Сиделка - Филдинг Джой - Страница 9

– Может, поднять вас наверх? – к всеобщему облегчению, спросила у нее Элиз.

– Я сам, – сказал отец.

– Нет, Вик, – возразила Элиз, положив ладонь ему на плечо, чтобы не позволить встать. – Оставайтесь здесь, с семьей. Я помогу Одри.

– Можно с вами? – спросил Сэм, тут же вскочив со стула. – Я хочу покататься на лифте.

– Я тоже, – подала голос Дафни.

– Сядьте сейчас же! – рыкнул Харрисон.

– Нам всем места в лифте не хватит, – ласково сказала Элиз. – Но я прокачу вас перед отъездом. Согласны?

– Ура! – обрадовался Сэм.

– Ура! – повторила за ним Дафни.

– Ужин был просто великолепен, – заявила я Элиз, когда мы готовились к отъезду.

Трейси уже уехала, а отец извинился и ушел, чтобы побыть с мамой.

– Рада, что вам понравилось. Это ваш дом, и вы здесь всегда желанные гости.

– Дети! – крикнул Харрисон наверх, куда Сэм и Дафни приехали на лифте по меньшей мере в десятый раз. – Спускайтесь. Мы уезжаем.

– Ну папа…

– Сейчас же, – скомандовал Харрисон.

Дети снова залезли в лифт, который начал медленно спускаться. Однако, едва они достигли нижнего этажа, Сэм нажал на кнопку, и лифт снова поехал вверх.

– Сэмюэл! – Харрисон в ярости обернулся ко мне, словно это я нажала кнопку: – Сделай что-нибудь!

– И что я, по-твоему, должна сделать?

– Это я виновата, – поспешила вмешаться Элиз. – Показала детям, как пользоваться этой дурацкой штукой…

– Вы тут ни при чем, – поправил ее Харрисон, давая выход раздражению, копившемуся весь вечер. – Они знают, что Джоди им что угодно простит, поэтому мне приходится настаивать на дисциплине.

Он бросился вверх по лестнице, прежде чем я успела ответить.

Элиз наклонилась ко мне.

– Нелегко быть мужем идеальной жены, – тихо произнесла она.

Мне захотелось ее обнять.

– Спасибо, – прошептала я. – Спасибо за все.

– Не за что, – отозвалась сиделка.

Только по пути домой я воспроизвела в памяти события вечера: чудесный домашний ужин, присутствие мамы за столом, ее ужасный приступ, последующее спокойствие Элиз и ее утешающие слова; легкость, с которой она взяла ситуацию под контроль. «Нет, Вик, – сказала она отцу. – Оставайтесь здесь, с семьей. Я помогу Одри».

Я рассеянно подумала, когда это они успели превратиться из мистера и миссис Дандас в Вика и Одри, но легко приняла перемену. Зачем настаивать на неудобных и ненужных формальностях? Я была в восторге, что дела идут так хорошо и всех все устраивает.

Но теперь я гадаю, не был ли это тот самый момент.

Смещение акцента, изменение тона.

Момент, когда все перевернулось.

Еще не обсохнув после душа, я сидела на кровати: голова наклонена к груди под неестественным углом, руки бессильно лежат ладонями вверх на полотенце, обернутом вокруг тела, а босые ноги неподвижны и бесполезны, как два пенька.

Не двигая головой, я покосилась на радиочасы на прикроватной тумбочке, отметив, что сижу в такой неудобной позе уже без малого двадцать минут. Все тело болело. «Еще десять минут, – сказала я себе. – Посмотрим, продержишься ли ты еще десять минут».

– Чем это ты занимаешься? – спросил Харрисон, стоя в дверях.

От неожиданности я вздрогнула, вскинула руки и подняла голову. Полотенце съехало на талию.

– Ты меня напугал, – проворчала я, подтягивая ткань обратно, чтобы прикрыть голую грудь.

– Что ты делаешь? – снова спросил он.

– Задумалась, – ответила я, пожав плечами.

Ложь. Но проще было соврать, чем сказать правду. Звучало не так безумно. На самом деле я пыталась представить себя на месте мамы, понять, каково это – быть запертой в собственном теле, скрученной, словно кусок папье-маше, оставаясь неподвижной целыми часами, и так все время.

Весь день. Каждый день.

Год за годом.

Я не продержалась и получаса.

– Тебе не кажется, что пора готовиться? Они будут меньше чем через час.

Я заставила себя встать. С мокрых волос на плечи закапала вода.

– Что наденешь? – неожиданно спросил муж.

– Что?

– Что ты собираешься надеть? – перефразировал он вопрос.

– Пока не думала, – честно призналась я. – Может, то платье в оранжево-белую клетку, которое я купила в прошлом месяце?

Харрисон скорчил гримасу, словно унюхал неприятный душок.

– Нет. Его не надевай. Лучше… не знаю, что-нибудь… посвежее.

– Свежее, чем прошлый месяц?

– Ты понимаешь, о чем я. Что-нибудь более модное, более… в теме.

«В какой теме?» – захотелось съязвить мне.

– Как насчет белых брюк и яркого верха? – спросила я вместо этого.

– А какой верх?

Он серьезно?

– Может, винтажная футболка «Роллинг Стоунз», которая с огромным языком? Это достаточно «в теме»?

– Пожалуй, подойдет, – протянул Харрисон, приняв мой вопрос за чистую монету. – И, может быть, сделаешь что-нибудь с прической?

– Я только что из душа, – напомнила я. – Волосы еще не высохли.

– Ага. Значит, у тебя мало времени.

– Я постараюсь.

– Ты купила соус барбекю, как я просил?

– Стоит в шкафу.

– Ладно. Хорошо. – Харрисон развернулся к двери.

– Не стоит благодарности, – буркнула я.

Он остановился.

– Извини. Спасибо.

– Да не за что, – ответила я, надеясь на ответную улыбку.

Вместо этого Харрисон глянул на часы и сказал:

– Тик-так!

Ученики мужа прибыли ровно к шести: все двенадцать человек явились с разницей всего в несколько минут, словно ехали на одном автобусе. Не знаю почему, но меня это всегда удивляло. Последние четыре года Харрисон устраивал ужин-барбекю для новых учеников в первую субботу занятий, и каждый год дюжина радостных лиц появлялась на нашем пороге одновременно: кто с цветами, кто с конфетами, кто просто с широко открытыми от благоговения и радости глазами при виде красавца-учителя.

Вообще говоря, женщин обычно бывало больше, чем мужчин, но в этом году распределение выглядело более равномерным: семь женщин и пятеро мужчин в возрасте от восемнадцати до семидесяти, но в основном где-то между.

– Это моя жена Джоди, – говорил Харрисон, представляя меня каждому по очереди.

– Приятно с вами познакомиться, – сказала женщина средних лет по имени Сара.

– Рад знакомству, – произнес Томас, бородач чуть за тридцать с сильным британским акцентом.

– У вас красивый дом. – Кэндис.

– Спасибо, что пригласили. – Зак.

– Как вкусно пахнет! – Лестер.

И так далее.

Я разглядывала гостей, которые собрались в нашем узеньком дворе с бокалами вина или пива в руках и весело болтали. Все были одеты неформально и по части нарядов особенно не отличались друг от друга, поэтому в своей футболке «Роллинг Стоунз» я слегка выделялась, словно слишком усердно старалась быть «в теме», и все это понимали. «Интересно, на кого именно Харрисон хотел произвести впечатление?» – рассеянно подумала я.

Едва я успела задать себе этот вопрос, как ответ возник прямо передо мной.

– Красивая футболка, – сказала очередная студентка.

– Спасибо.

– У моей мамы такая же.

«Вот тебе и “посвежее”», – подумала я, выдавив из себя улыбку.

– Меня зовут Рен.

– Милое имя, – сказала я.

Рен и в самом деле оказалась милой. Под тридцать лет, высокая, стройная, но с полной грудью; длинные каштановые волосы, стянутые в высокий хвост, темно-зеленые глаза. Непринужденно шикарная, какими бывают только молодые женщины, в джинсах и белой футболке с V-образным вырезом, и с чередой маленьких колечек и сережек-гвоздиков в идеальных мочках ушей. Ее кожа светилась без малейших признаков макияжа, если не считать туши на ресницах и тончайшего слоя блеска на губах.

– У вас потрясающий муж, – заявила Рен.

– Ну, насколько я знаю, ему очень нравится вести этот курс, – ответила я.

– Он настоящее чудо. И я не только о его литературном творчестве. Конечно, «Идет сновидец» вне всяких похвал, это всем известно. Однако можно быть отличным писателем и плохим учителем. Но Харрисон… Он хорош во всем.