Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Пятая (СИ) - Хренов Алексей - Страница 30

— Бл***ть! Какое небо голубое! — Новая версия известной песни находила дорогу в сердце исполнителя.

Сердце бешено заколотилось. Слишком голубое! Слишком разбойное!

Вдруг сверху, будто ангел возмездия, рухнул И-15. Его крыльевые ШКАСы плевались огнём, заставляя итальянца резко отвернуть. За мгновение Лёха разглядел лишь кожаный шлем и расстёгнутый ворот комбинезона республиканского пилота.

— Пи***ееее-ц! Мы не сторонники! Сука! Разбоя! — слова рвались из груди, снося в утиль классическое звучание.

Он бросил «ишака» в левый боевой разворот, чувствуя, как крылья дрожат под нагрузкой. Васюк потерялся. Где-то рядом, метрах в ста, ещё одна пара — И-15 и Фиат — крутили смертельную карусель. Итальянец пытался зайти сверху, но «чайка» вдруг сорвалась в штопор, вышла из него в последний момент и впилась очередью в ошеломленного противника. Фиат вдруг дёрнулся и повалил на крыло. Из под капота повалил чёрный дым. Второй CR.32, увидев это, резко рванул в сторону.

Дальше Лёха помнил плохо. Он крутил виражи, бочки, буквально ломал самолет, заставляя идти в какие то размазанные фигуры, он стрелял, по нему стреляли. В воздухе, мелькали самолеты — свои и чужие, силуэты, маневры и трассеры…

Выходя из очередного безумного виража, Лёха вдруг прямо перед собой, в каких-то пятидесяти метрах, увидел светлое брюхо и характерный хвост Фиата. Итальянец, видимо, тоже только что вышел из разворота и на секунду замер в ровном полете — идеальная мишень.

— На хвастуна не нужен нож! Ему покажешь — немного подпоёшь! — Хор шёл на высший балл за самоотверженное исполнение — можно не сомневаться, высший балл, с занесением в грудную клетку, был им гарантирован.

Лёха аккуратно дотянул ручку на себя, поймав врага в прицел. В ушах зазвенела тишина — даже рев мотора куда-то пропал.

Он зажал гашетки. Оба крупнокалиберных пулемёта загрохотали разом. Весь «ишак» затрясся, будто в припадке — вибрация била по рукам, по ногам и даже по зубам.

— И делай с ним что хошь! — хор восторженно проревел в едином порыве.

И тут…

У Фиата неестественно дёрнулось нижнее левое крыло. Сначала оно просто задралось вверх, будто пытаясь сложиться, затем оторвалось по корню — не чисто, а с клочьями расщеплённой обшивки и лентами расчалок.

Самолёт сразу же клюнул вправо, начав беспорядочное падение. Но бипланная схема не дала ему сразу разбиться — верхнее крыло ещё держалось. CR.32 крутился в воздухе, как подстреленный фазан, то задирая нос, то срываясь в штопор, разбрасывая по небу обломки стоек и клочья полотна.

Лёха на секунду замер, наблюдая эту агонию. В последний момент, уже у самой земли, итальянец вдруг выровнялся — возможно, пилот ещё боролся за машину. Но тут оторвалось и верхнее крыло, и остатки самолёта камнем рухнули в оливковую рощу, подняв фонтан чёрной земли.

Тут чья-то шальная очередь шарахнулась по небу, взлетела вверх, дернулась вниз и и упёрлась прямо в мотор Лёхи. Словно кто-то с размаху ударил по капоту гигантской кувалдой — «ишак» вздрогнул всем телом, дёрнулся, закашлялся… и бешеный рёв мотора смолк. Резко сбросил обороты, хрипло рванул раз, другой — и почти затих…

— Сдох⁈ — мелькнула в воспалённом мозгу попаданца.

Глава 15

Натюрлих! Хер Комиссар!

Конец сентября 1937 года. Небо над Арагоном.

Чья-то шальная очередь прочертила небо — сначала взмыла вверх, потом резко нырнула вниз и впилась прямо в мотор Лёхи, будто невидимый великан размахнулся и со всей дури треснул по капоту стальной кувалдой. «Ишак» обиженно дёрнулся, затрясся, закашлял перегретым железом… И наступила тишина.

Мотор не просто сбавил обороты, а захлебнулся. Хрипло плюнул раз, другой… и замолчал насовсем, как подстреленный зверь. В ушах ещё стоял гул, а в наступившей тишине уже слышалось противное шипение — то ли раскалённый металл остывал, то ли кровь стучала в висках.

Лёха кинул взгляд на тахометр — стрелка болталась в районе шестисот в минуту — холостые обороты. Воздух вокруг будто стал гуще, плотнее. Шум боя остался где-то снаружи, а внутри кабины — тишина, в которой Лёхе казалось, стало слышно, как гремит его собственное сердце.

Лёха инстинктивно толкнул ручку газа от себя — привычное движение, отработанное до автоматизма. Но вместо упругого сопротивления ручка безжизненно провалилась. Она болталась, словно парила в пустоте.

— Зрасьте, ушастые ослики, приехали! — выдал заключённый в тесной кабине пилот.

Он дёрнул ещё раз. И ещё раз. Ручка болталась — на себя, от себя — без разницы. Трос управления был явно где-то перебит.

Видимо, устав от выходок наглого погонщика, «Ишак» решил с ним поквитаться за всё: он резво клюнул носом и шустро пошёл вниз, теряя скорость, превращаясь в тяжёлый, непослушный планёр.

Лёха взглянул вниз, и его зад сильнее прижался к парашюту — под крылом пролетало пересечённое поле, полосы кустов и деревьев, серо-зелёные пятна посевов. В общем — полный швах. Где-то там, впереди и южнее, виднелась ниточка окопов, а за ней — относительно ровный участок и вьющаяся широкими петлями дорога.

— Прыгать? Ну нафиг! Внизу же фашисты! — Лёха аккуратно пошевелил ручку, «ишак» лениво и задумчиво, но отозвался на вмешательство.

Выбирать особенно не приходилось. В мозг залезла мысль посадить «Ишака» на брюхо, но, подумав пару секунд, он отверг эту идею и решил попробовать выпустить шасси.

Он перевёл машину в неглубокое скольжение и принялся планировать к линии фронта.

Ухватившись за рукоятку выпуска шасси, Лёха крутанул её левой рукой, правой же стараясь удержать ровно валящийся вниз самолёт. Ох и икалось же, наверное, в этот миг товарищу Поликарпову за идею такой механизации!

Первый оборот — рукоятка шла туго, будто вмёрзла в густое желе…

Тут ему некстати вспомнились васюковские пассатижи, спрятанные где-то за обшивкой.

— Перекусил тросик, пару бочек скрутил — и шасси встали на замки! — с истерическим смехом проговорил Лёха. — Понятно, почему Васюк такой здоровый! Покрутишь эту ручку…

Пятый оборот — пот начал заливать разбалованному комфортом попаданцу глаза.

Десятый — пальцы свело судорогой. Где-то внизу со скрежетом выдвинулись стойки.

На пятнадцатом обороте его ладонь соскользнула, и даже сквозь перчатку он больно припечатал её об обшивку. Самолёт предательски качнулся, Лёха судорожно бросил рукоятку выпуска и обеими руками вцепился в ручку управления, выравнивая самолёт.

Он потерял счёт на двадцать седьмом обороте, когда самолёт снова вдруг дёрнулся — шасси вышли, но не встали на замки. Теперь они болтались, как расшатанные зубы, готовые сложиться при первом ударе…

На каком-то обороте рукоятка вдруг провалилась, будто нож в масло. Лёха услышал глухой удар под ногами — это сработали замки. Ещё два оборота для страховки — и внизу, сквозь дрожащие мутные плексигласовые окошки, мелькнули жёлтые диски колёс. Встали.

— Сорок три… Мы, бл**ть, не поклонники разбоя, товарищ Поликарпов!.. — прошипел в запале наш герой.

Двигатель всё так же возмущённо бухтел на холостых, стрелка тахометра дрожала где-то возле начала шкалы. Лёха чувствовал, как вибрация проходит через всю машину — от кончиков пальцев на штурвале до задницы, прилипшей к парашюту.

Впереди блестела на солнце типичная испанская грунтовая дорога — узкая, пыльная и не особенно ровная. Вот уж совсем не идеальная полоса для приземления, но большого выбора у попаданца не просматривалось.

— Зато не обсажена деревьями! — следуя советам тренеров по личностному росту, нервно нашёл позитивный момент в происходящем Лёха.

Земля стремительно плыла навстречу, и потенциальный клиент психотерапевта аккуратно взял штурвал чуть на себя, выравнивая самолёт. «Ишак» послушно замер в воздухе, будто не решаясь взбрыкнуть и коснуться земли.

Пальцы нашли знакомые рукоятки слепым движением — два резких удара вниз. Где-то в утробе своевольного самолёта захлопнулись заслонки. Мотор заглох сразу, без всхлипов — значит, краны исправны.