Молчание матерей - Мола Кармен - Страница 14

Он проснулся до рассвета, тихо оделся и вышел из комнаты, а потом из дома. Если Мануэла и слышала, как он уходит, то предпочла притвориться спящей. На улице Сарате достал телефон: было семь утра. Он увидел сообщение от Элены: «Я говорила с Рентеро. Он не может помочь нам с Гильермо Эскартином. Увидимся в девять в офисе. Люблю тебя».

Чувство вины пронзило его, словно приступ боли. До Пласа-Майор было меньше километра, и его охватило желание пойти к Элене и рассказать ей, что произошло ночью. Его вырвало выпитым накануне; в желудке было пусто, но Сарате почувствовал легкость, как будто сбросил балласт.

На улице Магдалена он поймал такси и четверть часа спустя стоял у барбершопа Бирама. Заведение еще не открылось, жалюзи были опущены. Сарате твердил себе, что должен отомстить за Гильермо Эскартина, но время шло, а он так и не убедил себя, что поступает правильно.

Наконец жалюзи с металлическим скрежетом поднялись. Сарате выждал на улице еще несколько минут. Когда он переступил порог, толстый парикмахер со шваброй в руках покосился на него с подозрением:

— Мы еще не открылись.

— Да я в жизни не доверю тебе свою голову. Мне надо поговорить с Бирамом. И прибереги свои отмазки для других, я видел, как он вошел.

Сарате смотрел на свое отражение в витрине барбершопа: под глазами синяки, кожа изжелта-бледная, как у больного гепатитом, — и сжимал в карманах кулаки.

— Ты меня не понял? Мы закрыты. Откроемся в девять.

В два прыжка Сарате подскочил к толстяку и нанес ему удар в челюсть. Тот попятился, но сдаваться не собирался. Он резко ткнул шваброй в поднятую в защитном жесте руку Сарате, а затем с неожиданной для его комплекции быстротой ударил полицейского кулаком в живот. Сарате ощутил рвотный позыв, но желудок был пуст. Толстяк схватил его за плечи и боднул в лоб. Не удержавшись, Сарате повалился на пол и увидел, как в глубине открылась дверь. До него донесся голос Бирама:

— Хватит, Леопольд…

Бирам принял его в маленькой тесной кладовке, заставленной офисными шкафами и коробками с шампунем. Еще туда удалось втиснуть расшатанный стул и письменный стол с компьютером. Бирам сидел за столом и с плутоватой улыбкой смотрел на Сарате. Его явно позабавило, как Леопольд отделал полицейского, лоб которого теперь украшала глубокая ссадина.

— Хотите, отвезем вас в больницу?

— Мужчину, за которым вы следили, на самом деле звали Гильермо Эскартин. Я хочу знать, в каких отношениях вы с ним состояли и какую сделку он тебе предложил.

— Мне казалось, что мы договорились. С вашей начальницей. Я рассказываю, что мне известно, а вы оставляете меня в покое.

— Твой друг может проломить мне башку, мы оба это знаем. Но ты не знаешь, что я не просто участковый полицейский. Если со мной что-нибудь случится, завтра, будь уверен, вас ждет обыск. Здесь, у тебя в особняке, в домах твоих сотрудников. А потом еще один. Возможно, мы не найдем ничего, кроме шампуня и ножниц, но мы не только не держим слово, мы еще очень настырные. Мы от вас не отстанем. Будем приезжать каждый день. И так целый год, если понадобится.

Бирам щелкнул языком.

— Ты правда думаешь, что я такая важная персона? — Он тоже перешел на «ты».

— Спрашиваю еще раз: в каких отношениях вы были с Гильермо?

— Херардо… В смысле Гильермо… пришел к нам подстричься около года назад. Его стриг Леопольд. Он был торчком и выглядел как торчок, но, прежде чем сесть в кресло, показал нам деньги. И вышел отсюда с волосами короче, чем были.

— Думаешь, сейчас время шутить?

— Во второй раз он пришел с пушкой и ограбил кассу. Явился без маски, и мы его узнали. Он унес все деньги.

— И ты ничего не сделал? Я не верю, Бирам. Этот район твой, и никто не осмелился бы тебя ограбить.

Бирам довольно кивнул. Пошарил в ящике стола, достал упаковку сигар и предложил Сарате, но тот отказался. Бирам раскурил сигару и, когда его лицо окутало облако дыма, продолжил рассказ:

— В одном ты ошибся. Этот район не мой, тут всем заправляет Отдел. За неделю до того, как сюда заявился наш торчок, я отказался платить им за крышу. Послал их к черту, а такое даром не проходит. Раз Гильермо… пришел сюда совершенно спокойно, не пряча лицо, значит, он был под их защитой.

— Что за Отдел?

— Это полицейские, и круче их тут никого нет. — Бирам не скрывал сарказма. — Ты даже представить себе не можешь, что тут творится.

— Расскажешь?

— Это бригада из комиссариата Вильяверде. Они называют себя Отделом и берут деньги с каждого бизнеса. Назначают любую сумму, сколько захотят, а если отказываешься, вначале посылают тебе предупреждение — вот как со мной, когда меня ограбил торчок. Одним бунтовщикам они устроили пожар, другие… просто исчезли.

— Ты пытаешься меня убедить, что полиция ведет себя как мафия? — В голосе Сарате звучало жгучее презрение.

— А чего тут убеждать, ты сам посмотри. Прогуляйся по району, поспрашивай народ, если, конечно, кто-то решится с тобой заговорить. Может, такой смельчак и найдется, но по большому счету все делают, как я: молча отстегивают им, сколько просят.

— Какое отношение имел Гильермо к Отделу?

— Он приходил сюда еще раз полгода назад, как ни в чем не бывало уселся в кресло и попросил его подстричь. Я хотел вышвырнуть его, но он сказал, что на следующий день в Сан-Хенаро планируется облава: будут искать наркотики. И он не солгал. Они все заведения перевернули вверх дном. Кроме нас, потому что мы в тот день не открывались. Я, естественно, заплатил. Ясно, что Гильермо прислал Отдел.

Сарате перебирал в уме фрагменты головоломки. Если Эскартин работал под прикрытием, что связывало его с полицейскими-рэкетирами? И что ему понадобилось от Бирама?

— Ты сказал, он предложил тебе сделку. Что за сделка?

— Очень крупная. Слишком крупная для торчка, как я уже говорил. Они явно хотели поймать меня на чем-то серьезном. Не для того, чтобы посадить, это не их стиль, а чтобы выкачать из меня все деньги. Когда мы увидели его дом в Сарагосе, то поняли: он тоже из Отдела. Полицейский, который прикидывается торчком.

Сарате прижал пальцы к вискам. У него болела голова. Не хотелось верить, что Бирам сказал правду.

— Эскартин не пытался подкопаться под Бирама. Он три года притворялся обычным нариком, чтобы втереться в доверие к полицейской бригаде из Вильяверде. Они называют себя Отделом, и, судя по всему, это настоящая мафия.

С этими словами Сарате ворвался в переговорную на Баркильо, где уже сидели другие сотрудники ОКА. Он не дал ни Элене, ни остальным возможности спросить, откуда у него ссадина на лбу, и с порога выложил все, что ему удалось вытрясти из Бирама. Вероятно, Гильермо расследовал преступления, совершаемые другими полицейскими. Вот почему все его отчеты засекречены, вот почему даже Рентеро не имеет к ним доступа.

Элена молча выслушала Сарате и знаком пригласила его пройти с ней в кабинет. Закрыв дверь, Анхель сказал:

— Мы не можем прочитать отчеты Гильермо Эскартина, и ты знаешь, что есть только один способ проверить, правду говорит Бирам или нет. Надо внедрить в Отдел своего человека.

— Да, это я уже поняла.

— Я хочу туда, Элена, хочу в эту бригаду. Договорись с Рентеро. Пусть меня официально переведут к ним. Я ведь не так давно был обычным полицейским, работал в такой же бригаде.

Элена впервые подняла на него глаза. Он заметил в ее взгляде печаль, которая, впрочем, тут же рассеялась, сменившись решимостью:

— Ты на эту роль не подходишь.

Возражений Элена слушать не стала.

На этот раз Рейес не выбирала, что надеть: пришлось идти в форме. Единственное решение, которое оставалось за ней, касалось прически: сделать хвост повыше или пониже. Все остальное — в соответствии с регламентом. Она собрала волосы в высокий хвост.

Рейес волновалась. Она не так давно работала в полиции — всего год в элитном подразделении ОКА, которое имело мало общего с обычным полицейским участком. К тому же бригада в Вильяверде, куда ее направили, отличалась особой жесткостью. Ей не хотелось поддаваться тревожным мыслям, и, глядя в зеркало, она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Из дома она вышла пораньше, чтобы не опоздать на работу в первый же день. По дороге вспоминала, как пришла в ОКА и познакомилась с Ордуньо (после ужина в честь Асенсио они так и не поговорили, но, может, это и к лучшему; наверное, надо оставить тот вечер в прошлом), как доброжелательно встретили ее Буэндиа и Марьяхо (хорошо бы Марьяхо хоть немного смягчилась к Мануэле) и в какой ужас привело всех исчезновение Чески. Рейес вышла из такси за пару кварталов до места. Пора привыкать пользоваться общественным транспортом, чтобы не привлекать внимания. Она шагала к участку, надеясь, что первые дни в Вильяверде пройдут без происшествий.