Смертельный код Голгофы - Ванденберг Филипп - Страница 31

Когда Гропиус подошел к запертым деревянным воротам, внутри залаяла собака. У него появилось нехорошее, тревожное чувство. Это ощущение было последним, что он запомнил: его сильно ударили по голове. Как будто издалека он услышал резко отдаваемые команды, а потом темнота — Грегор потерял сознание.

Позднее Гропиус не смог сказать, сколько времени он пробыл в этом состоянии полузабытья. Когда он, связанный и в мешке, на несколько секунд пришел в себя на заднем сиденье автомобиля, ему показалось, что рядом с ним сидит Франческа. Как к нему пришла эта мысль, он не мог объяснить, поскольку ничего не видел, это было только ощущение. Потом он услышал странный жалобный звук и снова погрузился в темноту.

Через некоторое время Гропиус опять пришел в себя. Он находился в комнате с высоким потолком, без мебели, через матовые стекла пробивался дневной свет. Его знобило. Ничего примечательного в этой комнате не было — разве что зелено-голубая масляная краска, которой были покрашены стены и которая начала кое-где отслаиваться.

Попытка пошевелиться не удалась: Гропиус был крепко связан. Его голени были примотаны к ножкам деревянного стула, грудь стянули ремнями. Плечи болели, поскольку руки были связаны и заведены за спинку стула. Гропиус почти не мог дышать. Он прислушался — было тихо.

Вдруг Гропиус случайно наткнулся взглядом на старую подгнившую скамеечку — на ней стояла белая пластиковая бутылочка, рядом лежал пустой шприц. Приглядевшись, Гропиус увидел на бутылочке красную надпись: «Хлорфенвинфос».

Он отказывался воспринимать то, что увидел, противясь этой жуткой находке, а его внутренний голос кричал: «Нет, нет, нет!» Арно Шлезингера убили с помощью хлорфенвинфоса. Накрепко примотанное к стулу тело Гропиуса тут же покрылось холодной испариной. Потеряв здравый рассудок, не обращая внимания на сильную боль, он пытался освободиться от ремней, но быстро сдался.

«Ну, вот и все», — подумал Гропиус, уставившись вперед, и начал формулировать статью, которая появится в газетах спустя пару дней в рубрике «Разное»: «В окрестностях Турина местными жителями был найден труп мужчины. В умершем был опознан сорокадвухлетний профессор медицины хирург Грегор Гропиус, чье имя упоминалось в связи с делом об убийстве А. Шлезингера. Вскрытие показало, что Гропиус был убит с помощью инъекции токсичного вещества».

Дышать было трудно, в воздухе неприятно пахло дроками, Гропиусу казалось, что его организм уже попрощался с жизнью. Легкие отказывались служить. Не раз он представлял себе собственную смерть, рисовал в мыслях, как все будет происходить, когда он вздохнет в последний раз, уговаривал себя, что и не заметит, как все закончится. Смерть, верил он, это довольно безобидное дело, похожее на засыпание, а дальше приходит перманентное ничто. В отличие от многих коллег, выбравших свою профессию из-за страха смерти, он решил стать медиком из любопытства. Но теперь, как все другие, он просто очень боялся, им овладел мерзкий, пошлый страх.

Вот сейчас, через несколько минут, рисовало воображение Гропиуса, в эту пустую комнату войдет человек с чулком на голове или в капюшоне, скрывающем лицо, как это показывают в фильмах. Он наберет полный шприц, воткнет ему в плечо — и все! Но произошло другое: Гропиус услышал голоса. О чем говорилось, он не смог разобрать, да ему в общем-то было все равно, какие последние слова он унесет с собой в вечную нирвану, в состояние абсолютного освобождения от всех земных страданий.

Сзади открылась дверь. К нему подошли двое мужчин, один слева, другой справа. Их появление было похоже, скорее, на неожиданную театральную сценку. Тот, что справа, оказался маленьким и полным, он был одет в идеально выглаженную одежду монсеньора[15] с лиловой перевязью на животе. Его покрасневшее лицо выдавало частые скачки высокого давления, он ухмылялся. Другой был совсем не похож на церковника, хотя его белый воротничок, выглядывавший из черного костюма, тоже явно говорил о принадлежности к сану священника. Он был молод и силен, у него были длинные черные волосы, как носили в 70-х.

На мгновение Гропиус снова обрел надежду, хотя одеяние обоих мужчин его несколько смутило. Оба возвышались над Гропиусом, скрестив руки на груди, и разглядывали его. В ушах у Гропиуса бешено отдавался пульс. Чего они ждут? Чего хотят от него? Гропиус решил помолчать. Гордость — это последнее, что у него осталось.

Две, а может быть, три бесконечные минуты они стояли рядом с ним в абсолютной тишине. Вдруг молодой внезапно исчез из поля зрения Гропиуса. Едва это произошло, как монсеньор повернулся к лежащему на скамейке шприцу. Широко раскрытыми глазами, не в состоянии закричать или молить о пощаде, Гропиус молча наблюдал, как этот толстый господин открыл пластиковую бутылочку и взял в руки шприц. Манера обращения с этими предметами доказывала то, что делал он это не первый раз. Набрав в шприц пять кубиков из пластиковой бутылочки, он повернул его острием вверх и выпустил короткую струйку, потом подошел к Гропиусу.

«Мой бог, — подумал он, — пять кубиков, этого хватит, чтобы убить слона». Гропиус задрожал всем телом, все в нем завибрировало. Он закрыл глаза, ожидая последнего укола, который покончит со всем. Но успел задуматься, сколько же времени пройдет до тех пор, пока он потеряет сознание.

Ожидание растянулось в бесконечности. Ему стало плохо, его тошнило. Кишки начали скручиваться, как будто он проглотил огромную живую змею. Тут он услышал голос, звучавший отвратительно высоко, как будто говорил кастрат, и когда Гропиус открыл глаза, то увидел перед собой красное лицо монсеньора, который спросил его по-немецки, но с иностранным акцентом:

— Где папка?

Папка? Папка! В мозгу Гропиуса носились бессвязные обрывки мыслей. Папка! Боже мой, о чем говорит этот толстобрюхий? В какой-то момент он запутался: кто же, он, Гропиус, или все-таки Шлезингер был главной фигурой этой загадочной игры. Внезапно его осенило, в голову пришла стратегия, которая, возможно, поможет ему спасти свою шкуру.

— Папка? — спросил он, не в силах сдерживать дрожь в голосе. — Вы же не думаете, что я ношу ее с собой.

— Естественно, нет! — ответил монсеньор. Решительный ответ профессора явно произвел впечатление. Чтобы еще более подчеркнуть серьезность своего вопроса, толстяк помахал шприцем перед носом Гропиуса: — Я хочу знать, где спрятана папка. Расскажите, и мы вас освободим! В противном случае… — И он язвительно ухмыльнулся.

Гропиусу стало ясно, что только папка, что бы в ней ни находилось, эта чертова папка, которая якобы у него, может спасти его от смерти. Они не посмеют его убить, пока не найдут ее. Его жизненная стойкость и желание жить, предательски покинувшие его недавно, снова вернулись к нему. Он даже попытался многозначительно улыбнуться, когда заявил:

— Уважаемый, кто бы вы ни были и какой бы маскарад тут ни устраивали, неужели вы рассчитываете на то, что я расскажу, где спрятана папка? Тогда моя жизнь уж точно не будет ничего стоить!

Монсеньор, казалось, разозлился.

— Тогда скажите, сколько вы хотите, — недовольно прокаркал он, — еще десять миллионов?

Гропиус не знал, что больше его напугало, предложение денег или осознание того, что именно эти люди убили Шлезингера. Но это вызывало новые вопросы: зачем они перед смертью осыпали Шлезингера деньгами? Был ли он одним из них?

— Мне не нужны деньги, — возразил Гропиус с наигранным спокойствием. Шприц перед глазами вовсе не добавлял ему невозмутимости. — Единственное, чего я хочу, это моей реабилитации как хирурга. Тогда вы получите папку. Мне она не нужна.

— Это невозможно сделать, — пронзительно вскрикнул толстяк.

— В таком случае для меня тоже будет невозможным отдать вам папку. Вам не остается ничего другого, как убить меня. Чего же вы ждете? Кстати, чтобы в будущем избежать казусов, хочу сообщить, что госпожа Шлезингер не имеет обо всем этом ни малейшего представления. Она не знает ни того, что это за папка, ни где она находится.