Я буду твоими глазами (СИ) - Неярова Александра - Страница 7

Баяна внимательно выслушала, не перебивала и не отговаривала. Позади неё теплился свет от нескольких лучин, закрепленных в светец на подставку, а под той стоял сосуд с водой. Вода отражала и множила свет, предохраняла от пожара, кой могли вызвать падающие угольки.

– Правильно ли я поступаю, матушка? – усомнилась Верея, потупила взор. Схватилась за ворот платья, оттягивая, потому что душил. – Сердцу неспокойно. Подскажи совета мудрого.

– Правильно аль нет одним богам ведомо. Ты просила резы на тебя раскинуть, так давай поворожим.

Верея так и подпрыгнула на лавке. Вздохнула разочарованно.

– Не принесла я трав нужных, растеряла.

– А мои запасы на что? – всплеснула руками в воздухе Баяна. – Вместе собирали. Да и я без дела вечором подле костра не сидела, тоже в лесу успела побывать.

Достала старица из корзины у печи свежесорванные листья папоротника, разные травы, да цветок иван-да-марья. Подожгла пучок в огне лучин и замахала им по клети, дым ароматный развеивая.

– В этом цветке объединены огонь и вода, мужское и женское начала, – вокруг Вереи несколько раз обвела тлеющими травами, у окна махнула, к дверям подошла и к столу вернулась. – Сила целебная заключена. Помнишь древние сказания?

Как не помнить? Любая девица знала.

И полилось тихое бормотание Баяны сказительницы деревенской по горнице. Верея жадно вслушивались в говор старой женщины, глядела в свою чашу с водой травянистой. Голову вело, мысли путались.

– История запретной любви появилась вдоль берегов реки Ра. Бог огня и жертвоприношений Симаргл, сын Сварога, тёмными ночами, держа пламенный меч, стоит на страже Мирового Древа, на ком находятся семена всех растений. И только в одну ночь в году он покидает свой пост…

Мелодично сказывала Баяна, как повстречал Симаргл Купальницу –богиню ночи. И родились в этом союзе мальчик Купала и девочка Кострома.

Прилетела к реке Ра, несущая смерть, птица Сирин. Пела она волшебные песни, но кто слушал её забывали обо всем и шли за птицей в царство Нави.

Купала и Кострома ослушались советов матери и втайне сбежали в чистое поле – услышать прекрасное пение Сирин, и случилась беда.

Купалу по велению Чернобога, владыки тьмы, гуси-лебеди утащили за тридевять земель.

Минуло несколько зим. Случай вновь их свел вместе. Кострома выросла девой неземной красоты, гуляя вдоль реки, она сплела венок. Хвасталась подружкам, что никто не сможет его с её головы сорвать. Услышали боги её речи и разгневались, наслали буйный ветер, тот сорвал сплетенные цветы, роняя его на водную гладь. А проплывавший мимо в ладье Купала, заметил плывущий венок и поднял.

По обычаям, кто поднял из воды девичий венок, обязан жениться на той, кому он принадлежит.

Обратил взор на берег Купала и увидел на нём прекрасную Кострому, полюбили они друг друга, но не ведали о своём родстве. И лишь после свадьбы узнали, что сердца их связаны запретной любовью.

Опечаленная горькой правдой Кострома стремглав побежала к лесному озеру, бросилась в него с головой и тотчас превратилась в лесную русалку – мавку.

Не выдержав утраты, Купала ринулся в жар костра.

Боги, глядя на трагедию, сжалились над ними, но подарить им снова человеческое обличие было невозможно. Тогда они превратили брата с сестрой в красивый цветок Иван-да-Марья, где желтым, огненным, цветом разливается Купала, сине-фиолетовым, как придонные воды лесного озера – Кострома.

– …и с тех пор обращаются к ним за помощью люди, оберегают брат с сестрой семейные узы. На судьбу указать могут.

Положив остатки истлевших трав в металлическую чашу, Баяна распутала перевязь маленького с ладонь холщового мешочка и, не глядя, выбросила из его нутра гадальные руны на стол.

– Что… что там? – не утерпела Верея после долгого молчания старицы.

Подалась вперёд, всматриваясь до рези в глазах в знакомые символы, а смысл оставался неведом, хоть и учила старица её этому. Не видят свою судьбу веды, как не старайся. Только к другим колдуньям за помощью обращаться.

А Баяна молчала и хмурила седые брови. На лицо жены мельника наползло беспокойство и тревога.

– Сложна твоя судьба… черными нитями спутана. Бремя тяжкое на роду погибшем начертано. Прав всё-таки Креслав. Не могу я разглядеть многого, тайной мрака покрыто, но одно наверняка скажу – ждут тебя трудные испытания и выбор, от которого будет зависеть чья-то жизнь.

– Как страшно-то… Что ждёт меня в чужих краях? – передернула Верея плечами, зябко сделалось.

– В странствиях суженого повстречаешь, любовь ваша вспыхнет, как пламя огненное. Но помни, что огонь жалит больно, – продолжила жена мельника, перебирая в узловатых пальцах берёзовые резы с особыми знаками. – Думаю, с ним выбор тот связан. А ещё избу в лесной глуши севера вижу. Туда тебе следует путь держать. Тебе изба по крови принадлежит. Силу там свою пробудишь, но и зло с горем познаешь.

Поохала Верея, повздыхала, собираясь с храбростью, да поднялась с лавки. Некогда более рассиживаться. Светает вскоре! Ноги нужно уносить втихую.

Крепко обняла Баяну, а та её в ответ к груди прижала. Не хотела пускать, но иначе нельзя.

– Ты бережь себя. В обиду никому не давайся. Божья милость с тобой, – напутствовала, заставив себя руки разжать. В лоб поцеловала, подбадривающе улыбаясь. – Помни и следуй всему тому, чему я тебя учила.

– Дадут боги, свидимся ещё.

– Чую, не свидимся. Прощай, Верея, лебёдушка моя.

– Прощай, матушка. Моим передай, что люблю я их. Пусть не гневаются.

– Передам, милая.

И Верея, сдерживая слёзы, кинулась во двор и дальше за околицу, побежала ей одной известными тропами. Навсегда покидая острог Калиновку.

***

Долгими днями скиталась Верея. Держалась в тени деревьев, и за границу леса старалась высовываться по крайней необходимости: к реке выбиралась или у одинокого пастуха дорогу спросить. Наговор шептала, чтобы парнишка позабыл с кем давеча речи вёл.

Не спокойное нынче время. Тати всюду вольничают. И девушка она, особливо опасно. Лес помогал, укрывал от злого люда.

Отец Горян обучил Ждана и Верею охотничьему промыслу, брал с собой на ярмарки в соседние крупные селения шкурками торговать, матушкиным и её рукоделием. Потому знала Верея как вести себя на Торге, что говорить и кого слушать.

Подобное сборище люда она и искала.

По мху на деревьях, звёздам и солнцу Верея определяла нужную сторону света и следовала намеченному пути.

Верный друг отправился с ней. Нагнал с рассветом, покинув привычные места обитания. Сокол взлетал выше крон леса к небесам, дорогу разведывал, а опосля снижался и спешил к Верее, садился на подставленный кожаный наруч и молвил по-своему, что видел там, на верху.

И Верея его понимала.

С каждым днём, что она ступала дальше от острога, сила веды просыпалась. Неспокойным, буйным потоком бурлила в крови, неохотно, но отзываясь. Родная земля звала.

Права была Баяна, советуя с девичьей чистотой расстаться. Расцвела бы уже сила, унялась и покорилась, легче путь стало преодолевать.

Нет! Мотнула головой, гоня дурные мысли. Не хотела она так, не с кузнецом Иваром.

Проследив, где находится в полдень солнце на небе, Верея двинулась в противоположную сторону.

Ноги гудели от устали, но она упрямо продвигалась вперёд. Взобралась на гору. У подножья звонко журчала говорливая речка, а с вершины, куда ни кинь взгляд, виднелись распаханные поля и окрестные веси витячей, разбросанные в лесной низине.

Сердце ныло от тоски по дому, по родичам, кои приют дали и взрастили, уму разуму научили. Сколько уж раз Верея хотела всё бросить и повернуть назад, но каждый раз одергивала себя.

Нельзя! Беда по пятам за ней в острог придёт. Дыхнут спящие болота, и моровое поветрие на Калиновку нагрянет. Словам волхва была вера.

Казалось, совсем недавно Верея любовалась полесьем и предгорьями за околицей Калиновки.

Весной холмистые склоны переливались маслянистым клейким блеском молодой листвы, в жаркие месяцы становились тёмно-зелёными, осенью окрашивались в багряно-красные и охристо-желтые цвета. Зимой голые ветки деревьев расчерчивали небо, а поля чернели, отдыхая.