Дух мадам Краул и другие таинственные истории - Ле Фаню Джозеф Шеридан - Страница 5

– Значит, сэр Бейл решил-таки вернуться домой, – молвил доктор. – Расскажите-ка, что вы о нем слышали.

– Ничего не слыхал, – ответил Ричард Тэрнбелл, хозяин «Святого Георгия». – Ровным счетом ничего. Известно только, что он возвращается. Тем лучше: старый дом станет попригляднее.

– Туайн говорит, поместье увязло в долгах. Верно это? – спросил доктор, понизив голос и заговорщически подмигивая.

– Да, поговаривают, в закромах у них шаром покати. Вам-то, сэр, я могу об этом рассказать, здесь все свои. Вовремя он решил обосноваться, ничего не скажешь.

– Здесь-то он меньше потратится, чем в своих Парижах, – глубокомысленно кивнул доктор.

– Правильно делает. – Мистер Пирс выпустил тонкую струйку дыма. – Похвальное намерение – вовремя остановиться. Переедет сюда, будет меньше тратиться, может быть, женится. Но еще похвальнее будет, если он передумает и останется там, где есть. Говорят, ему у нас не нравится.

Окончив сию доброжелательную речь, мистер Пирс снова принялся за трубочку.

– Да, сэр Бейл наш городок не больно жалует, вернее, прежде не жаловал, – подхватил трактирщик.

– Вернее сказать, он его терпеть не может, – мрачно подтвердил доктор.

– И неудивительно, если все, что я слышал, правда! – воскликнул старый Джек Эмеральд. – Разве не он утопил в озере женщину с ребенком?

– Эй! Держи рот на замке, приятель. Что-то тебя не туда понесло.

Наступила тревожная тишина.

– Ей-богу! – испуганно воскликнул трактирщик, вынув трубку изо рта. – Послушайте, сэр, я плачу сэру Бейлу ренту за свой трактир и благодарю Бога за это – да, благодарю Бога! Всяк сверчок знай свой шесток.

Джек Эмеральд топнул здоровой ногой, оставив деревянную лежать на стуле, и с любопытством огляделся.

– Что ж, если это был не он, значит, кто-то другой. Но случилось это в семейке Мардайксов. Я сам снимал азимут на воде от скалы Глэдс-Скар до Мардайксской пристани и отсюда, от вывески «Святого Георгия и Дракона», до вон того белого дома под горой Форрик-Феллз. Хотите, буек поставлю на том самом месте? Мне тут, на берегу, сказали азимут того места, где лежит утопленница. Я его занес в бортовой журнал, да с тех пор, странное дело, ни одна лодка не может с тем местом поравняться.

– Так точно, сэр, ходили такие разговоры, – подтвердил Тэрнбелл. – Народ у нас болтливый. Но речь шла не о нынешнем помещике, а о его пращуре; и пусть меня вздернут, если что-то подобное случалось в «Святом Георгии и Драконе».

– Верно, то, кажется, был его дед. Да какая разница, один черт.

– И заметьте, капитан, никто не мог ничего доказать. Даже если сам король захочет напомнить Мардайксам о том случае, семейка эта ему спуску не даст. И хотя прежние господа, те, кому сам Бог велел рассердиться на эти сплетни, давно померли, никому из нынешних не будет приятно узнать, что люди до сих пор в это верят, а пуще всех – нашему помещику. Не то чтобы мне до него дела больше, чем другим, хотя, говорят, неряшлив он и толстоват, но, пока я исправно вношу арендную плату, он меня из «Святого Георгия» еще девятьсот девяносто девять лет не выкурит. Как бы горяч ты ни был, рано или поздно все равно остынешь. Но с задирами ссориться не след; его дорожка до «Святого Георгия» может свернуть и в хорошую сторону, и в плохую. Справедливо будет сказать, что случилось это задолго до его рождения и не стоит понапрасну донимать его сейчас. Ставлю фунт, капитан, что доктор со мной согласится.

Доктор, тоже имевший основания опасаться за свою практику, кивнул и добавил:

– Да что там говорить, дело давнее. Тебя, Дик Тэрнбелл, тогда и на свете не было, а вас, друзья мои, тем паче.

– Дело давнее и давно забытое, – вставил трактирщик.

– Да, и давно забытое, – набравшись храбрости, подтвердил доктор. – Но забывать о том не стоит. Вот наш друг капитан слышал от кого-то эту историю и рассказал ее с такими ошибками, что поневоле поймешь: если и есть что хуже, чем хранить в памяти давние ужасы, так это помнить их наполовину. Людям рот не заткнешь: нас с вами уж и на свете не будет, а тот случай останется у всех на устах.

– Точно. Теперь вспомнил, ту байку мне рассказал Дик Харман, лодочник, старый морской волк вроде меня. Я на щуку ходил, он меня и отвез на то самое место. Так я все и узнал. Слышь, Том, матросик мой палубный, налей-ка нам еще по стаканчику бренди! – во весь голос крикнул капитан половому, показавшемуся в дверях. При этих словах наш седой багроволицый моряк с громким стуком уложил обрубок ноги на стул рядом с деревянным спутником, которого ласково прозвал Аварийной Мачтой.

– Верно, о том случае говорить будут дольше, чем нам суждено услышать, – подтвердил трактирщик. – Я за байку гроша ломаного не дам, если ее рассказывают про дурного человека. – Он слегка звякнул ложкой о стакан, давая знак Тому, вернувшемуся с грогом для капитана, наполнить его пуншем. – Сэр Бейл с нашим домом подружится, наверняка подружится. А почему бы и нет? «Святой Георгий и Дракон» принадлежал нашей семье со времен Карла Второго. В тугие времена, что нынче зовутся Реставрацией, трактиром владел Уильям Тэрнбелл. Он-то и арендовал дом у тогдашнего помещика, сэра Тони Мардайкса. Они тогда всего лишь рыцарями были, еще не баронетами. Баронетами их сделали при Георге Втором, их имена значатся в титульных списках дворянства. Аренда оформлена честь по чести на имя Уильяма Тэрнбелла, прибывшего из Лондона. Он пристроил конюшни – о том в арендном договоре написано. С тех пор у заведения была только одна вывеска – «Святой Георгий и Дракон», ее вся Англия знает, и только одни хозяева – Тэрнбеллы. С тех дней и поныне таверна принадлежит Тэрнбеллам, и никто не скажет, что они были дурными людьми. – Гости дружно зааплодировали в знак согласия. – И в церковь исправно ходили, и пиво варили доброе, и постояльцев привечали на славу – это говорю вам я, Ричард Тэрнбелл. И пока мы платим за аренду, никто не в силах выставить нас отсюда, ибо наша семья неотделима от «Святого Георгия и Дракона», от приусадебного участка, от наших двух полей и скота, что пасется на выгоне, точно так же, как сэр Бейл Мардайкс – от своего имения и усадьбы. Поэтому Мардайксы обо мне ничего, кроме хорошего, сказать не смогут. «Святой Георгий» и Мардайкс-Холл всегда были добрыми друзьями, и я не собираюсь ломать старинный обычай.

– Хорошо сказано, Дик! – воскликнул доктор Торви. – Согласен с тобой. Да только нынче здесь ни души посторонней нет, все свои, старые друзья, а ты сам себе хозяин. И разрази меня гром, если ты не расскажешь нам историю об утопленнице слово в слово так, как услышал ее от отца.

– Давай, шкипер, да не забывай наполнять наши стаканы! – крикнул капитан.

Мистер Пирс умоляюще смотрел на трактирщика. Что же касается глухого мистера Холлара, не проявлявшего к рассказу никакого интереса, то от него незачем было ждать подвоха; тихого старичка, уютно попыхивавшего трубочкой, друзья считали не более чем безобидным предметом обстановки.

Ричард Тэрнбелл поставил возле себя кувшин с пуншем и бросил взгляд через плечо. Дверь была заперта, огонь полыхал ярко, пунш испускал непередаваемый аромат, лица друзей горели живейшим нетерпением. Трактирщик промолвил:

– Что ж, джентльмены, если вам угодно услышать мою повесть, не вижу в том большой беды. Как бы то ни было, давно пора исправить ошибки в расхожей легенде. Случилось это девяносто лет назад. Отец мой был тогда мальчишкой; я не раз слышал его рассказ в этой самой комнате.

Он заглянул в стакан и задумчиво помешал пунш.

– Рассказ мой прост, джентльмены, – начал трактирщик. – Я вас надолго не задержу. Жила-была юная красавица по имени мисс Мэри Фельтрэм о’Клустедд. Была она последней в своем роду, сильно обедневшем. Нынче от дома остались одни стены; в залах растет трава, крыши увиты плющом. Никто из ныне живущих не видел дымка над его трубами. Стоит он на том берегу озера, у подножия горы Мейден-Феллз, возле устья лощины, среди вековых деревьев. Его хорошо видно в подзорную трубу с пристани Мардайкс-Холла.