Император Пограничья 9 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич - Страница 15

Михаил Фёдорович Сабуров сидел в кресле покойного князя Веретинского, ощущая, как тяжёлая спинка давит на плечи. Кабинет больше не пылал невыносимым жаром — лишь обугленные стены и покорёженная мебель напоминали о безумии прежнего хозяина. За массивными дверями теперь дежурила его личная стража — люди полковника Хлястина, которого удалось перетянуть на свою сторону ещё месяц назад.

Граф поднёс к уху магофон, набрав номер Платонова. Пока шли гудки, его мысли невольно вернулись к событиям вчерашнего дня. Кинжал, входящий под подбородок Веретинского. Фонтан крови. Судороги умирающего тела. А потом — лихорадочные часы, когда он связывался с союзниками, а после методично обжигал труп магией, превращая колотую рану в неразличимое месиво обугленной плоти. Официальная версия: князь потерял контроль над магическим даром, произошло непроизвольное самовозгорание. Учитывая его прогрессирующее безумие, многие поверили.

Но не все.

Боярин Скрябин, например, заменивший Михаила на посту церемониймейстера, открыто усомнился в «несчастном случае». Арестовать бы его по обвинению в государственной измене, но положение Михаила Фёдоровича не позволяло таких резких телодвижений. Остальные сторонники покойного князя пока выжидали, оценивая расклад сил.

«Шаткое равновесие», — подумал Сабуров, вспоминая ночное совещание с новыми союзниками. Белозёровы, Кисловские, Ладыженские — все они поддержали его захват власти, но каждый выдвинул свои условия. Белозёров потребовал пост главы казначейства. Кисловский — контроль над таможней. Ладыженская настаивала на публичной реабилитации её казнённого сына. И это только начало. Каждый из «союзников» видел в нём не правителя, а обычную куклу. Её можно использовать, затем подмять под себя или вовсе отбросить.

А ещё была проблема диверсии. Проклятая диверсия против Сергиева Посада, о которой уже шептались в кулуарах. Если правда всплывёт, Владимир станет изгоем среди княжеств. Нужно было либо найти способ всё замять, либо публично отречься от действий покойного князя, свалив всю вину на его безумие.

— Слушаю, — раздался в трубке уверенный мужской голос.

— Боярин Платонов? Смею надеяться, что вы узнали меня. У вас найдётся для меня несколько минут?

Секундная пауза.

— Безусловно.

— Вынужден сообщить вам печальные новости, — Сабуров старался говорить ровно, с нотками скорби.

Интересно, как он отреагирует…

— Какие новости? — в голосе Прохора прозвучала настороженность.

— Князь Веретинский скончался вчера вечером. Трагическая случайность — он потерял контроль над своим даром. Непроизвольное самовозгорание. Ужасная, ужасная смерть.

Пауза. Сабуров почти физически ощущал, как Платонов обдумывает услышанное.

— Потерял контроль над даром? — медленно переспросил Прохор. — Интересно… Помнится, Веретинским обладал огненным Талантом и, насколько я знаю, такой Талант обычно защищает носителя от собственного пламени. Это одна из базовых особенностей стихийной магии.

Умный мальчишка. Сразу ухватил несостыковку.

— Князь давно страдал от… нестабильности. Многие были свидетелями его вспышек. В последние месяцы его состояние ухудшилось.

— И вы теперь… что, исполняете обязанности правителя? — в голосе Прохора появились странные нотки. Не ирония. Скорее… понимание?

— Временно возглавляю княжество до определения преемника, — осторожно ответил Сабуров. — Кто-то должен был взять на себя бремя власти в это сложное время.

— Конечно. Кто-то должен был. И как удачно, что этим кем-то оказались именно вы, граф. Человек, который ещё недавно был в опале. До меня доходили слухи, что князь отстранил вас от должности церемониймейстера?

Проклятье! Он слишком хорошо информирован.

— Князь в своём милосердии позволил мне искупить вину службой, — Сабуров старался говорить ровно. — Я курировал благотворительные учреждения.

— А теперь курируете всё княжество. Впечатляющий карьерный рост за одну ночь. Особенно учитывая, что князь умер от… как вы сказали? Потери контроля над даром? Скажите, граф, а свидетели этой трагедии имелись?

«Он догадывается. Или уже догадался», — Сабуров почувствовал, как по спине пробежал холодок.

— О чём вы? Князь был один в своём кабинете, когда…

— Когда огонь поглотил его изнутри, — закончил Прохор. — Удобно. Никто не видел. Никто не может подтвердить или опровергнуть. И теперь вы у власти. Знаете, граф, в нашу первую встречу вы много говорили о том, как опасно быть государственным преступником. О том, что власть князя абсолютна и непоколебима. Интересно, что думал об этом сам покойный в свои последние мгновения? О собственной непоколебимости или подорванном доверии?..

Он знает! Этот проклятый выскочка каким-то образом догадался!

— Не понимаю, о чём вы, боярин, — граф вложил в голос нотку оскорблённого достоинства. — Ваши намёки неуместны и оскорбительны.

— Безусловно. Просто удивительное совпадение, князь годами страдал от своего безумия, но именно сейчас, когда оно достигло апогея, и он стал опасен для всех… огонь вдруг решил его убить. Природа бывает удивительно своевременной, не находите?

Боярин в курсе, кто стоит за атакой на Сергиев Посад?..

— Так или иначе, поздравляю с назначением. Что же привело к этому звонку?

Сабуров откашлялся, стараясь вернуть контроль над разговором.

— Боярин Платонов, Владимирское княжество заинтересовано в стабильности и процветании всех своих территорий. Включая Угрюм. Я хотел бы предложить вам… взаимовыгодное сотрудничество.

— Интересно, — в голосе Прохора вновь появились недоверчивые нотки. — И в чём же оно будет заключаться? Надеюсь, не в том, чтобы я по неловкости свалился в колодец, как мой предшественник?

Чёрт! Он и это помнит.

Внутри поднималась злость на чужую цепкую память.

— Видите ли, среди аристократии есть… разногласия относительно будущего княжества. Некоторые элементы, остающиеся верными памяти покойного князя, создают нестабильность. Ваша публичная поддержка нового курса могла бы… успокоить умы.

— Моя поддержка? — Прохор хмыкнул. — Граф Сабуров, я всего лишь воевода небольшого острога в Пограничье. Какой вес может иметь моё мнение? Или вы забыли, как отправляли меня туда умирать? «Позорный мятежник и висельник», кажется, так вы меня называли?..

— Не стоит преуменьшать своё влияние, — возразил Сабуров, проигнорировав последнюю фразу. — Ваши подвиги во время недавнего Гона не остались незамеченными. Защитник Угрюма, победитель Мещерского капища, освободитель людей из лаборатории князя Терехова, спаситель сотен жизней… Народ вас любит. А любовь народа — это сила.

— И что я получу взамен этой… поддержки? Быть может, автомобиль, в котором вы мне отказали в первую нашу встречу? — в голосе Прохора звучала насмешка.

«Да он издевается!» — Михаил Фёдорович с трудом сдержал раздражение.

— Полную автономию Угрюма. Снижение налогов на пятьдесят процентов. Право свободной торговли с любыми княжествами. И моё личное покровительство от любых… недоброжелателей.

Пауза затянулась. Сабуров ждал, мысленно просчитывая варианты. Согласится ли Платонов? Или придётся применять иные методы убеждения?

— Знаете, граф, мне всегда было интересно, — заговорил наконец Прохор. — Покойный князь отличался… своеобразным подходом к управлению. Особенно в последние месяцы. Казни, конфискации, странные приказы… А вы всегда были рядом, помогали ему. Даже когда отправляли висельников умирать в Пограничье с невыполнимыми задачами.

К чему он клонит?

— Это было решение князя, я лишь исполнял его…

— Конечно. Вы всегда были исполнительным. Интересно, что ещё вы исполняли? Вот, например, недавние события в Сергиевом Посаде. До нас дошли слухи об ужасной трагедии. Взрыв прямо во время Гона. Сотни погибших.

Откуда он знает⁈ Новости не могли дойти так быстро!

— Не понимаю, какое отношение Владимир имеет к событиям в Сергиевом Посаде, — Сабуров старался говорить твёрдо. — Это чужое княжество и чужие проблемы.