Развод. У него была другая жизнь - Вестова Лея - Страница 8

Когда прозвенел звонок, мы все трое вздрогнули. Я пошла открывать, от внезапного страха слегка подкашивались ноги. К счастью, на пороге стоял Илья Сергеевич – в строгом костюме, с кожаным портфелем, надёжный как скала.

– Доброе утро, – он вошёл, кивнув мне и оглядев прихожую профессиональным взглядом. – Участковый ещё не приезжал?

– Нет, вы первый, – я провела его на кухню, представила маме и Кате.

К удивлению, Илья Сергеевич проявил особое внимание к Кате – не как обычные взрослые, снисходительно или покровительственно, а как к равной. Спросил о школе, об увлечениях. Заметил на стене её фотографии природы и искренне восхитился.

– У вас настоящий талант, – сказал он, рассматривая снимок заледеневшего озера в лучах заката. – Я немного занимался фотографией в студенческие годы, но до такого уровня мне было далеко.

Катя покраснела от удовольствия:

– Это просто хобби…

– Очень серьёзное хобби, – заметил он с улыбкой, а затем посерьёзнел. – Катя, я понимаю, что ситуация непростая, и я не хочу вас тревожить, но мне нужно задать несколько вопросов до прихода участкового. Вы не возражаете?

Дочь кивнула, выпрямившись на стуле:

– Спрашивайте.

– Ваш отец пытался связаться с вами напрямую в последние недели? Звонил, писал сообщения?

– Да, – Катя нахмурилась. – Звонил каждый день. И сообщения писал. Я… я не отвечала.

– Почему? – мягко спросил Илья Сергеевич.

– Потому что не хочу с ним разговаривать, – в голосе Кати звучала решимость, совсем не детская. – Он предатель. Он разрушил нашу семью. Солгал всем нам.

– Ваша мама просила вас не отвечать на его звонки? Запрещала встречаться с ним?

– Нет! – Катя даже привстала, возмущённая таким предположением. – Наоборот, мама говорила, что я должна сама решать, общаться с ним или нет. Что он всё равно мой отец. Но я не хочу его видеть. Это моё решение.

Илья Сергеевич кивнул, делая пометки в блокноте:

– Хорошо. Это важно. Если участковый будет задавать вам вопросы, просто говорите правду. Ничего не приукрашивайте, не преувеличивайте. Только факты.

Не успел он закончить, как вновь раздался звонок в дверь. На этот раз это был участковый – подтянутый мужчина средних лет с усталым лицом человека, повидавшего слишком много семейных драм.

– Морозова Ольга Владимировна? – он сверился с блокнотом. – Я по заявлению вашего супруга, Морозова Андрея Сергеевича. Он утверждает, что вы препятствуете его общению с несовершеннолетней дочерью Екатериной.

– Проходите, – я пропустила его в квартиру. – Катя дома, вы можете поговорить с ней. И это мой адвокат, Илья Сергеевич Левин.

Участковый слегка нахмурился при виде адвоката, но кивнул:

– Возражений нет. Вы имеете право на юридическую поддержку.

В гостиной Катя сразу же начала говорить, не дожидаясь вопросов:

– Я не хочу видеть отца. Это мой выбор. Мама не запрещает мне с ним общаться.

Участковый оглядел всех присутствующих:

– Может быть, нам стоит поговорить наедине, Екатерина?

– Нет, – твёрдо сказала дочь. – Я хочу, чтобы мама и мой адвокат присутствовали.

– Ваш адвокат? – участковый поднял брови.

– Да, – вмешался Илья Сергеевич. – В свете искового заявления Морозова Андрея Сергеевича, где он требует определить место жительства ребёнка с ним, мы решили, что несовершеннолетней нужна своя юридическая защита. Её интересы могут не совпадать ни с интересами матери, ни с интересами отца.

Это было новостью и для меня, но я сдержала удивление. Стратегия Ильи Сергеевича начинала вырисовываться – показать, что Катя – не пешка в наших с Андреем играх, а самостоятельная личность со своими правами и желаниями.

Участковый задал ещё несколько вопросов – когда Катя в последний раз видела отца, пытался ли он прийти к ней в школу, настаивала ли я на прерывании контактов. Всё это время Илья Сергеевич сидел рядом с дочерью, иногда тихонько подсказывая, как лучше сформулировать ответ, но не вмешиваясь в суть.

Наконец, участковый захлопнул блокнот:

– Что ж, ситуация ясна. Заявление вашего супруга не имеет под собой оснований. Девочка сама отказывается от контактов, вы этому не препятствуете. Составлю рапорт по результатам проверки. Однако, – он помедлил, – должен вас предупредить. Если ситуация изменится, и вы начнёте активно препятствовать общению отца с дочерью, это может быть расценено как нарушение его родительских прав. С соответствующими последствиями.

– Никто не собирается нарушать чьи-либо права, – вмешался Илья Сергеевич. – Мы действуем строго в рамках закона.

После ухода участкового я почувствовала такую усталость, словно разгружала вагоны. Нервное напряжение последних часов отхлынуло, оставив только свинцовую тяжесть в конечностях.

– Вы отлично справились, – сказал Илья Сергеевич, обращаясь к Кате. – Очень собранно, по существу. Многие взрослые теряются в таких ситуациях.

Катя слабо улыбнулась:

– Я просто сказала правду.

– Иногда это самое сложное, – тихо ответил он, и я услышала в его голосе отголоски какой-то личной боли.

Когда мы проводили адвоката до двери, он тихо сказал мне:

– Это только начало, Ольга Владимировна. Первый выпад, первая проверка сил. Будьте готовы – дальше будет сложнее.

– Что вы имеете в виду? – я похолодела, не понимая, что могло быть хуже, чем сегодняшний иск и визит полиции.

– Дальше начнётся настоящая война, – его глаза смотрели серьёзно, без тени паники, но с холодной уверенностью человека, знающего, о чём говорит. – Если он пошёл на такой шаг, значит, готов бороться до конца. Ждите провокаций, попыток выставить вас неадекватной, неуравновешенной, плохой матерью. Это стандартная стратегия в таких делах. Агрессивная, но, увы, эффективная.

– Я не боюсь. Мне нечего скрывать. Я хорошая мать. А он… он предатель, как верно заметила Катя.

Илья Сергеевич улыбнулся – не профессионально сдержанно, а с искренним восхищением:

– Вот эту решимость и держите. Она вам понадобится. А я буду рядом, помогать с юридической стороной.

Когда он ушёл, мы с Катей и мамой ещё долго сидели на кухне, допивая остывший чай. Разговор не клеился – каждая из нас была погружена в свои мысли.

– Странно, – наконец нарушила молчание Катя. – Папа так долго делал вид, что ему всё равно. Почти не появлялся дома, не интересовался моими делами. А теперь вдруг так отчаянно хочет, чтобы я жила с ним?

Я вздохнула, не зная, как объяснить дочери циничную логику взрослых игр.

– Катюш, – осторожно начала я, – иногда для людей важнее не сам человек, а победа. Не ты, а возможность доказать, что он – лучший родитель, чем я.

– Или дело в деньгах, – мрачно предположила мама. – Если Катя будет жить с ним, он не будет платить алименты. И ещё сможет тебя заставить платить.

– Мама! – я бросила на неё предупреждающий взгляд. Не стоило посвящать Катю в эти меркантильные подробности.

– А что? – фыркнула мама. – Правду говорю. Он всегда был прижимистым, когда дело касалось денег. Помнишь, как не хотел отдавать тебе деньги на новое зимнее пальто для Кати два года назад? Сказал, что старое ещё можно починить?

Я помнила. Как и многое другое, что старательно гнала из памяти, защищая перед дочерью образ идеального отца. Но, наверное, пришло время перестать приукрашивать реальность. Перестать создавать иллюзии. Катя уже сделала свой выбор, основываясь на собственных наблюдениях, а не на моих рассказах.

Вечером, когда мама и Катя уже легли спать, я стояла у окна, бездумно глядя на мерцающие огни ночного города. Телефон в руке тихо вибрировал – Андрей звонил в третий раз за вечер. Я не брала трубку. Всё, что нужно будет сказать, мы скажем через адвокатов. Через суд. В свете юридических формулировок, подкреплённых статьями закона.

Я почти собиралась выключить телефон, когда экран высветил входящее сообщение. От Андрея. «Зря ты так. Я просто хочу, чтобы всё было по-хорошему. Цивилизованно. Подумай о Кате».

«По-хорошему» – это не подавать на развод втайне, не жаловаться в полицию, не строить из себя жертву. «По-хорошему» – это не предавать, не лгать, не разрушать семью.