Измена. Ты больше не моя (СИ) - Ярина Диана - Страница 10

Я должна быть сильной, но этот момент — момент моей слабости и страха, в который мое сердце трусливо замирает на месте.

Вот-вот его рука меня заденет.

Но Роман проносится мимо меня.

Ветерок касается моего лица.

Муж промчался до столика и хватает графин с водой.

Он заносит его над головой и с силой бросает на пол.

Звук разбивающегося стекла раскалывает воздух. Осколки летят во все стороны, а вода стремительно растекается по полу, смешиваясь с остатками моей выдержки.

— Хватит меня обвинять, Вероника! Хватит изображать, что ты знаешь лучше всех, как жить! — его крик глухо отдается эхом по всей комнате. — Ты сама загнала дочь в этот угол. А теперь хочешь сделать из меня чудовище?

— Именно это ты сейчас и есть, — громче, чем ожидала от себя, произношу я.

Мой голос натянут как струна, готовая лопнуть.

Мы бранимся так громко, как давным-давно не ругались.

После моего крика воцаряется тишина. Роман стоит, тяжело дыша.

И в этой тишине отчетливо слышно, как из соседней комнаты доносятся сдавленные смешки.

Шепотки.

Марина и Карина.

Они вышли, а я и не заметила.

Они будто на другой планете. Две девочки, которые не понимают всей тяжести происходящего, сидят там, совсем рядом, но их это не касается.

У них своя жизнь и свои взгляды, как правильно.

И я чего-то перестала понимать в этой жизни, потому что считаю, что происходящее сейчас — это мерзость, из ряда вон!

Я слышу, как Карина — подруга — шепчет что-то, явно пытаясь подбодрить дочь.

Не понимаю, откуда она вообще вылезла?

Марина всегда дружила только с Ксюшей. Конечно, я была не в восторге от такой дружбы, но что я могу поделать?

Запретить ей общаться? С ней и так сложно найти общий язык.

Марина что-то коротко отвечает.

— Я отвезу девочек и успокою Марину, — отзывается муж.

— Ты… Ты тоже можешь не возвращаться, — говорю я дрожащим голосом. — Можешь прямо сейчас собрать свои вещи и уходить из этого дома.

— Интересно девки пляшут! А ты ничего не забыла? Это и мой дом тоже! И, кстати, ты не имеешь права указывать Марине, кого приводить, а кого не стоит. Она уже взрослая, совершеннолетняя. Будешь давить, потеряешь дочь. Теперь я поеду, а ты выпей успокоительного.

Муж смотрит на меня и морщится:

— Слушай, может быть, у тебя климакс начался? Говорят, бывает ранний климакс, и тогда все эти моменты у женщины обострены. Запишись к врачу. Пусть он подберет тебе подходящую терапию.

***

Они все-таки уезжают, а я тихо стекают на пол.

Опускаюсь там, где стояла.

Сил больше нет, ничего нет.

Слабый пульс отдается эхом по всему телу.

Я даже дышу с трудом, переваривая случившееся.

Еще несколько часов назад я была уверена, что у меня — идеальная семья, любящий муж, и что мы живем душа в душу.

Но сейчас реальность разбила эти иллюзии на осколки.

***

Потом ко мне приходит свекровь и касается моего лица прохладными пальцами, гладит по волосам, заглядывает в глаза и говорит тихим, печальным голосом:

— Ты моего Ромку не бросай, пропадет он без тебя, доча…

Она всегда была добра ко мне и называла дочей, пока была жива.

Я резко встаю.

Лицо все еще хранит холод прикосновения.

Но свекровь давно мертва, и это мне лишь привиделось, говорю себе.

Просто уснула там, где рухнула, как подкошенная заживо, и мне привиделась свекровь, которой давно нет живых.

Это просто сон, твержу вполголоса, но сердце заходится словно в тахикардии.

Я заставляю себя встать, умыться и лечь спать.

Но не могла заставить себя лечь в супружеской спальне, и легла спать на диване.

***

На следующий день

— Ну вот и ключи, — опускает передо мной на стол связку ключей Лида.

Наши друзья заехали ко мне на следующий день. Лида отчитывается, что на даче — полный порядок, мусор убрали, все разъехались.

Такое чувство, будто я всю ночь провела без сна, а по мне топталось стадо слонов.

Двойной кофе и сытный завтрак не смогли заставить меня проникнуться бодростью. Я до сих пор будто сплю на ходу.

— Вероника, все хорошо? — с беспокойством заглядывает мне в лицо Лида. — Вы вчера так резко сорвались с места, а сегодня на тебе лица нет. И… — прислушивается. — Дома так тихо. Маринки твоей не слышно, не видно.

Я напрягаюсь: неужели и Лиде что-то известно? Иначе бы почему она завела этот разговор?

— Что-то серьезное с дочкой, да? — произносит она и сжимает мое плечо. — Крепись, Вероник! Держись, я знаю, ты справишься.

— Аааа, ты про это, — отмахиваюсь я. — Да бог с тобой, Лид. Тревога, можно сказать, оказалась ложная. У страха глаза велики, знаешь такое выражение? Вот и наша дочь точно так же!

— По тебе и не скажешь, что так, — замечает она. — Переволновалась, наверное? Скажи, каково это, быть мамой такой взрослой, самостоятельной дочери. Меня иногда наши двое так утомляют, особенно пятилетка: «Мам-мам-мам!» Вечно носится за мной, как хвостик, даже в туалете от нее не спрячешься. Мы, пока были на даче, родителям мужа детей оставили, так свекровь мне уже все телефоны оборвала, звонит без конца: «Когда вернетесь? Когда вернетесь?»

Лида тихо смеется, но в ее голосе сквозит та усталость, которая мне очень хорошо знакома. Каждый родитель иногда так устает быть родителем, что хочется просто сбежать на другую планету и чтобы все о тебе забыли на часик или на два, а лучше — на пять.

— Радуйся, Лид.

— Да чему? — вздыхает она.

— Пока они маленькие, — слабо улыбаюсь я. — Они обнимают бескорыстно и бегают за тобой от чистой любви, а потом вырастают… И вот ты уже не «мам-мам-мам, я тебя люблю, а ты меня любишь?» Ты уже «мам, ты душнила! отвали…»

Лида задумывается над моими словами:

— Ладно, до этого нам еще далеко! — отмахивается со смехом и спрашивает. — А Настя чего от тебя хотела? В подружки набивалась? — усмехается. — Знает ведь, что ее недолюбливают… Таких, как она. И все равно лезет! Слушай, твой Ромка же с Лешей лучшие друзья. Может быть, ты намекнешь своему Ромке, а он с Лехой поговорит о том, чтобы он за собой эту марамойку не таскал? Не вписывается она в нашу компанию!

— Вот только Лехе никто не указ.

Как и Ромке, кстати говоря.

Уверена, если я подниму эту тему, у Ромы появится еще одна причина сказать, что я скучная зануда, затравила всех моралью и нравоучениями.

Я отмахиваюсь от этих мыслей, прощаюсь с Лидой. Ей явно не хочется домой, к привычным обязанностям. Да, иногда семья и материнство кажутся неподъемной ношей.

Может быть, и Рома просто устал быть семейным?

— Ладно, я поеду, — поднимается Лида. — Звони, пиши.

Я провожаю ее до калитки, и чувствую, что на меня кто-то смотрит.

Ощущение чужого взгляда не отпускает.

Липкое, неприятное ощущение.

Я пытаюсь его встряхнуть, закрываю калитку, но ее неожиданно толкает чья-то рука.

И по ту сторону кованых прутьев появляется наша вчерашняя незваная гостья.

Карина.

Она адресует мне уверенный взгляд хищницы и раздвигает губы в улыбке:

— Здрасьте.

Карина.

Она смотрит мне в глаза.

Прямо, не мигая, точь-в-точь, как кошка. Я всегда больше любила собак. Но у нас дома нет ни одной собаки и никогда не было, потому что у Ромы сильная аллергия на шерсть.

— Здрасьте, — повторяет Карина настойчивее и улыбается мне.

Ее улыбка полна превосходства и торжества, зеленовато-желтые глаза ощупывают меня, словно проверяют на стойкость и твердость.

Пауза затягивается.

Здороваться с этой мерзостью я не собираюсь.

Она хватается за кованые прутья и медленно приближает свое лицо ко мне.

Мне хочется взять какую-нибудь палку и ударить ее по пальцам, чтобы она не пачкала своими прикосновениями наш дом и все, что принадлежит нашей семье.