Барин-Шабарин 8 (СИ) - Старый Денис - Страница 23

Монтгомери хлопнул ладонью по карте.

— Дайте мне фрегат, и я привезу вам Нахимова в трюме!

— Попробуйте, — я раздавил сигару о серебряное блюдо. — Только учтите — русские пушки бьют дальше ваших.

Тишина. Даже дождь за окном притих.

Буоль вздохнул:

— Господа, прошу вас…

Но Монтгомери уже вскочил, и его трость с свинцовым набалдашником — о, я знал эти модифицированные дубинки! — описала в воздухе крутую дугу.

— Вы назвали меня лжецом, сэр!

Моя рука сама потянулась к эфесу — надежный рефлекс, выработанный в многочисленных боевых схватках. И пусть в руках у меня был не тяжелый кавалерийский палаш, а так — дворянская шпажонка, спуску этому напыщенному британцу я давать не собирался.

— Нет, полковник. Я назвал ваши источники дерьмом.

Буоль ахнул. Трость Монтгомери просвистела в воздухе, едва не задев хрустальную люстру, отчего по стенам заплясали тревожные тени. Я уклонился, чувствуя, как свинцовый набалдашник чиркнул по плечу. Моя шпага блеснула, и вдруг — звяк!

Министр иностранных дел Австрии, оказавшийся между нами, ловко подставил серебряный поднос.

— Господа, умоляю! — его голос дрожал, но в серых глазах не страх, а любопытство и холодный расчет. — Вы в моем доме!

Монтгомери отступил, тяжело дыша. Его красный мундир — черт побери, как же я ненавижу этот цвет! — вздымался на груди от еле сдерживаемой ярости.

— Он оскорбил британскую корону!

Я медленно опустил клинок, но не вложил его в ножны.

— Я оскорбил ваших наемных болтунов, полковник. Если бы речь шла о короне, мы бы уже стрелялись.

За окном грянул гром, и дождь хлынул с новой силой. Граф, поправив воротник, разлил по бокалам вино.

— Выпейте. И… объяснитесь.

Он знал, что делает. Австрия балансировала между двумя империями, как циркач на канате. Наши войска и без того уже контролировали немалую часть ее территории, а Британия… Она готова на любую пакость. «Англичанка гадит» — ведь это крылатое выражение родилось именно в эту эпоху. Малейшая ошибка — и Вена рухнет в пропасть между Лондоном и Петербургом. А в этой пропасти ее поджидают штыки пруссаков.

— Господа, ваши донесения противоречат друг другу, — Буоль коснулся карты. — Русские корабли у Сицилии… или уже у Дании? Где правда?

Монтгомери выхватил из портфеля бланк донесений секретной службы ее величества.

— Донесение капитана «Резистанса». Двадцатого октября он видел русские паруса у Мессины.

Я рассмеялся:

— Капитан, который три года назад принял китов за пароходы?

Британский атташе побледнел. В это время дверь распахнулась. И в комнату, запыхавшись, вкатился еще один персонаж разыгрывающейся драмы — барон Грюнвальд — австрийский морской агент, толстый, вечно слегка навеселе, но осведомленный лучше иных шпионов.

— Извините… я… — он вытер лоб, пахнущий ромом и потом. — Только что из Гамбурга. Русская эскадра… Ее видели у Гётеборга! Сведения верные.

Монтгомери остолбенел.

— Не может быть!

Я же почувствовал, как в висках застучало. Гётеборг — это уже почти Балтика. Значит, «Нахимов обошел британские дозоры»?

Буоль поднял руку:

— Барон, ваши источники?

— Мой шурин… телеграфист… — Грюнвальд икнул. — Перехватил русскую шифровку. «Входим в пролив».

Тишина воцарилась в охотничьем замке. Даже дождь стих. Вдруг Монтгомери бросился к камину и швырнул в огонь свои бумаги.

— Полковник! — изумился австрийский министр.

Но было поздно. Бумаги вспыхнули, и в дыму я разглядел обгоревший уголок с русским двуглавым орлом — наше секретное донесение, попавшее в его руки!

Я шагнул вперед, но тут… Звон разбитого стекла! Через окно в комнату влетела пуля и вонзилась в портрет Марии-Терезии над камином.

— Снайпер! — заорал Грюнвальд, падая за диван.

Мы все трое тоже бросились на пол. Монтгомери выхватил пистолет, я прикрыл Буоля телом — черт, не хватало, чтобы австрийский министр погиб во время моей секретной миссии! Второго выстрела не последовало. Я подполз к окну. В саду, среди струй дождя, мелькнула фигура в черном плаще.

— Кто это⁈ — прошипел Монтгомери.

— Не ваш человек?

— Не мой!

Барон Грюнвальд, дрожа, достал из жилетного кармана крошечный флакон.

— Они знали… что я вам расскажу…

Буоль медленно поднялся, поправил камзол и сказал то, что перевернуло все:

— Господа, похоже, против нас играет… третья сторона.

Майский, но отнюдь не теплый ветер бился в высокие окна канцелярии министра иностранных дел, заставляя пламя свечей в бронзовых канделябрах трепетать, как падшие души. В этом ведомстве намеренно не пользовались изобретением екатеринославского помещика — керосинками.

Истинная дипломатия творится при свечах. Ведь палочку сургуча плавят на свечном язычке, чтобы после обмазать им клапан конверта, а сверху придавить гербовой печатью, подтвердив тем самым государственную важность документа. Разве можно проделать то же самое с этой коптилкой? А какая дипломатия без тщательно запечатанного донесения?

Граф Карл Васильевич Нессельроде, сидя за массивным дубовым столом, покрытым зеленым сукном, медленно поигрывал ножом для бумаг с перламутровой рукоятью. Перед ним лежало телеграфное донесение из Вены о том, что Шабарин, этот выскочка, не только прибыл в австрийскую столицу, но и отправился в охотничий замок графа Боуля — министра иностранных дел в правительстве Франца Иосифа I.

Более всего злило министра то, что он не знал о подлинной цели визита Шабарина в австрийскую столицу, чувствуя, что за его спиной начинается какая-то непонятная ему возня. Хотя он прекрасно понимал, что в дипломатии — помимо расшаркиваний на приемах и переговоров в тиши кабинетов, есть и тайная сторона.

Официальные персоны улыбаются друг другу, но за их спинами стоят секретные агенты, либо добывающие нужные сведения у противника, либо, наоборот, подсовывающие ему их, но все это должно происходить с ведома и одобрения главы министерства иностранных дел — иначе, как выстраивать политику?

И вот кто-то, надо думать, сам император, отправляет Шабарина в Вену, не уведомив его, Нессельроде, который вот уже три десятка лет верно служит интересам Империи. Зачем? Не повторяется ли история к капитаном первого ранга Невельским, который самочинно основал на Амуре Николаевский пост, подвергнув Российское государство риску войны с Китайской империей?

«Где раз поднят русский флаг, там он спускаться не должен…» — наложил тогда Николай свою знаменитую резолюцию на решение Особого комитета, обласкав и наградив человека, который едва столкнул в вооруженном противостоянии два великих государства. Красиво сказано, но не всегда осуществимо на практике.

Да и к тому же Поднебесная далека от жизненно важных центров России, а Австрия, Англия, Франция, Турция — близко. Война и без того уже затягивается, а дилетантские действия разных авантюристов, таких как Шабарин, могут превратить ее в бесконечное противостояние. В войну всех против всех.

— Он становится слишком опасен, — прошептал Нессельроде, и его тонкие, почти бескровные губы искривились в подобие улыбки. — Николай им интересовался и у Александра он тоже в фаворитах… Сегодня он вице-канцлер, а завтра, глядишь, займет и его, Нессельроде место… Пора бы уже сбить эту птицу, покуда она не воспарила слишком высоко…

Дверь скрипнула, вошел лакей. Доложил:

— Его сиятельство, граф Чернышёв, ваше высокопревосходительство.

— Проси!

Министр иностранных дел Российской империи нетерпеливо поднялся. Он недолюбливал Чернышёва, но граф знал Шабарина — их общего недруга — как никто другой. Так почему бы не воспользоваться его знанием и умением строить интриги?

Лакей распахнул дверь и в кабинет вошел граф Александр Иванович Чернышёв, как всегда быстро и уверенно.

— Вы это читали, Карл Васильевич? — сходу произнес он, бросив на стол пачку писем, перевязанных черной лентой. — Шабарин ведет переписку с прусским послом. В обход нас.