Смертельный код Голгофы - Ванденберг Филипп - Страница 30

Франческа наклонилась к Гропиусу:

— Это хорошо, что вы не сказали вслух этого слова, профессор. Никто не решится здесь произнести его, если он, конечно, сам к ней не относится.

Гропиус понял, на что она намекала, и кивнул.

Она улыбнулась и, понизив голос, сказала:

— Лучано де Лука руководит одним научно-исследовательским институтом на другом берегу реки. Он очень дружелюбный, полноватый господин с жидкой шевелюрой. Де Лука носит темные очки с очень толстыми линзами, которые делают его глазки совсем маленькими, как у поросенка. А вообще он милый, общительный пожилой господин. Институт находится в переулке, начинающемся от проспекта Чиери. Вот его номер телефона. Если вы меня выдадите, на следующий день у меня не будет работы.

При этом она протянула Гропиусу визитную карточку.

Гропиус поймал руку Франчески и восторженно ее поцеловал. Эта женщина была для него загадкой, ее поведение не переставало его удивлять. Он взял визитную карточку и спрятал в карман.

— Но, пожалуйста, не спрашивайте меня о содержимом посылки, — попросила Франческа после долгого молчания, — я действительно этого не знаю. — Заметив недоверчивую ухмылку Грегора, она добавила: — В прошлом году у меня было одно задание отвезти похожую посылку из Милана в Лондон. Я не знала, что внутри, но знала страховую сумму — полмиллиона. Получателем был аукционный дом Сотбис. Месяц спустя я прочла в газете о том, что я транспортировала: старый конверт с «Голубым Маврикием»[14]. Его цена на аукционе дошла до миллиона, миллиона фунтов стерлингов! У меня до сих пор кружится голова от одной этой мысли.

Грегор коснулся под столом ее ноги. «Не важно, пусть даже она отвесит тебе сейчас оплеуху», — подумал он и посмотрел на нее вызывающе.

Франческа не лишилась самообладания и спокойствия. Наоборот, с выражением лица, которое можно было истолковать двояко, она прошептала:

— Синьор Гропиус, вы не хотите проводить меня домой?

Это звучало так, как будто она хотела сказать: «Вечеру пришел конец, пора идти!», но с тем же успехом ее слова можно было понять и как: «Давай просто поедем ко мне!»

Его ответ тоже можно было интерпретировать по-разному:

— Не мог представить себе ничего более прекрасного, синьора!

С этими словами он кивнул проходившему мимо официанту и расплатился. Пока они шли к выходу, Франческа заметила:

— Обстановка моей квартиры не должна вас смущать, наверняка вы привыкли к лучшему. Квартиры в Турине дороги, а как я уже говорила, мне нужно заботиться не только о себе. Это недалеко, всего в двух кварталах отсюда.

На проспекте Ломбардии в это вечернее время, а было уже около десяти, движение оживленное, как днем. Франческа подхватила Грегора под руку — как будто так и надо. Стало прохладно, они оба продрогли. На перекрестке проспекта с очередным узким переулком Франческа потянула Грегора вправо и, показав на старое семиэтажное здание, сказала:

— Мы пришли.

Лестничные пролеты были выложены синим кафелем, звуки отражались в них гулким эхом. В центре подъезда находился лифт — железная клетка, отделенная от ступеней лестницы сеткой рабицей. Шум при открывании металлической двери отозвался во всем подъезде. Франческа нажала на кнопку пятого этажа и улыбнулась Гропиусу. Он воспринял ее мимику как приглашение и придвинулся к ней вплотную, почувствовав жар ее тела. Франческа повернула голову в сторону, но Грегора не оттолкнула.

— Вы сводите меня с ума, — прошептал Гропиус.

— Разрешите! — сказала она и распахнула металлическую дверь лифта.

Скудно освещенный длинный коридор привел их к двери, выкрашенной белой краской. Франческа жестом пригласила Гропиуса войти.

— Мама? — сказала она шепотом и, обратившись к Гропиусу, добавила: — В это время она редко бодрствует. Присаживайтесь!

В комнате было всего одно окно, но четыре двери: две на одной стороне и две на другой, поэтому для мебели оставалось совсем мало места. В центре стояли две придвинутые друг к другу софы, а между ними — низенький столик с газовой плитой.

— Вы говорили, что живете в квартире втроем, — заметил Гропиус.

— Да, — ответила Франческа, — мама, я и мой муж.

Гропиус незаметно сжался, потом добавил извиняющимся тоном:

— Я думал, что вы…

— Что вы думали, профессор?

Франческа открыла одну из дверей. Внутри маленькой комнаты горел свет. На кровати у противоположной стены лежал темноволосый мужчина с бледным лицом. Он не шевелился.

— Мой муж Константино, — сказала Франческа и, не глядя на Гропиуса, спокойно продолжила: — Полгода назад его сбила машина, с тех пор он в коме. Что это означает, думаю, мне не нужно вам объяснять.

Гропиус был поражен. Эта женщина совершенно выбила его из колеи. Всего минуту назад он больше всего на свете желал ее и совершенно бесцеремонно отправился к ней с намерением переспать. И Франческа явно была не против. А теперь?

Гропиус чувствовал себя просто ужасно. Ему стало ясно, что Франческа заранее продумала эту печальную сцену, чтобы раз и навсегда держать его вдали от себя. Теперь ему стало стыдно.

— Простите мне мое непристойное поведение, — пробормотал он тихо.

— Вы можете спокойно говорить в полный голос, — сказала Франческа, — он нас не услышит, по крайней мере так заявляют врачи.

Гропиус отвернулся, спрятал руки в карманы и уставился в темное окно, а потом сказал:

— Я не знаю, что вы обо мне думаете, но я не мог предположить…

— Конечно, нет, — прервала его Франческа, — я вас ни в чем не упрекаю. В жизни случаются такие ситуации, когда пропадает любое ощущение реальности.

Она закрыла дверь.

Не зная, как себя вести, Гропиус молчал. Франческа поставила его на место, отвесила ему пощечину, не причинив при этом физической боли. А пощечина, которая не болит, приносит душе намного больше страданий, таких страданий, от которых бывает невозможно избавиться годами. Ему очень хотелось поговорить, объяснить ей, какое сильное впечатление она произвела на него и что он ни в коей мере не собирался и так далее и тому подобное. Но любое объяснение казалось ему неуместным. Из-за своей беспомощности, из-за ощущения, что он просто не дорос до подобной ситуации, Гропиус вел себя неуклюже, неловко, как школьник.

— Пожалуй, будет лучше, если я пойду.

Франческа ничего не ответила, только посмотрела на него.

В оцепенении Гропиус спустился вниз на стенающем лифте. Небольшой отрезок дороги до проспекта Ломбардии он бежал. Ему казалось, что он убегал сам от себя. На углу он поймал такси и поехал в отель.

Наступило утро. Просыпаясь, Гропиус мечтал о Франческе, но, вспомнив события прошлого вечера, разозлился сам на себя — довольно странное и совершенно нехарактерное для него состояние.

Завтрак, довольно скромный, как и обычно в Италии, Гропиус заказал себе в комнату. Он никого не хотел видеть. Намазывая поджаренные тосты персиковым мармеладом, он разглядывал визитную карточку Франчески. То есть он смотрел на ее обратную сторону, где она написала имя, адрес и телефон де Луки.

Гропиус думал, как ему лучше поступить, стоит ли позвонить Лучано де Луке и договориться с ним о встрече. В конце концов он решил поставить профессора перед фактом. Ведь Гропиус не знал, как они поймут друг друга и как тот отреагирует на сообщение о смерти Шлезингера.

Водитель, который отвез его на другую сторону реки По, ездил на стареньком «фиате» 80-х годов, что не мешало ему быть уверенным в том, что он является обладателем гоночного автомобиля. Во всяком случае с каждого светофора он срывался, громко гудя мотором, и выкрикивал:

— О ла-ла, «феррари»!

Переехав По, они проехали небольшой отрезок по проспекту Казале, повернули направо на проспект Чиери и остановились напротив двухэтажной виллы, прятавшейся за невысокой каменной стеной и густыми кустами. «Институт проф. Лучано де Лука» — было написано на разъеденной латунной табличке, которая никак не намекала на деятельность учреждения.