Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Пятая (СИ) - Хренов Алексей - Страница 24

— Следи внимательно, — отозвался он больше для порядка. Сколько раз уже грязные испанские свиньи пытались их перехватить — и каждый раз всё заканчивалось одинаково. Пока истребители карабкались вверх, его «Дорнье» спокойно уходил вдаль в голубой вышине. Йопп презрительно скривился, вспомнив стоявшие рядом те же «Дорнье» в роли бомбардировщиков.

Вроде бы тот же самолёт, но насколько была огромная разница. Скорости нет, высоту не набрать. А вот в роли разведчика — самолёт нашёл себя.

Скорость и высота — вот что их всегда выручало.

Он бросил короткий взгляд на указатели, убедился, что всё в норме, и опять уставился вперёд. Погоня, если и начнётся, будет долгой — и безрезультатной.

Глава 12

Ну и нафига такая точность⁈

Середина сентября 1937 года. Небо между Леридой и Барселоной.

Лёха задрал голову и, оглянувшись, заметил высоко над ними инверсионный след от двух моторов и светло-серый силуэт самолёта — «Дорнье», медленно обгоняющий пытающихся до него дотянуться истребителей. Мельком бросив взгляд на приборную панель, он отметил, что за это время они набрали чуть больше трёх тысяч метров. Истребитель, ревя мотором, тяжело тянулся вверх, будто с трудом цепляясь за воздух. Стрелка высотомера, хоть и крутилась наверх, казалась Лёхе застывшей в густом желе. До нужной высоты им всё ещё не хватало пары километров.

— Хрен вам! — почти филигранными движениями ручки Лёха чуть уменьшил угол атаки. Высота стала набираться чуть медленнее, однако и враг перестал так отчётливо их обгонять. Неустойчивое равновесие слегка качнулось на весах судьбы в сторону истребителей. Двигатель продолжал реветь на номинальном режиме мощности. Вспомнив наставление по лётной эксплуатации, Лёха надеялся, что на этом режиме можно было вести бой около получаса, в отличии от пяти минут взлётного режима. Попаданец немного прикрыл створки охлаждения двигателя и обогатил смесь в попытке выкроить ещё немного скорости и высоты.

«Дорнье» медленно уходил вперёд и в какой-то момент нарисовался прямо перед капотом Лёхиного «ишака». Разум всё-таки взял верх над желанием дать очередь — по прямой до разведчика было ещё более километра. Маленький серый силуэт проплыл вдали перед капотом, вызывая приступ ярости у сидящего в открытой кабине и порядком одубевшего от такого авангардизма пилота истребителя. Лёха ещё чуть уменьшил угол атаки — и… разведчик стал медленно, очень медленно, но приближаться!

Плюнув на наставления, на двигатель, Лёха дал максимальный газ, решив продержаться минут пять на взлётном режиме, зайти наглому поганцу под брюхо, сделать горку и дать очередь. Гонки эстонских гончих продолжались, казалось самолеты медленно плывут в разреженном воздухе.

Глянув на указатель топлива, Лёха впечатлился — горючее двигатель жрал как не в себя. Стрелка шевелилась, будто живая, и уже показывала, что они съели чуть меньше четверти бака, набирая эти четыре с половиной километра высоты.

Разведчик, казалось, не замечал приближения советских истребителей — всё так же спокойно и безмятежно держа курс на Барселону. Лёха медленно, очень медленно подкрадывался к хвосту с двумя килями, на каждом из которых сияли франкистские «Иксы» на белом фоне.

До врага оставалось метров шестьсот — семьсот.

Выхлоп разведчика вдруг изменился — стал более дымным, и, да, похоже, немецкий самолёт начал набирать ещё высоту…

Лёхина же попытка перейти в набор высоты тут же приводила к падению скорости — и разведчик снова начинал отдаляться.

— От, сука! — снова подумал Лёха и вслух произнёс ещё несколько, совсем уж нехороших слов.

Мысленно махнув рукой, он поймал светло-серый силуэт в прицел и дал короткую очередь. Разброс был очень велик, и вероятность зацепить врага была прямо таки эфемерной. Хотя…

Впереди, всё так же спокойно, уверенно и как-то даже нагло, чужак продолжал свой путь. Над головой струился тонкий инверсионный след.

Лёха дал ещё один короткий трассер, потом другой. Самолёт вздрагивал и почти останавливался после каждой очереди в разреженном воздухе. Пули летели куда-то в сторону «Дорнье». Лёха опустил нос своего самолета, выведя его в горизонт и подождал, пока «ишак» наберет скорость. Несколько минут ушло,что бы его самолёт разогнался и подплыл под светло-серое брюхо идущего выше разведчика. Затем он плавно потянул ручку управления на себя, аккуратно задрал нос истребителя и, поймав в прицел «Дорнье», и дал длинную очередь, пытаясь совместить огненный трассер с тонким силуэтом врага.

В какой-то момент Лёхе показалось, что он попал — в хвосте разведчика что-то блеснуло… Потом ещё раз. Его истребитель буквально завис в воздухе, Лёхе пришлось снова опускать нос и идти в разгон, снова теряя высоту.

Разведчик же всё так же упрямо лез в высоту и, казалось, уходил от оставшегося внизу, раздражённого и рассерженного истребителя.

Но тут… нет, не показалось! Разведчик еле заметно накренился на крыло и начал разворачиваться влево!

Лёха попытался срезать траекторию движения и по внутреннему радиусу приблизится к врагу, однако пилот «Дорнье» не собирался дарить шанс истребителям. Плавно, почти незаметно он развернулся на обратный курс.

Они с Васюком гнались за тонким силуэтом ещё минут пятнадцать. За это время «Дорнье» залез уже на километр выше, сильно уйдя вперёд. Когда стрелка достигла семи тысяч четырехсот метров высоты, стало ясно, что на такой высоте, несмотря на все ухищрения — вроде испанского двигателя с нагнетателем — немецкий самолёт остаётся быстрее и мощнее.

— Ладно, хрен с ним, прогнали и ладно, — наконец сказал Лёха сам себе, глядя на бледное пятно в небе, постепенно исчезающее из поля зрения. — прилетай завтра или на неделе, ещё покатаемся!

Он сбросил газ и стал полого пикировать в сторону аэродрома Лерида. Васюк послушно повторил манёвр.

Заиндевевший истребитель и его пилот мечтали вернуться туда, где тепло и нет такой проклятой высоты.

Они сделали сегодня всё, что могли — и даже немного больше. Сумели сорвать полёт разведчика, но сбить его не хватило ни времени, ни высоты. «Дорнье» ушёл.

На горизонте же показались виднелись сухие поля под Леридой.

— Да, не кисло мы так сегодня прокатились! — подумалось Лёхе, — километров на восемьдесят — девяносто от аэродрома.

Он прибрал газ и стал почти планировать, меняя высоту на скорость.

Долгий день только начинался.

Конец сентября 1937 года. Аэродром Альфес, пригород Лериды.

Если бы кто-нибудь случайно бросил взгляд на Лёху в этот момент, то решил бы, что перед ним не лётчик, а студент-прогульщик, которому завтра сдавать экзамен в университете — причём по предмету, о существовании которого он узнал не далее как час назад. А учебник, по которому готовиться, видел впервые в жизни — и то только со стороны обложки.

Наш товарищ раздобыл у штурманов подробную карту района, здоровенный лист миллиметровки, несколько листков в клетку и пару остро наточенных карандашей. Он навис над столом, сосредоточенно нахмурив брови, и считал. Чертил. Снова считал. Стирал, чертил заново. Бумага была испещрена стрелками, кривыми, пометками и аббревиатурами, которые иногда не понимал уже и он сам. И не реагировал на подколки шарящихся вокруг авиационных товарищей.

Лёха ловил разведчика.

Вчерашний полёт возмутил его до глубины седалища. Этот серый, вытянутый, как карандаш «Дорнье», ушёл у него из-под носа, словно смеясь. Сегодня же он рисовал, как он выразился, отгоняя любопятствующих, план захвата Китая.

Он вычертил график скорости своего «Ишака» в зависимости от высоты, график набора высоты, соотнёс их с картой, проложил известные маршруты полёта разведчиков и…

В какой-то момент, одурев от скоростей, высот, секундных интервалов и углов сноса, Лёха откинулся на спину и уставился в потолок ангара. Весь полёт он уже прокрутил в голове раз пятнадцать — с разными вариантами скорости, высоты, точки разворота и временем подхода. Карандаш стёрся до огрызка, карта сияла испещренная стрелками и кружочками, логарифмическая линейка даже нагрелась от его руки. Он всё рассчитал. С нужной точностью. И тут его улыбнуло: вся эта арифметика держится на зыбкой грани между «почти» и «да и сойдёт».