Непристойная сделка (СИ) - Кей Саша - Страница 14

— Ну хоть ты не начинай, а? Какие у меня могут быть объятья с Климовым?

— Ну это знаешь ты, это знаю я, но не Андрей.

— Угу, он мне вчера весь мозг вынес. Сожрал весь борщ, прошёлся по квартире и ушёл.

— Территорию метит, — умничает Маня. — С чего бы это? Что у вас было?

Я начинаю ёрзать. Я так и не раскололась про поцелуй, чего уж там говорить про то, как Зарецкий распускал руки.

— Ничего не было.

— Ну да, ну да.

— Не начинай! Всё, обед заканчивается, мне пора, — быстро закругляюсь я.

Маша у нас, конечно, лопух, но не по части сплетен. Тут она мгновенно делает стойку. Как бульдог вцепится и вытащит из меня все позорные подробности. Таня рассказывала, что она зимой тоже не собиралась колоться, но Корниенко из неё всё вытащила про нелепую ситуацию с Градовым и ржала над ней очень долго. [Историю знакомства Андрея Градова и Тани Зиминой можно узнать в романе «Очень ©нежный помощник» — https:// /shrt/PHl2 ]

Одно радует — сегодня Зарецкого нет.

Этот тип меня нервирует.

Вот не зря говорят, что от начальства лучше держаться подальше. Раньше мне просто хотелось залезть под стол при его появлении, благо оно случалось редко. И я никак не могла понять, что в нём находят коллеги женского пола. Даже Надежда Антоновна, которой до пенсии доработать осталось четыре месяца, нет-нет, да и скажет мечтательно: «Какой жеребчик! Будь мне на тридцать лет поменьше…».

Бирюк, чурбан бесчувственный, злыдень.

Вчера, перед тем как покинуть мою квартирку, Зарецкий навис надо мной в прихожей и потребовал, чтобы я очки надела, которые я сняла, как домой зашла.

И аура у него была прям подавляющая.

Пришлось послушаться, только от нервов у меня руки дрожали, и очки я чуть не выронила. Андрей отобрал их у меня и надел мне собственноручно.

И я так разволновалась, будто он не очки мне надел, а платье с меня снял.

Генеральный ушёл, а я до самой ночи то краснела, то бледнела, вспоминая, что ещё босс делал со мной собственноручно. Ужас, короче.

Походу, фантазия девственниц работает как-то по-особенному.

Вот пока Андрей вытворяет что-то эдакое, я только напрягаюсь, а потом, задним числом, начинаю испытывать то, чего испытывать не надо.

И как-то сразу вспоминаются руки, губы, поцелуй, ну и всё прочее, отчего внизу живота становится тяжело и маятно. Стыдненькие желания поднимают голову, и представляются всякие непотребства.

На работу я, кстати, являюсь в белом платье, только жакет накинула.

Когда в кабинете становится невыносимо жарко, потому что кое-кому от кондиционера всё время дует, и его постоянно приходится выключать, я снимаю верхний слой и тут же слышу громкий шёпот из-за двух соседних сдвинутых столов:

— Видала? Вырядилась. Значит, он её скоро бросит, и Ленка идёт на такие жалкие меры, чтобы удержать. Сиськи выставила.

— Пф… Зря старается. Зарецкий уехал. Не удивлюсь, если это ради того, чтобы она скандал из-за расставания не закатила…

Очуметь!

Вот это у людей воображение!

Какие сиськи я выставила? Даже ложбинку не видно! Хотя Андрей вчера явно её искал.

Ладно, надо смириться. Я ещё наслушаюсь слухов и сплетен, пока мы с Зарецким разыгрываем этот спектакль. А уж что начнётся, когда мы отыграем разрыв… Я уже представляю, как буду купаться в злорадстве сослуживиц.

— Лен? — это мою сестру заносит в кабинет.

— Мугу? — делаю я вид, что очень занята.

— Дашь мне это платье поносить?

— Как видишь, я сама его ношу, — фырчу я.

— И куда это ты сегодня намылилась, кстати? Пока Зарецкого нет, на свидание собралась? — реплика сестры словно нажимает паузу.

Уши всех в кабинете буквально разворачиваются в нашу сторону, пальцы над клавиатурой замирают, Надежда Антоновна даже громкость радио убавляет.

Злобно зыркаю на Кристину.

Ну ведь не дура она, чтобы такое ляпать.

Иногда я просто не понимаю, что у неё происходит в голове. Иной раз кажется, будто она делает мне всё назло.

— Климов обещал поработать над моим образом. Попросил быть в этом платье, — нахожусь я и почти не вру.

Ну и раз уж пошла такая пьянка, откинувшись в кресле, делаю селфи и отправляю его Лёхе. Ответ, что удивительно, приходит мгновенно.

«Подъезжай в „Клематис“ после работы. Тебя будут ждать».

«И, Леонидова, только не нуди там».

Очешуеть. То есть, Лёха на полном серьёзе предлагал? Что-то мне ссыкотно сразу становится. А вдруг он из мести мне какую-нибудь гадость сделает?

С другой стороны, Лёшка репутацией дорожит.

Да и мы почти в расчёте по большому гамбургскому. Теперь на нашу долю остаются только словесные плевки.

— «Клематис»? — почти стонет Кристина. — Возьми меня с собой.

— Не получится, — отказываю я.

На самом деле, не думаю, что Климов бы запретил, но я рядом с сестрой всегда чувствую себя бледной тенью, так что как-нибудь без неё.

Кристина, разумеется, начинает дуться, но у меня и так проблем хватает, чтобы париться ещё и по этому поводу.

В этом я убеждаюсь, когда после долгих сомнений всё-таки приезжаю в салон.

Услышав мою фамилию, в меня тут же вцепляются две нимфы, на фоне которых даже моя Кристинка — замухрышка. Я хочу сбежать, но подаю в какой-то водоворот и спустя час осознаю себя в маске, с полотенцем на мокрых волосах и в процессе маникюра.

— Ну кожа хорошая, — будто пытаясь меня приободрить, говорит девица, прикладывая к моему лицу какие-то клочки ткани.

— Остальное исправим, — уверенным тоном пугает меня вторая.

И только мастер по маникюру, к моему счастью, молчит.

Климов появляется всего на десять минут и ровно тогда, когда я с зелёным лицом, благоухающим водорослями, иду к какой-то лампе.

— Леонидова, — хмыкает он. — Мы сделаем из лягушки царевны.

Лёха скидывает с плеча чехлы с одеждой, привезённой для меня.

— И сколько это будет мне стоить? — нервничаю я.

— Это тебе от меня.

— С чего бы такая щедрость? — подозрительность во мне пробуждается мгновенно. Не те у нас отношения.

— Это не щедрость, детка. Это месть. Но ты поймёшь это потом.

Козёл. Был козлом и козлом остался.

Я действительно не понимаю, что он имеет в виду, но сейчас мне главное — уйти из салона без ущерба.

Совсем без потерь не обходится. Мне подравнивают концы, оформляют чёлку, выдирают пару волосин из бровей. Но больше всего я трачу нервов, когда мне обстоятельно объясняют, как я теперь должна краситься.

Когда все работы по восстановлению лица по черепу закончены, отражение в зеркале, если честно, шокирует.

Я прекрасно понимаю, что ничего кардинального со мной не сделали. Масочки, оттеночный тоник, причёску изменили минимально, лёгкий макияж, но моя мордочка буквально сияет. Глаза кажутся больше, взгляд глубоким, губы пухлее, скулы чётче.

Может, и не зря Кристина тратит по утрам столько времени у зеркала…

Растерянной мне отдают чехлы с тряпками и выставляют за порог.

Время на часах — половина одиннадцатого.

Охренеть.

В полном шоке добираюсь до дома и, смыв свежий мейк, заваливаюсь спать, даже не проверив, что там мне такого подобрал Климов. Всё равно носить не буду же…

Но утро вносит свои свинские коррективы.

Лучше бы я всё-таки посмотрела тряпки, а не неприличные сны.

Утро началось умеренно гадко.

Ну, во-первых, потому, что на то оно и утро, а я ни разу не жаворонок.

А во-вторых, отключили горячую воду, а я прохлопала объявление.

Из плюсов в наличии только чудом сохранившаяся укладка. Какое счастье, что мне вчера шевелюру намыли, и сегодня я выгляжу как человек. В сумке болтаются пробники всего, что мне надавали в салоне. Этим я способна краситься долго, надо только кисточки взять. Лицо рисовать буду уже на работе. Попробуем изобразить, чему меня вчера учили.

Жить противно, но можно.

Прихлёбывая кипяточный кофе, который я по традиции допить не успею, чахну над тряпьём. Прям живо вспоминается Климов с его прогнозом, что я буду в своих нарядах, как библиотекарь на оргии.