Господин следователь 9 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич - Страница 8

— Это не я, это Аня, — улыбнулся я. — Барышня, которую вы как-то демоном в юбке обозвали.

— Наслышаны мы в Нелазском о вашей Ане. Говорят — села хозяину на шею, ножки свесила, а давно ли сама босиком бегала, коровам хвосты крутила?

Я только пожал плечами. Не знаю, крутила ли Анька коровам хвосты, да и зачем их крутить? Но босиком она бегала, как пить дать. А то, что болтают — мне наплевать. И вопрос еще — кто кому сел на шею? То, что девчонка командует, меня устраивает, самому о хозяйственных и бытовых вещах думать не надо.

Мы прошли-таки в дом, Наталья Никифоровна опять узнавала и не узнавала место, где прожила много лет. И печь переложена, и подтопок пристроен. В правой — женской части, мебель другая, зато в моем кабине все по-прежнему.

Наконец, все уселись в моей гостиной.

— Чай будете пить? — поинтересовался я. — Но сразу предупреждаю — Петру Генриховичу самовар придется самому ставить, мне не с руки, а «эгоиста» на троих не хватит.

Не с руки, в прямо и в переносном смысле.

— Водички бы мне, — попросила Наталья Никифоровна. Посмотрев на мужа, спросила: — А чай будем?

Супруг только пожал плечами.

— Мы ж завтракали перед поездкой, а тут и ехать-то всего ничего. Вернемся как раз к обеду, так что, не стоит аппетит перебивать.

— Да, не стоит, — согласилась Наталья Никифоровна.

Я отправился на кухню за водой (кипяченая у нас в графине!), налил стакан и принес Наталье.

— Благодарствую, — сказала госпожа Литтенбрант. Принявшись пить, поглаживала себя по животу. — А мы с Петей, с Петром Генриховичем до сих пор не решили — как ребеночка назовем? Может, вы подскажете? Как-никак, будущий восприемник.

— Назовите Сашкой, — предложил я.

— Думаете, мальчик будет? — заинтересовался Литтенбрант.

Я что, пол ребенка умею определять? Мне имя Александра нравится. Можно и Сашкой звать, а можно Шуркой. Александр, конечно, тоже ничего.

— Петя, так без разницы — и мальчик Саша, и девочка Сашенька, — заулыбалась Наталья Никифоровна. — У тебя брата Александром зовут, а у меня бабушку по отцу Шурой звали. Хорошее имя.

— Точно, а чего же мы сами не додумались? — вытаращился Литтенбрант. — И звучит неплохо — хоть Александр Петрович, а хоть Александра Петровна. Не зря мы к Ивану Александровичу приехали.

— Мы здесь ненадолго, по своим делам, — поспешно сказала Наталья, а супруг улыбнулся: — Наташа, ты уж скажи, как оно есть…

Господи, Литтенбранты тоже решили проверить — жив ли Чернавский или нет?

— Неужели до села Нелазское дошли слухи, что меня дезертиры убили? — предположил я.

— Еще хлеще — каторжники беглые. Дескать, решили со следователем расквитаться, за то, что он их товарищей в тюрьму да на каторгу упек! — сообщила Наталья Никифоровна, смахнув выступившую слезинку. — Подстерегли, обступили кругом, потребовали, чтобы следователь на колени встал и покаялся. Но Чернавский — он гордый, на колени ни перед кем не встанет, так они его с всех сторон расстреляли!

— Ух ты, до чего фантазия у народа богатая! — покрутил я головой. — Это ж, надо додуматься — с каторги кто-то сбежал, чтобы неизвестно за кого отомстить!

— Вот и Петя сказал — неправда это, — кивнула Наталья.

— Ну да, кто в такую х. ню поверит? — начал Литтенбрант, но спохватился, поймав рассерженный взгляд жены: — Да-да, прости Наташенька, оговорился. Хотел сказать — ерунда. Если бы они кругом встали, стрелять начали, то сами бы себя и поубивали. Да и не бывало такого, чтобы следователей убивали. А Наталья рыдать принялась — мол, а вдруг и на самом деле что случилось? А Ваню, Ивана Александровича, она как сына полюбила. Предложил — мол, давай съезжу, узнаю, так ей невтерпеж — мол, я тоже с тобой. И куда ей на седьмом месяце?

— Петенька, на шестом. На седьмом только через четыре дня, — улыбнулась Наталья Никифоровна. Кивнула мужу: — Поехали, что ли. Убедилась, что Иван Александрович жив, так и слава богу. А ты говорил, что еще жалованье надо получить.

— Точно, нужно в канцелярию заскочить, — согласился Петр Генрихович, вставая с места и подавая жене руку. Перед уходом напомнил: — Про рябчиков не забудьте! Не ощиплите, улетят.

Генерал выглядел очень грустным и недовольным, но у меня к нему никаких претензий. Будешь тут грустным, если висишь посередине комнаты.

А как хорошо начинался день!

Есть своя прелесть посидеть на больничном, особенно тогда, когда у тебя уже ничего не болит. И прелесть вдвойне, что не нужно топать в поликлинику, высиживать очередь у кабинета участкового врача, который должен закрывать твой больничный лист, а иначе его не оплатят. И если перед тобой в очереди окажется один человек, и ты уже принимаешь «низкий старт», выяснится, что врачей срочно созывают на совещание, или твой участковый терапевт решил устроить себе чайную паузу или поболтать с зашедшей в гости медсестрой.

А здесь — красота. Начальник сказал, что могу сидеть столько, сколько нужно. Правда, потом я вспомнил, что скоро ехать в Устюжский уезд, на выездное заседание. Ехать не хочется, но придется. Потом еще повспоминал, а заседание-то только в ноябре! Жить можно!

Но если больничный длится дольше недели, начинаешь скучать. Газеты перечитал, а за новыми нужно Аньку на почту посылать (мы подписку нынче не оформили), повесть о приключениях двух друзей-изобретателей девчонки уже переписывают и вносят в нее свои правки-поправки, но в целом, вроде и ничего, что-то вырисовывается.

От родителей письма пока нет, да и рано еще.

Вчера пришел аванс из «Осколков» за «Вадима и его команду» — тысяча двести рублей и письмо. Лейкин посетовал, что повесть получилась не столь интересна, как иные произведения г-на Максимова, но как только он закончит публиковать «Принцессу Марса», то обязательно примется за «Вадима». Еще интересовался — присылать ли гранки «Приключений деревянного человека»? Лейкин решил опубликовать сказку отдельной книжечкой с картинками.

Про гранки ответили — присылать не надо, доверяем редакторам и корректорам.

Деньги мы поделили на троих. Леночка попыталась отказаться, но мы с Анькой убедили, что ее вклад в общее дело не меньше чем у остальных. Но все равно, она уперлась, и сказала, что четыреста не возьмет. Уговорили на триста — годовое жалованье начинающей учительницы!

Но все равно, сидеть без дела скучно. Правда, появилась пушистая радость — рыжий Кузя. А как же еще назвать кота? Только Кузьмой и, никак иначе. Аня уже называет котенка Кузьмой Ивановичем. Пусть.

Котик пока осваивается с территорией, но скоро, как я надеюсь, начнет прореживать мышиное поголовье.

Леночка зашла за подружкой, чмокнула жениха в щечку (Анька, зараза, могла бы и отвернуться!), девчонки ушли. А мне стало скучно.

Начинаю понимать Шерлока Холмса, который хандрил, когда не было дел. А мне что делать? Батюшки, я же государю обещал что-нибудь написать о сыщиках, но опять забыл! Срочно исправлюсь.

Только собрался исправиться, проверил чернильницу, полез в стол за бумагой, как явился курьер от исправника — мол, генерал Калиновский повесился. Абрютин прибудет попозже, а пока туда отправлены городовые Савушкин и Смирнов.

Соответственно, судебный следователь по особо важным делам обязан проверить — сам ли генерал решил покончить с собой, или ему кто-то помог? Конечно, лучше бы сам, мне и работы меньше (спущу все на полицию), да и вернусь домой, начну составлять «Записки о Шерлоке Холмсе».

Но это в идеале. А так, все может быть. Теперь же пора облачаться в мундир, а коли труп, то сойдет и «подменка» — штаны с заплаткой на заднице ( ее все равно не видно), сюртук, со штопкой на рукаве. И орден святого Владимира с отколотой эмалью. В общем — красавец!

Не так и много у нас в городе проживает генералов (настоящих, имею в виду, не статских), пусть даже и отставных. Подозреваю, что только один и есть. Остальные выходцы из местного дворянства, дослужившись до столь высоких чинов, предпочитали иные города.