Шеф с системой. Гамбит повара (СИ) - "Afael" - Страница 35

Затем началось самое важное. Мы с моими помощниками плотно набили освобожденную от кости ногу этой дымящейся, ароматной начинкой. Нога снова обрела форму, стала еще более массивной и аппетитной. Я взял толстую льняную нить и зашил разрез грубыми стежками.

Всю эту красоту мы обмазали медом, смешанным с горчицей, и отправили в жаркое сердце печи на несколько долгих часов.

Когда я вытащил его, по кухне пронесся благоговейный вздох. На огромном деревянном блюде, дымясь, лежал наш шедевр. Нога покрылась темно-золотистой, глянцевой корочкой, которая потрескивала и пузырилась от жара.

Я взял самый большой нож и сделал первый надрез. Хруст запеченной до карамели, а затем, словно освободившись из плена, изнутри вырвалось облако густого, пряного пара, пахнущего дичью и грибами.

Мясо было невероятным. Темное, сочное, пропитанное собственным соком и ароматом перца, оно таяло во рту. А начинка, вобравшая в себя все соки, превратилась в самостоятельное, богатое блюдо. Настоящий обед победителей.

Когда нога вепря заняла центральное место на столе, вся моя команда, забыв про чины и старую вражду, собралась вокруг. Ученики Демьяна несмело садились рядом с моими поварятами, и на их лицах читалось предвкушение. Я взял большой нож и отрезал первый, самый хрустящий, угловой кусок.

В этот момент дверь на кухню отворилась, и вошел Ярослав. Он был не в парадной одежде, а в простой тренировочной рубахе, и на его лице была теплая, искренняя улыбка.

— Слышал, у героев сегодня пир, — сказал он, и все тут же вскочили. — Сидите, сидите. Я пришел не как княжич, а как… товарищ, чтобы поблагодарить каждого из вас.

Он обошел стол, каждому пожал запястье или по-дружески хлопнул по плечу. Для этих ребят, еще недавно бывших на самом дне иерархии, это было немыслимой честью. Когда он дошел до меня, то сел на скамью рядом, принимая предложенную мной тарелку.

— Боги, Алексей, — выдохнул он, попробовав первый кусок. — Ты и впрямь колдун.

Прежде чем мы успели погрузиться в еду, я поднялся, держа в руке свою кружку. Разговоры тут же стихли. Два десятка пар глаз — моих верных поварят и бывших учеников Демьяна — устремились на меня.

— Я хочу сказать пару слов, — начал я, и мой голос прозвучал в тишине гулко. — Два дня назад мы были просто поварами и учениками лекаря. Мы боялись, ненавидели и не доверяли друг другу. А потом пришла беда.

Я обвел взглядом их лица.

— Я видел ваш страх. Видел вашу усталость, когда вы валились с ног, но я видел и то, как вы поднимались снова. Как вы работали плечом к плечу, не спрашивая, кто повар, а кто лекарь. Вы не просто варили отвар. Вы вытаскивали с того света своих братьев, отцов, друзей. Каждый из вас.

Я поднял кружку выше.

— Сегодня здесь нет поварят и учеников. Сегодня здесь одна команда. Команда, которая спасла эту крепость. Я горд работать с вами. За нас!

— За нас! — гулким эхом отозвались они, и в этом крике я услышал рождение чего-то нового. Настоящего братства.

Мы ели, и какое-то время на кухне царила атмосфера заслуженного, мирного праздника, но я видел, что Ярослава что-то гложет. Отложив ложку, он пододвинулся ко мне и Матвею, который сидел с другой стороны.

— Я рад видеть их такими… счастливыми, — кивнул он на ребят. — Но пока мы празднуем, враг остается на свободе.

Он замялся на секунду, а потом все же решил выложить свои мысли.

— Степан Игнатьевич рвет и мечет. Он уже арестовал и допрашивает всех, у кого были хоть какие-то связи с Морозовыми, но зашел в тупик. Мы знаем, что колодец отравили, но не понимаем, как. Главный вопрос, на который нет ответа: как отравители могли постоянно добавлять яд в главный колодец, не будучи замеченными стражей?

Он пояснил то, о чем я и сам уже думал.

— Понимаешь, судя по всему, яд поступал в воду не разом, а малыми, но постоянными дозами. Если бы они вылили в колодец бочонок с отравой, то первые же выпившие скончались бы в страшных муках, и тревогу подняли бы немедленно. Эта хворь была медленной, ползучей, она косила всех почти с одинаковой, слабой силой, будто каждый глоток воды был отравлен совсем чуть-чуть. Но как этого добиться? Подходить к колодцу каждую ночь, чтобы подлить яду? Стража бы их заметила.

Наш маленький праздничный стол превратился в «совет дилетантов».

— А может, — робко предположил Матвей, — они бросили на дно что-то, что медленно растворяется? Какой-нибудь ком из глины, пропитанной ядом?

Ярослав покачал головой.

— Степан думал об этом и отмел эту мысль. В этом случае яд действовал бы неравномерно. Те, кто зачерпнул воду со дна, отравились бы сильнее. А хворь косила всех одинаково, от первого до последнего.

Я слушал их, и мой мозг, привыкший к кулинарной логике, вдруг нашел странную, но до боли знакомую аналогию.

— Странно… — пробормотал я, глядя в свою тарелку. — Когда я хочу, чтобы бульон медленно и постоянно набирал вкус и аромат от специй, но не стал мутным, я опускаю в него… маленький тканевый мешочек с травами.

Мы все трое замерли, глядя друг на друга.

— Мешочек… — выдохнул Ярослав, и его глаза расширились от озарения. — Мешочек! А что, если они прикрепили такой мешочек к… ведру⁈

Матвей подхватил мысль, и его лицо озарилось догадкой.

— Точно! Каждый раз, когда ведро опускают, мешочек намокает и отдает в воду новую порцию яда! Поэтому заражение было постоянным! И не нужно было подходить к колодцу!

Я слушал их, и в моей голове сложилась последняя, самая важная деталь.

— Но чтобы он не отвалился от постоянного трения и нахождения в воде, нужен не просто клей. Нужен особый, очень крепкий и водостойкий состав.

Ярослав, который, в отличие от нас, с детства наблюдал за работой всех крепостных ремесленников, хлопнул себя по лбу так, что гулко прозвучало по всей кухне.

— Рыбий клей! Тот, которым чинят лодки и рыбацкие сети!

Наступила тишина. Мы не нашли преступника, но мы нашли кое-что поважнее — метод совершения преступления.

Мы втроем — я, Ярослав и Матвей — почти бегом неслись по коридорам крепости, оставив на кухне ошеломленную, но счастливую команду. Наш праздничный обед превратился в экстренный военный совет, и теперь мы несли его результаты тому, кто мог превратить нашу теорию в стальной аркан на шее предателей.

Мы ворвались в канцелярию управляющего без доклада. Стражник у двери попытался было нас остановить, но, увидев несущегося впереди княжича, лишь растерянно поклонился.

Степан Игнатьевич сидел за своим столом, заваленным отчетами о допросах. Он поднял на нас усталые, но острые, как иглы, глаза, и в них не было удивления, лишь вопрос.

— Господин управляющий, — начал Ярослав, едва переведя дух. Он говорил быстро, взволнованно, как гончая, напавшая на след. — Мы думаем… мы думаем, мы поняли, как они это сделали.

Степан отложил грифель и сложил руки на столе. Он не перебивал.

— Вы искали того, кто подходил к колодцу, — продолжил Ярослав. — Но что, если им не нужно было подходить? Что, если яд добавлялся в воду сам, малыми дозами, каждый раз, когда кто-то набирал воды?

Ярослав посмотрел на меня, давая мне слово.

— Это как в кулинарии, господин управляющий, — сказал я, делая шаг вперед. — Когда я хочу, чтобы бульон медленно и постоянно набирал аромат, я опускаю в него маленький тканевый мешочек со специями.

Я видел, как глаза Степана на мгновение расширились. Он явно искал сложные заговоры, а разгадка лежала в простой, бытовой логике.

— Мешочек, прикрепленный к ведру! — подхватил Матвей, не в силах сдержать волнения. — Каждый раз, когда ведро опускали, мешочек намокал и отдавал в воду новую порцию яда! Поэтому заражение было постоянным и равномерным!

— Но чтобы он не отвалился, нужен особый клей, — закончил Ярослав, нанося финальный удар. — Водостойкий. Как рыбий клей, которым у нас чинят лодки!

Мы замолчали, взволнованно глядя на управляющего. Мы принесли ему свою, возможно, безумную, но на наш взгляд, безупречную теорию.