Надеюсь, ты это прочтешь - Лян Энн - Страница 3

– Да. Точно.

Я улыбаюсь, как умалишенная, со мной так всегда, когда я паникую. Не знаю, как объяснить, что спортивный комплекс действительно достроили два года назад, но возникла небольшая проблема с туалетами. Унитазы установили не лицом к двери, как положено, а боком: садясь на унитаз, человек ударялся носом о противоположную стену. Поначалу школьная администрация просила нас не возмущаться, мол, что есть, то есть, пользуйтесь и относитесь к этому философски, но потом Джорджина Уилкинс ударилась лбом и получила огромный синяк, из-за которого пригрозила подать в суд. Тогда комплекс решили снести и полностью перестроить.

– Возникла небольшая загвоздка, – объясняю я, – дело в том, что комплекс хотят расширить и усовершенствовать. Там будет потрясающая инфраструктура: поле для мини-гольфа на крыше, бассейн, три тренажерных зала… Сами понимаете, на это нужно время.

Тетушка задумывается на мгновение и, к моему облегчению, проходит мимо.

Мы возвращаемся к воротам. Ученики потихоньку подтягиваются на уроки, прощаются с родителями, закидывают рюкзаки на плечо и на ходу строчат сообщения друзьям. Джулиус уже на месте. Стоит перед тетушками, уложенные волосы блестят в оранжевом свете утреннего солнца. У него идеальная кожа, идеально выглаженная форма, идеальная осанка. Смотрю на него и так и хочется вмазать по чему-нибудь идеальному. Желательно по физиономии.

– Теперь мы точно отправим дочь в эту школу, – заявляет одна из тетушек. – Если тут все похожи на тебя, о лучшем нельзя и мечтать!

Меня пронзает черная молния ярости; кажется, даже искры из глаз посыпались. Встречаюсь взглядом с Джулиусом, становится еще хуже. Он как будто хочет убедиться, что я слышу.

– Спасибо, мне очень приятно, – вежливо отвечает он.

– Да что вы, это мне приятно, – отвечает тетушка на мандаринском. Тут у меня просто отвисает челюсть. А со мной она заговорила по-английски! Это же та самая! Ладно, я, наверное, просто нагнетаю. Но, может, Джулиус действительно нравится ей больше и рядом с ним ей спокойнее, чем со мной? Она ему доверяет, хотя я бы на ее месте скорее вложилась в финансовую пирамиду, чем поверила Джулиусу. – Повезло, что нам достался такой сопровождающий. Правда.

Джулиус не сводит с меня глаз и улыбается.

– Рад слышать.

Я прикусываю язык, изо всех сил сдерживая позыв врезать ему. Машу тетушкам. Те уходят, и, как только стихает стук их каблучков, несусь на первый урок: историю. К сожалению, этот урок у нас с Джулиусом общий, и вскоре он меня нагоняет.

– Все прошло хорошо, да? – раздается голос за спиной.

– Думаешь? – Я толкаю стеклянную дверь корпуса, пожалуй, со слишком большим усилием. Наверное, втайне надеюсь, что дверь отскочит и ударит его по носу. Но он, разумеется, легко останавливает ее одной рукой и заходит следом.

– Ну, у меня все прошло хорошо, – добавляет он. – Они обе решили отправить детей в нашу школу. Мисс Хедж будет рада. Видимо, она догадывалась, что я лучше всех справлюсь с этой задачи. Хотя хорошо, что ты тоже поучаствовала. Немного.

Бормочу себе под нос что-то невнятное.

– Что ты сказала? – Даже не глядя, чувствую, как он злорадно улыбается.

– Да ничего. Что мы опоздаем на урок, если будем много болтать.

– Ну, в отличие от тебя, я умею делать несколько дел одновременно, – говорит он.

«Представь, что ты там, где хорошо и спокойно», – мысленно приказываю себе, толкая следующую дверь. И вот я уже не иду по шумным коридорам и не слушаю тревожный звонок на урок. Я даже не в этом городе. Я давно окончила школу, став лучшей в параллели и почетной старостой, произнесла выпускную речь и получила диплом Беркли. Купила огромный дом в большом городе для мамы и старшего брата Макса (конечно, я могла бы представить, что он тоже нашел работу, окончив свой дорогущий спортивный университет, но должна же мечта иметь хоть какую-то привязку к реальности, я же не научную фантастику сочиняю). В новом доме больше окон, чем стен, и на рассвете комнаты залиты золотистым солнечным светом. В вазах свежий жасмин, мы обедаем в своем саду, а на десерт едим клубнику в шоколаде. Мама по-прежнему заправляет пекарней, но теперь ей не нужно работать по двенадцать часов в день, у нее полно сотрудников. Теперь в пекарню мы ходим, лишь чтобы умыкнуть из печи горячих булочек с кремом и рулетиков с тунцом.

Мы будем жить втроем, не нуждаясь ни в чем и ни в ком. Жизнь станет даже лучше, чем была с папой. Я буду делать все, что должен был делать он, и обеспечу маму всем, чем должен был обеспечить он. Я сделаю для нее так много, что никто даже не заметит папиного отсутствия, его молчаливый призрак больше не будет витать в нашей гостиной. Может, мама даже снова начнет улыбаться.

У меня обязательно будет такая жизнь. Осталось всего ничего – протянуть еще несколько месяцев. Вовремя сдавать домашку, получать высшие баллы за все контрольные и не огорчать учителей, чтобы из Беркли не отозвали приглашение там учиться. Эбигейл говорит, что, раз предложение поступило, оно уже никуда не денется, но я-то знаю, что есть определенные условия поступления и надо их соблюсти.

В общем, осталось всего несколько месяцев.

Кажется, ничего сложного. Но тревога, которая охватывает меня при одной мысли об этом, ощущается почти физически и буквально сдавливает мне ребра. Перед входом в класс приходится успокаиваться: я делаю несколько вдохов и выдохов через нос, слегка пружиню на подушечках стоп, как перед забегом. Сказывается еще и то, что свет в классе слишком яркий, все галдят, толпятся вокруг парт и разговаривают в полный голос.

Рядом останавливается Джулиус.

– Передумала заходить? – Уголки его губ кривятся в знакомой снисходительной усмешке, но смотрит он пристально, будто пытается что-то понять.

– Нет, – отвечаю я, игнорирую сжимающий ребра обруч, отпихиваю Джулиуса в сторону и захожу.

Успеваю сделать всего два шага, как путь мне преграждает веснушчатое лицо. Рози Уилсон-Ван. Она из тех девчонок, кто прекрасно осознаёт свою привлекательность и вовсю ей пользуется. А еще в прошлом году она скопировала мой научный проект и ничего мне не сказала. А потом получила пять с плюсом за «новаторство и творческий подход».

– Сэйди, – улыбается она. Ох, плохой знак. Не считая случая с научным проектом, мы с Рози ладим, но лишь потому, что я поставила себе цель ладить со всеми. Или хотя бы делать вид.

– Привет, – говорю я.

– Ты с Джулиусом пришла? – Она таращится на него с совершенно незаслуженным, на мой взгляд, восхищением, и добавляет: – Какой он потрясающий!

Не знаю, как на это реагировать. Мне и смешно, и мерзко. Наверное, это показывает, насколько хорошо я умею скрывать чувства, раз никто, кроме Эбигейл, и не подозревает, что я терпеть его не могу.

– Угу, – отвечаю я.

– Какие у него шикарные волосы. – Она смотрит ему вслед. Он садится за первую парту. – Такие мягкие, правда? – Почему она меня об этом спрашивает? Можно подумать, я знаю.

– Извини, – отвечаю я, стараясь не показывать, что вся эта ситуация выводит меня из себя. – Ты что-то хотела?

– Ну да. – Она широко улыбается. – Думала, может, ты пришлешь мне свои конспекты?

– О да, конечно. По истории?

– Все конспекты по истории за этот семестр, – торопливо уточняет она. – Экзамен через месяц, забыла? Я, конечно, могла бы воспользоваться своими, но ты такая организованная и так подробно все записываешь…

– О, – повторяю я, – ну да, наверное, я могу тебе прислать…

– Идеально, – говорит она и пожимает мне руку. Длинные наращенные ногти впиваются мне в кожу, но я не шевелюсь. – Ты просто святая, Сэйди. Ты мне жизнь спасла.

Ее похвала растекается сладким сиропом и согревает изнутри. Даже неловко, как сильно я цепляюсь за любое одобрение, как мне хочется всем понравиться и всем угодить. Иногда кажется, что, вежливо попроси кто-нибудь отдать ему руку, я с легкостью отрежу свою.

Рози подходит к своей парте у окна. Там сидят ее подружки, тесный кружок. Все они необыкновенно хороши собой, почти все занимаются танцами, бо́льшая половина – блогеры. Вот, например, вчера одна запостила десятисекундный ролик, в котором она просто стоит перед зеркалом и крутит головой. Видео набрало семьдесят тысяч лайков, в комментариях люди умоляли усыновить их или писали, как мечтают попасть под колеса ее «порше».