Муля, не нервируй… Книга 5 (СИ) - Фонд А. - Страница 41

— Что случилось? — опять заволновался я.

— Да вот мамочка твоя… учудила… — он тяжело вздохнул и нервным жестом закинул в рот кусочек хлеба. Даже не глядя на него.

— Что она учудила? — приходилось вытягивать из него каждое слово клещами. — Вы с нею поругались? Из-за меня?

— Можно сказать и поругались, — кивнул он рассеянно, мысли его явно блуждали далеко-далеко.

— Да говори уже ты! — не выдержал я.

Модест Фёдорович посмотрел на меня, словно проснулся, и сказал уже более вменяемым голосом:

— Ладно, Муля, пойду я.

— Так что случилось⁈ — моё терпение, кажется, лопнуло.

— Да так, ничего, сами разберёмся…

— А ну, сядь! — рыкнул я, — рассказывай!

Модест Фёдорович вздрогнул, как-то смущённо посмотрел на меня и, скрепя сердце, через силу заговорил:

— Да Надя совсем с ума сошла. Представляешь, прибежала к нам, ворвалась в квартиру, напугала Машу. Начала кричать, что мы незаконно занимаем жилплощадь. И что она сейчас вызовет милицию и нас отсюда вышвырнут. И что нас посадят за незаконное проникновение в чужое жильё. И вот что делать?

— Обалдеть… — только и смог выдавить я.

— Вот и я обалдел, — грустно сказал он, — собрали мы с Машей кое-какие вещи и пошли к моему другу. Он мне ключи от своей квартиры оставил, чтобы я кота кормил. И вот уже второй день мы у него живём. Но он послезавтра должен вернуться из экспедиции и тогда нам придётся куда-то идти…

Он тяжко вздохнул и добавил:

— Жаль, что я из того института ушёл. Там хоть общежитие было. Можно было бы попроситься. А так руководство на меня обижено. Я же кучу сотрудников сманил с собой. Причём самых высококвалифицированных. Так что с общежитием мы пролетаем…

— Да погоди ты! — махнул рукой я и задумался, — когда, говоришь, друг возвращается?

— Через два дня. Вечером.

— Отлично! — сказал я, — живите там эти два дня. А я постараюсь Глашу и Дусю пнуть, чтобы с ремонтом поскорее разбирались. У меня есть квартира — туда и пойдёте. Хорошая квартира. Двухкомнатная. В высотке. Да ты знаешь же.

Модест Фёдорович сначала посветлел лицом, но потом опять запечалился:

— А ты? Это же тебе квартиру дали…

— А я, как я, — сказал я и добавил, — Дусю к себе на первое время приютить возьмёте? Ненадолго. Там две комнаты так-то… А то здесь будет Миша с женой жить. Я пообещал.

— Ну конечно! — аж задохнулся от возмущения Модест Фёдорович, — Дуся же — член нашей семьи.

— Вот и славненько, — кивнул я и вдруг вспомнил, — а где Ярослав?

— Ярослав… — посветлел лицом Модест Фёдорович, — в общем мы его проверили. Да, педагогическая запущенность налицо, тут и говорить нечего. Но парнишка гениальный! Ты представляешь, Муля, он сам смоделировал…

— Подожди! — перебил я Мулиного отчима, видя, как вспыхнули и зажглись у него глаза. А то знаю я его, сейчас лекция последует часа на два. А я спать уже хочу. Да и ему к супруге пора.

— Что, Муля?

— Ты не ответил на вопрос, где сейчас Ярослав? И что с ним?

— Да я же рассказываю! — немножко даже обиделся Модест Фёдорович, — мы его проверили и решили, что в школу для одарённых детей он к первому сентября пойдёт, только на два класса ниже. А за это время я с ним, да и Машенька, в общем, мы будем с ним заниматься, чтобы он школьную программу подтянул. А чтобы всё это было законно, я уже созвонился с Петром Кузьмичом и предложил ему, что мы с Марией возьмём опеку над Ярославом. В Москве ему будет лучше. Здесь для него больше шансов. Да и он очень хочет с нами остаться. Они с Машенькой сразу общий язык нашли. Ты представляешь…

— Во дела! — обалдел я, — так ты его усыновить хочешь?

— Сначала возьмём опеку, — рассудительно ответил Модест Фёдорович, — а там посмотрим. Ярослав — мальчик непростой. Нужно сначала немного пожить рядышком, притереться, посмотреть друг на друга. Возраст к тому же у него такой… трудный… непросто ему, понимаешь. Муля…

— Да я-то понимаю… — кивнул я, — но, честно говоря, не ожидал…

— Почему? — удивился Модест Фёдорович, — тебя-то я вон каким героем вырастил.

Мы ещё немного поболтали. Мулин отчим поделился планами, что Ярослав будет учиться в школе-интернате пять дней в неделю, а на субботу и воскресенье приходить к ним. И на каникулы. А потом, после окончания, он будет поступать в университет. Но они посмотрят, на химию или на физику. Как оказалось, к физике у Ярослава тоже есть способности.

Я сидел и тихо офигевал. Нет, так-то я только рад, что умный и талантливый пацан не сопьётся в колхозе, а будет жить в семье академика и сможет выстроить нормальную яркую и интересную жизнь. Но вот так резко всё и внезапно.

— Это потому мать прибежала воевать с вами? — догадался я.

— Ага, я ходил к ней, просил прописать Ярослава, — со вздохом пояснил Модест Фёдорович, — а она как с цепи сорвалась после этого. Так ругалась. И вот теперь всех нас выгнала.

Ну так-то я понимаю и Надежду Петровну. Эта квартира принадлежит её семье. Заработал её ещё мой дед. И она, и её старшая сестра там родились, выросли. И я там родился. А теперь мало того, что там остался жить её бывший муж. С которым она развелась, так он ещё и женился, привёл туда молодую супругу, и они ждут ребёнка. А теперь ещё и какого-то левого пацана приписать решили. В то время как она живёт с мужем в гораздо хужей квартире. А сын её так вообще ютится в коммуналке.

Но вслух я, конечно, этого не сказал. Зато пообещал порешать эту проблему.

— Муля, — перед уходом спросил изрядно встревоженный Модест Фёдорович, — а ты сам-то где жить будешь?

— За меня не беспокойся, — махнул рукой я, — я уезжаю в Югославию, ты же знаешь. А, как вернусь, разберёмся.

— Ой, Муля, смотри, здесь и горячая вода тоже есть! — радостно заверещала Дуся.

Мы находились в бывшей квартире Фаины Георгиевны. Глаша, наконец-то, с горем пополам-таки закончила делать ремонт в новой квартире, которую получил я. Во всяком случае там вроде как оставалась одна комната немного недоделанной. Так что Фаина Георгиевна уже, считай, переехала. Сама она ещё решила пожить до конца ремонта в Глашиной комнатушке в коммуналке, но вещи уже вынесли и квартиру мне освободили.

И поэтому домовитая Дуся зорким коршуном ходила по той квартире. Которая осталась от неё мне, и выискивала малейшие признаки непорядка и всего, что нужно срочно заменить или отремонтировать.

— Ой, Муля, глянь, какой большой балкон! — очередной раз раздался Дусин крик, — я здесь попрошу Михалыча, он стеллаж сделает, и я буду банки с капустой держать!

— Угу, — буркнул я, совершенно не впечатлившись ни балконом, ни местом под банки с капустой.

— Муля! Ты только посмотри на это!

— Что? — испугался я, и пулей выскочил в коридор, откуда донёсся полный боли и безысходности Дусин крик.

— Да ты сам посмотри! — надрывалась красная от возмущения Дуся, — как можно! Они прямо в коридоре кладовку сделали! Ну где же такое видано, чтобы гости на порог и сразу носом в кладовку!

— Дуся, это стандартная планировка… — попытался донести эту светлую мысль до её невеликого ума я, но тщетно.

— Пусть она себе будет хоть стандартная, хоть какая! — вызверилась Дуся, — а я себя не уважать буду, если оставлю всё как есть!

— Но, Дуся, вряд ли нам позволят ломать стены, — осторожно заметил я и добавил, — тем более стена несущая.

— А мне плевать! — упёрлась руками в бока Дуся и зыркнула на меня вызывающим взглядом, — я скажу Михалычу, они с мужиками придут и к чёртовой матери, прости господи, выкинут это безобразие отсюда!

— И что оно будет?

— Я здесь шкаф встроенный сделаю, — похвасталась Дуся, — и дверку полированную, с зеркалом. И ручка будет такая… блестящая… с камушками…

Я подавил вздох. Ох, зря я, наверное, доверил Дусе командовать ремонтом и переездом. По Дусиным понятиям, в моём доме всё должно быть «дорого-богато». И я не удивлюсь, если по возвращению из Югославии меня здесь ожидает позолоченная лепнина на потолке и стенах и гипсовые статуи херувимчиков с серафимами. И это она ещё не знает, что жить здесь буду не я, а она с Мулиным отчимом, Машей и Ярославом.