Тетушка против (СИ) - Алатова Тата - Страница 35

— Понимаю, — медленно протянул Рауль, глубоко задумавшись. — Не беспокойтесь на этот счет.

И пошел в сторону кухни, мигом позабыв об оставленном в одиночестве алхимике. Услышав его громкие распоряжения Жану седлать коня, Маргарет представила, сколько ворчания эта суматоха опять пробудит в Мюзетте, и торопливо шмыгнула к себе, чтобы взять плащ. В хорошие времена она бы мигом поставила старуху на место, но этот день нельзя было назвать хорошим.

Лучше уж она прогуляется до деревни, чтобы купить кое-какой провизии к ужину, а заодно и успокоится. Тупица, тупица Воклюз! Как он мог составить такой документ, даже не вникнув во все детали? Сказала ли ему Пеппа имя своего жениха? Слухи о столичных похождениях молодого графа Флери достигли даже их глуши, и плоха была бы та опекунша, которая бы благословила этот союз.

В результате вместо того, чтобы перестать злиться, Маргарет еще больше себя распалила, шагая все быстрее и быстрее по сухой растресканной от солнца дороге, и появилась в деревне, буквально кипя от негодования.

Покосившаяся арка с облупившемся гербом Флери кричала о том, что когда-то все здесь, и крестьяне тоже, принадлежало этой семье. Узкая улочка, выложенная булыжником, извивалась между плотно прижимающимися друг к другу домами из грубого известняка. Где-то уныло кричал осел, слышался стук топора, тянуло дымом от очагов. Местные глазели на Маргарет, которая была одета пусть и не последней моде, но все же по-городскому, с любопытством, но не лезли с вопросами. Она остановилась только возле древнего колодца, видимо, олицетворявшего центр деревушки.

Возле общественной купели, выдолбленной из монолитной известковой плиты, несколько женщин занимались стиркой. Едкий аромат щелока перемешивался с гниловатой сладостью мокрой шерсти. Забыв про дубовые вальки, которым обычно отбивали белье, кумушки оживленно обсуждали некую Жюли, понесшую от кузнеца. Увидев Маргарет, они замолчали, изобразив нечто вроде поклона, правда, весьма небрежного.

— Я из замка Флери, — сказала она, — хочу купить овощей и пару куриц.

— Замковая, стало быть, — оживилась старуха, сидевшая в тени большого платана. У ее ног стояла корзина фиолетового лука, чьи хвостики она ловко срезала ножом. — Садись, девочка, путь досюда пыльный, дождя-то уже давно нет. Слышала, наследники вернулись в замок?

— Вернулись, — согласилась Маргарет, пристраиваясь на каменную скамью рядом. От быстрой ходьбы ее дыхание сбивалось, а в боку кололо.

— Да, — вздохнула старуха, — сколько лет прошло, а, кажись, только вчера старый граф на охоту выезжал. Мальчонка-то его — бах! — и подстрелил мою корзину для белья. Уж я и хохотала, и бранилась, все разом. Помнишь, Луизетта?

От стайки женщин отделилась пышнотелая женщина лет пятидесяти с волосами, спрятанными под желтый выцветший платок. На ней было холщовое платье с заплатами на локтях и мокрым подолом, прикрытое перетянутым крест-накрест на груди фартуком.

— Как не помнить, — засмеялась она, приподнимая юбку и показывая небольшой шрам на щиколотке. — Вот она, личная подпись маленького графа. Сколько ему тогда было? Лет шесть? Я еще в девицах ходила, а он опять сбежал из замка и пускал по желобам кораблики из коры. Я нагнулась, чтобы схватить игрушку, а он как закричит: «Не трожь! Я отправляюсь в кругосветное плавание!». С перепугу-то я и поскользнулась на мху, рассекла ногу. А он возьми да разревись, бедняга, помчался за подорожником, да нарвал лютиков. Щипались, окаянные! А я все равно прикладывала их к ране, чтобы не огорчать еще больше мальчишку.

Все вокруг рассмеялись, и только Маргарет хмурилась. Лютики вместо подорожников — как это похоже на Рауля Флери!

— Наутро-то старый граф лично явился, принес банку мази бальзамной. Сказал: прости моего пострела, Луизетта, мореплаватель из него никудышный, зато сердце золотое.

— Добрые они были, Флери. Носу никогда не задирали, — согласилась старуха.

— Это как посмотреть, — возразил верзила, возившийся с рыбацкими сетями и явно прислушивающийся к разговору. — Госпожа Жанна с нами никогда не зналась. Ниже ее достоинства лишний раз поздороваться да поговорить. Она и девчонкой-то носу из замка не казала, а уж после смерти отца совсем извела прислугу придирками да руганью.

— Старый граф-то перед смертью сбрендил совсем, — припомнила старуха, — все карту сокровищ нам на песке рисовал, говорил: «Копни, Берта, у платана, разбогатеешь». А однажды вручил моему сыну целую золотую монету за тыкву, говорит, плата за голову великана… Да что уж теперь! — она, махнув рукой, встала и поковыляла в сторону домов. — Велю Пьеру насыпать графьям моркови и гороха, пару куриц забить…

— А какой он сейчас? — застенчиво спросила Луизетта. — Молодой граф? Локоны все еще смоляные? Страсть каким красивым ребенком был, прям картинка.

— Его светлость и ныне неприлично хорош собой, — вынуждена была признать Маргарет. — Особенно ресницы, просто безобразие какое-то.

— Сбегаю-ка я за белыми грибами, подождите, — решила Луизетта, — у меня сушатся. И грушевый мед он в детстве любил! Минутку, госпожа, — и она тоже поспешила вслед за Бертой.

— В прежние-то времена, — сказал верзила, — в замке всегда для нас была работа. А уж сколько сыра, масла да кур графья покупали, да бычков к праздникам, да коз… А теперь крутимся тут сами по себе, что толку от молодых наследников! Говаривают, будто сынок в столице при самом короле вертелся, а вернулся с пшиком, только на гитаре и бренчит, что трубадур.

— Бренчит, — неодобрительно поджала губы Маргарет.

— Вот то-то и оно, — многозначительно поддакнул верзила и вернулся к своему занятию.

Кумушки тоже рьяно взялись за стирку, и, казалось, про госпожу из замка все мигом забыли. Солнце поднялось еще выше, припекая сильнее, и Маргарет, разомлев от духоты, невольно задумалась: не помешай она свадьбе Пеппы с Раулем, вот куда потекли бы деньги с шахты. Ей вовсе не хотелось, чтобы племянница тратила свою молодость на восстановление замка Флери и вникала в сельскохозяйственные хлопоты. Рауль прав в одном: однажды Пеппа подумает о избавлении от обузы в лице обнищавшего графа с облегчением.

А значит — Маргарет поступила должным образом, и эта убежденность придала ей сил и принесла утешение.

Скоро вернулись старуха с Луизеттой, за ними топал молодой детина, тащивший на спине внушительную корзину. Одной рукой он придерживал лямки на груди, другой что-то бережно прижимал к себе.

Маргарет встала и, приподнявшись на цыпочки, внимательно осмотрела, что собрали для нее крестьяне. Две задушенные курицы, морковь и белая репа, одна небольшая приплюснутая тыква и с десяток луковиц, грибы и глиняный горшочек меда.

— Это Жиль, — сказала старуха, указывая на детину, — он у нас дурачок немного, но крепкий, проводит вас до замка. Не волнуйтесь, дорогу он знает, мальчишкой служил у старого графа на побегушках, да вот беда: ни с того ни с сего спятил.

— Граф спятил, Жиль спятил, — удивилась Маргарет, отсчитывая монеты. — Поветрие просто какое-то.

— В замок ни ногой, — предупредил детина, укачивая свой сверток. Приглядевшись, она разглядела соломенную куколку. — Только до ворот.

— До ворот и обратно, — строго наказала ему Луизетта. — Ну, ступайте, с богом.

И махнула рукой, прощаясь.

Маргарет неуверенно двинулась вслед за Жилем. Она всегда опасалась сумасшедших: от разумных-то людей не знаешь, чего ожидать, а тут и подавно!

Однако тот шагал легко и размашисто, не обращая на нее никакого внимания, баюкая куклу и что-то беззаботно напевая себе под нос. Прислушавшись, Маргарет похолодела, до того зловещими показались ей слова:

Ла-ла-ла, спи, моя Глэдис,

Добрый ангел мой,

Закрой свои мертвые глазки,

Пусть ночь принесет покой.

Ла-ла-ла, моя милая Глэдис,