И тут я увидела чудовище (СИ) - Началова Екатерина - Страница 8

После судорожного обдумывания, я вывела, что выходить в белом — стратегическая ошибка, по которой он может судить о моем намерении прогнуться (подростком я любила стратегии), и решительно вытянула из кучи тряпья сдержанное серое платье, на которое решила пристегнуть уступку: белый кружевной воротник. Платье было достаточно скромным, чтобы родители не заподозрили неладного, да и король тоже...

«Пусть не думает, что я нарядилась для него. Но на воротничок пусть посмотрит и оценит, что он белый. А серый — цвет нейтралитета».

Воротничок был только почти белый, поэтому я, чертыхаясь еще выстирала его и долго гладила руками, чтобы быстрее высох. Чуть не сожгла в процессе — сейчас я плохо контролировала температуру.

После срочно приняла ванну. Я так боялась пропустить время, что даже не стала дожидаться, когда вода нагреется, искупалась в холодной — все равно Драконы не боятся холода. Старательно не стала обдумывать факт, что взяла душистое розовое мыло, которое использовала только по праздникам, и надела самое новое белье. Нет, я об этом не думала. Но делала.

Мысли рвались, разрывали в разные стороны, ожидание отчетливо алело на щеках. Я посмотрела в зеркало: отразившееся в нем лицо было молодым, испуганным и на редкость счастливым.

«Как я могу впустить его без отца? Он меня не простит! Но Ингренс — король! Но папа считает его врагом... Но король... Бездна!»

Так ничего и не решив, чистая и нейтрально наряженная, я спустилась вниз, крепко держась за книгу — мне просто нужно было за что-то держаться, чтобы скрыть дрожь в руках. Спустившись, забралась на кресло — так я скрывала дрожь в ногах. Пришлось долго ерзать, чтобы поправить платье — нельзя было позволить ему измяться. Уткнувшись в книгу, я не видела букв, напряженно слушая родителей. А вдруг они никуда не уйдут?

Мысль о том, что они уйдут была страшна. Мысль о том, что они не уйдут — была еще страшнее. Бездна бездн!

«Его нельзя впускать в дом!» — вопила рабочая половина мозга. — «Девице неприлично принимать мужчину наедине. Тем более такого, у которого репутация чудовища, обожающего убивать, протыкая животы!»

«Он король!» — гнула свое вторая половина мозга. — «И что за глупости? Он не посмеет внезапно убить наследницу Золотистых, это незаконно — как бы он не крутил закон! И вообще — что ему нужно?!»

О том, что нужно Ингренсу я предположить не могла... То есть могла, но не то. Воображение как-то автоматически рисовало его, падающего на колени у моих ног, и признающегося в любви. В глазах искрило.

— Что читаешь? — добродушно спросил отец, проходя мимо. Он застегивал на себе камзол, а значит — куда-то направлялся.

Для ответа мне пришлось сфокусироваться на книге, название, которой я даже не зафиксировала. Смотреть обложку при отце было бы опрометчиво. Пробежалась глазами по тексту:

«Но лошади везли, как все лошади на свете, то есть коренник бежал с прирожденной прямотой бесхитростной натуры, а пристяжная казалась непонимающему отъявленной бездельницей, которая только и знала, что, выгнувшись лебедью, отплясывала вприсядку под бренчание бубенчиков, которое сама своими скачками подымала».

Бездна бездн, которая находится в бездне!

— Про бездельниц вроде, — не слишком уверенно ответила.

Отец хмыкнул, проходя мимо. Он присвистывал, а значит — был на редкость в хорошем настроении. Пользуясь моментом я заглянула на обложку.

«Слово о докторе».

Тьфу!

— А ты куда? — спросила деланно равнодушно. К счастью, отцу было не до меня.

— Наконец-то нашелся смельчак, который готов купить у меня лес, — гордо сообщил отец, двигаясь к двери.

— Не может быть! — поразилась я. Поразилась тому, что король это организовал. Только в этот момент, я отчетливо поняла, что мне не приснилось, что все правда, что родители улетят. Лес отец не мог продать лет десять...

Довольно улыбнувшись, отец исчез за дверью. Я застыла на кресле, вцепившись побелевшими руками в желтые страницы. Я уже понимала, что мама — следующая. И действительно, буквально через десять минут после отца, мама вылетела из дома, прихватив с собой Агни. Агни — что-то понадобилось в городе, а маме практически даром отдавали шикарный отрез ткани.

Белый король всё устроил.

Метнувшись в комнату, я кое-как повязала на шее белый воротничок и начала трясущимися руками приклеивать когти — я не могла сделать это заранее, чтобы родители ничего не заподозрили. Когти крепились самым натуральным образом — на крепкий костный клей.

Дело шло неважно. Когти кривились, клей плыл. Зубы тряслись так громко, что под их чечетку можно было танцевать.

«Нервокрепительное!» — я метнулась к заветному флакончику, когда услышала знакомые хлопки огромных крыльев. Флакончик я не удержала, он выскользнул из пальцев, и с ужасающим грохотом упал на пол.

«Прилетел!»

Мгновенно забыв об успокоительном, бросилась вниз. Не помню, как слетела и использовала ли при этом ноги...

— Леди, — многозначительно произнес из-за двери серебристый голос.

Я протянула руку к двери, ощущая предательскую мелкую дрожь подколенных поджилок.

«У настоящего Дракона поджилки должны быть стальные!» — не раз заявлял отец, и я часто проверяла, какого качества у меня поджилки. Трясутся ли они во время грозы, когда отец в гневе, после ночного кошмара, когда к глазу подлетает оса? Каждый раз проверка показывала, что я — настоящий Дракон. Руки — да, дрожали, зубы — да, стучали, зато ноги уверенно стояли на земле.

Но не сейчас. Сейчас мои поджилки были слабыми, практически нитяными. Так тронешь дерево и задрожат заволнуются все-все веточки.

«Три, два, один, пошла!» — я с силой распахнула тяжелую дверь, намереваясь сходу выпалить заготовленную фразу о том, что ему нельзя здесь быть, что как дочь своего отца я не могу позво...

Холодный ослепительный свет зимы пронзил уютный полумрак дома с решительностью атакующей армии. В центре света стояла белая мужская фигура. Я не разобрала, что произошло — врезалась ли я в стену из света или она обрушилась на меня... Но мне хватило одного взгляда на Ингренса, чтобы ослабшие поджилки окончательно сдались. «Нет-нет-нет, только не снова...» — умоляюще просила я себя, оторванным листочком падая вниз.

Сознание почти померкло, когда я ощутила, как меня подхватывают.

«Надо уточнить у мамы, падала ли она... Сколько раз.... Нервокрепительное... Проклятые соловьи... Хотя бы не молния...» — последнее, что я успела безнадежно подумать, погружаясь в темноту.

...

Ткань около уха едва слышно шуршала.

— ...леди, теперь я окончательно обеспокоен вашим здоровьем, — озабоченно заговорил над головой серебряный голос, проявляясь с каждым словом все отчетливее. — Вас должен осмотреть лекарь. Я пришлю вам своего.

Все во мне завопило. Отчасти от ужаса, отчасти — от еще большего ужаса. Ровно шагая по каменному полу нашего родового дома, Ингренс нес меня к гостиной. Должно быть, я потеряла сознание только на несколько секунд.

Все идет не так! Опять упала в обморок?! О, бездна, что он теперь должен обо мне думать? Совсем больная и слабая? Я чуть не застонала вслух, но тут же обнаружила, что прижимаюсь щекой к мужскому плечу. Тому самому плечу. И той самой белой ткани! На том самом мужчине! А его руки?! Под коленями, под спиной — держат, прижимая к себе!

Шок от вторжения неприглашенного мужчины в дом сменило смущенное замешательство.

— Вам нельзя... — потерявшись в пространстве, словах и ситуации, пробормотала я, осторожно пошевелившись. Плотная ткань под горячей щекой отдавала блаженной свежестью мороза, и к ней было так приятно прижиматься... Поэтому головой я не пошевелилась.

— Нельзя присылать лекаря или входить без разрешения хозяина? — с легким недовольством уточнил Ингренс, плавно опуская меня на то кресло, где я сидела часом раньше, усиленно вглядываясь в книгу.