё ещё идут, — прошептал он, глядя на старые часы. — Даже здесь. Даже после всего.

Он провёл пальцем по циферблату, будто проверяя пульс самого времени.

— Друг мой, ты не представляешь, как редко встречаешь часы, которые не врут, — произнес он, обращаясь к доктору. — Наверное, так же редко, как и людей, которые ценят каждое мгновение своей жизни.

Смерть поднял на меня взгляд.

Не удивлённый. Не злой.

Просто… знавший, что я приду.

— А, вот и наша Нонна, — сказал доктор, будто ничего не происходит. — Как раз вовремя.

— Я… я принесла чай, — выдавила я, чувствуя, как голос дрожит.

Мамочки… Что здесь происходит? Я только-только убедила себя окончательно и бесповоротно, что это — глюк.

— Поставь сюда, — кивнул доктор Эгертон на столик. — И не убегай. Мы как раз о тебе говорили.

Обо мне? Да? Правда, что ли?

Я сглотнула и сделала шаг вперёд.

Ещё один.

Каждый — как через ледяную реку.

Я старалась не смотреть в сторону «гостя».

Но при этом почти физически чувствовала его взгляд.

Он скользил по коже, как прикосновение зимнего ветра.

Доктор налил ему чай, словно перед ним не Смерть, а… сосед!

Пар поднялся вверх, завиваясь спиралью.

И в этом паре, на мгновение, я увидела отражение себя.

Не Нонну.

Не служанку.

А Рианнон.

С верёвкой на шее. С мокрыми щеками. С мольбой в глазах.

Молниеносный взгляд на Смерть, потом на доктора с чаем в руках, и мысль, которая больно сжала мое сердце. Смерть знает, кто я! Он знает, что я герцогиня Рианнон Арбанвиль! А доктор не знает. Он уверен, что я — Нонна.

Я стояла, будто приросла к полу. Поднос в руках дрожал так сильно, что чай плескался на кружки, оставляя на фарфоре тёмные слёзы. Надо бы уже поставить кружки на столик, но я не могла.

В голове билась одна единственная мысль.

Он знает. Он всё знает.

Сердце колотилось где-то в горле, не давая глотать. Я не смела пошевелиться — боялась, что малейший звук, малейший взгляд выдаст меня.

А вдруг он скажет?

Просто скажет, разрушив тишину комнаты:

— Это не Нонна. Это Рианнон Арбанвиль. Жена того самого дракона, что продал её, как скот. Того самого, у которого служила твоя покойная жена.

И тогда доктор…

Доктор, чья жена умерла из-за меня, чья дочь погибла накануне помолвки, вышвырнет меня на улицу. Без еды. Без крыши. Без имени.

И я снова стану никем.

— Ах, познакомься, это Нонна, — вдруг сказал доктор, не глядя на меня, но с такой теплотой в голосе, что мне стало ещё страшнее. — Просто находка, а не девочка. За пять дней научилась больше, чем мои прошлые помощницы за полгода. Не жалуется, не ноет, даже когда кровь на руках до локтей. А ещё у неё доброе сердце. С матерью того парнишки, о котором я тебе рассказывал, вон как говорила! Ни капли снисхождения. Только сочувствие и по делу. Ценю таких людей.

Смерть молчал.

— Нонна, познакомься. Это мой старый друг, — улыбнулся доктор. — Алексиарис Араун.

Эм… У Смерти есть имя? С каких это пор?

— О-о-очень приятно, — пролепетала я, пытаясь улыбнуться.

Но его взгляд — тихий, глубокий, как бездна под луной — скользнул по мне.

И в этом взгляде не было осуждения.

Было… что-то другое. Что-то, от чего по коже пробежала мурашками тёплая дрожь, несмотря на страх.

— Я рад, что ты, Томаш, нашел себе помощницу, — наконец произнёс Смерть. Голос — как шелест шёлка по мрамору. — В твои годы уже непросто, наверное, делать всё самому…

Я не выдержала.

Опустила глаза.

И в этот момент Смерть встал с кресла.

Медленно. Без спешки.

Подошёл ко мне.

Я почувствовала, как воздух вокруг стал плотнее, холоднее, насыщеннее — будто сама вечность приблизилась ко мне и задышала в лицо.

Он взял мою руку — ту, что держала поднос. Я перехватила поднос другой рукой.

Пальцы Смерти сковывала чёрная перчатка, но прикосновение…

Боже, прикосновение было таким, будто он касался не кожи, а самой души.

И тогда он опустил голову. Белоснежные волосы красиво рассыпались по плечам.

Меня пронзил волнующий холод в ту секунду, когда Смерть поцеловал тыльную сторону моей ладони.

Не как аристократ.

Не как гость.

А как тот, кто помнит вкус моего страха.

Его дыхание обожгло холодом, но в этом холоде вспыхнуло воспоминание: бальный зал, верёвка на шее, её шёпот: «Забери меня…»

— Благодарю за чай, Нонна, — прошептал Смерть, но в его голосе прозвучало это имя — не как факт, а как вопрос.

Он прекрасно знал, что это не моё имя.

И всё же… сказал его. Вслух. Сердце вздрогнуло.

— Надеюсь, он вкусный. Только теперь — без яда, — добавил он шёпотом.

Моё сердце пропустило удар.

Он помнит. Он помнит всё. Это был не глюк! Это и правда был Смерть! Настоящий!

Я не могла вымолвить ни слова.

Только кивнула, чувствуя, как жар поднимается от шеи к щекам.

— Друг мой, — вдруг сказал доктор, и в его голосе прозвучала странная твёрдость. — А не сыграть ли нам партеечку? А?

— С удовольствием. Если что, я всегда играю чёрными, — я увидела тень улыбки на губах Смерти. Он обернулся к доктору и должен был отпустить мою руку, но задержал ее в своей руке на несколько мгновений.

Я сглатывала, глядя на свои пальцы в объятиях чёрной перчатки. А потом осторожно стала их вытаскивать, словно боясь привлечь внимание.

Быстро поставив чай на стол, я попыталась не паниковать.

Доктор уже вытаскивал из ящика старинную шахматную доску — тёмное дерево, инкрустированное серебром и костью. Фигуры были потёрты временем, но каждая — будто живая. Белые — из слоновой кости, чёрные — из обсидиана, с тончайшими прожилками, словно в них течёт тень.

Он расставил белые фигуры сам — медленно, с расстановкой, будто каждая имела значение. Его пальцы дрожали от возраста, но движения были точны — как у часовщика, собирающего последний механизм перед концом света.

А Смерть…

Смерть просто отпустил меня, заставив сделать шаг назад, а потом грациозно вернулся в кресло и взмахнул рукой.

Все чёрные фигуры сами поднялись в воздух и встали на свои места.

Без единого звука.

Без единого прикосновения к ним.