Тайная связь - Асхадова Амина - Страница 18

– Твои люди не ответили за смерть Кармина, а мои люди должны отступать. Ты считаешь это справедливым, Эльман?

– Справедливости нет, Ясмин.

Я тяжело молчу.

Он – тяжело дышит.

Кажется, мы так и не можем найти точки соприкосновения, зато уже провели ночь вместе, полыхая и сгорая дотла.

– Не сопротивляйся, Ясмин. Будет лучше, если ты станешь послушнее. В ответ я помогу твоему отцу справиться с Андреа. Но сперва ты отправишь Валентино обратно.

Я задыхаюсь, когда Эльман поглаживает меня по лицу, задевая щеки, скулы, спускаясь к губам. На миг мне кажется, что так трогают и оценивают свою собственность сразу после того, как ее приобрели. Сразу после ночи, в которой он стал моим первым мужчиной.

– Валентино может быть полезен, – привожу последний аргумент. – Он заинтересован в моей защите так же сильно, как и ты.

Я умалчиваю о том, что Валентино – не просто мой охранник, а почти член нашей семьи. Эльману этого не понять, мы с ним совершенно разные. Как небо и земля.

Эльман больше мне не отвечает – напротив, он молча протягивает мне мою одежду. Без слов. Давая понять, что у меня есть несколько минут на сборы.

Встретив внизу Айю, Эльман холодно здоровается с ней и просит сменить шторы. Я не реагирую. Никак. Хотя мне очень и очень обидно, а еще я чувствую, что если откажусь ехать к Валентино, то меня просто потащат силком.

Наверное, я преувеличиваю. Да, именно так, этим я себя и утешаю.

– Верни те шторы, что были, – он отдает приказ Айе, а меня хватает за ладонь и ведет за собой.

В машине я почти все время молчу. Эльману это не нравится, кажется, он видит, как потухли мои глаза. Я поворачиваюсь к нему лишь затем, чтобы спросить об обещании, что Эльман дал мне минутами ранее:

– Ты поможешь моему отцу справиться, да? У тебя есть связи на Сицилии?

– Я помогу, Ясмин.

– Ты узнаешь, кто виновен в случившемся с Андреа?

Эльман коротко кивает, и я вновь отворачиваюсь к окну.

– Я очень хочу знать, кто заставил пройти меня через тот ад. Он должен ответить за все, Эльман. За все.

Я смотрю в тонированное окно, взволнованно кусая губы. Сегодня на улице было особенно солнечно, но только не в моих глазах. В моих глазах за одно лишь утро крепко сгустились тучи, а мир посерел сразу на несколько красок.

Эльман присмотрел меня себе давно, и теперь я немного знаю, каково это – быть женщиной Шаха.

Это ревностно.

Это сладко.

Это жадно.

И еще – очень больно.

Мы едем достаточно долго прежде, чем я вижу дом, в котором все эти дни жил Валентино. Я честно рассчитывала, что он останется. Правда.

Хоть Валентино был родом не с самой Сицилии, и отец едва ли прознает, что он вернулся в Италию, я все равно очень хотела, чтобы он остался. Валентино был моим последним островком свободы здесь, в дождливом Петербурге.

– Мне кажется, что для нашей несерьезной связи ты слишком ревностно относишься к Валентино, – привожу самый финальный аргумент.

Я не понимала, в чем была такая срочность отправлять Валентино прочь. Точнее, понимала, но не хотела признавать тот факт, что Эльман был излишне ревнив. Даже к тем женщинам, с которыми он делит лишь постель – а я была одной из них. Тайная несерьезная связь – это наш максимум.

– Он в тебя влюблен.

Голос Эльмана пропитан раздражением.

Я с шумом сглатываю образовавшийся ком в горле и поворачиваюсь в сторону Эльмана. Облаченный в черный костюм, он смотрит мне прямо в глаза. Благо, между водителем и нами была перегородка, и Артур не слышал ни слова из нашего разговора.

– Не лги, что не знаешь о его чувствах к тебе – к горячей итальянской девочке. Ты все прекрасно знаешь. И ты умело играешь мужчинами, иначе не знаю, как объяснить твою невинность в двадцать пять.

– Мне… Мне было это не нужно, ясно? Любовь, чувства, романтика – к черту все, что может принести боль!

– Я не упрекаю. Я же сказал, что доволен тем, что я был первым.

– Знаешь ли, я переживала с отцом и братьями самые трудные времена, и мне точно было не до свиданок в постели с горячими итальянскими мужчинами.

– А они горячие? – холодно интересуется Эльман.

– Подруга говорила, что очень. Она спала сразу с несколькими. Она очень опытная, тебе бы понравилась.

– Мне не нравятся шлюхи, Ясмин. Не беспокойся.

– У-ух…

Я шумно выдыхаю, пытаясь взять себя в руки. И чего я так разозлилась? Я резко поправляю выбившиеся пряди волос и отворачиваюсь. Хочу сказать, что моя подруга не такая… Впрочем, она не такая лишь потому, что она моя подруга, а в остальном обществе не очень приняты отношения мжм.

Пальцы на руках мелко подрагивают, и кажется, что Эльман считывает меня как открытую книгу. Да, я легкая, и меня легко прочитать. Это он тяжелый – грузный, тяжелый и невыносимо жесткий.

– Говоришь, тебе не нужны чувства и романтика?

– Именно так, – проговариваю серьезно. – Если бы ты предложил мне любовь на века, я бы тебе тоже отказала, Эльман Шах.

– Думаю, стоило предложить тебе ради интереса.

Я поворачиваюсь, замечая на его губах улыбку. Неприкрытую, насмешливую, но все же улыбку. Злость куда-то моментально испаряется, и на ее место приходит другое. Учащенное сердцебиение, например. Так удивительно, что этот красивый мужчина принадлежит мне. Временно, конечно, но сейчас и на ближайшие минуты – мне и только мне. Я могу его касаться, ласкать, целовать, и никто больше не может кроме меня.

И я целую его и ласкаю в этот же миг. Двигаюсь к нему ближе, забыв о задравшейся юбке и гордости, обхватываю его лицо с небритой щетиной и целую прямо в губы. Эльман отвечает, подтягивая меня ближе, почти что к себе на колени. Он сжимает меня сильно-сильно, до головокружения, и я льну к нему в ответ. Веду ладошкой по груди, облаченной в рубашку, и проскальзываю пальчиком в разрез между пуговицами. Его грудь очень теплая, а губы – безумно настойчивые, они пьют, пьют и не могут мной напиться. Я, честно признаться, им напиться не могу тоже…

Эльман перехватывает инициативу, но уже через несколько минут насильно отстраняет от себя.

Я понимаю, что мы приехали.

Когда автомобиль тормозит, я взволнованно касаюсь пальчиками губ – они опухли от поцелуя и немного покраснели, я чувствую.

– У тебя есть несколько минут, Ясмин. Не задерживайся.

В стальном голосе не осталось и тени на голодный поцелуй, только губы немного жжет – и все. Во взгляде Эльмана поселился холод, когда он бросил взгляд в тонированное окно и увидел Валентино.

Я неохотно киваю и выбираюсь из автомобиля, но по мере приближения к Валентино я понимаю, что в это время мы ни черта не уложимся. Когда Валентино обнимает меня, я отчего-то замираю и больше не могу воспринимать эти объятия как должные, как семейные. Причиной тому был взгляд Шаха, который буквально прожигал во мне дыру.

– Как ты? – участливо спрашиваю, хотя и не сомневаюсь, что Эльман дал самые лучшие условия для моих людей. Почти для всех…

– Я все эти дни добивался нашей встречи, но меня игнорировали.

Отстранившись, я сразу перехожу к делу и предлагаю Валентино вернуться в Италию, по которой он наверняка скучал. Здесь, хоть ему и выделили комфортные условия, он был чужим – без знания языка и без опоры своей семьи сильно чужим.

Но на мое предложение Валентино реагирует очень резко:

– Вы не понимаете, – злится Валентино, пытаясь поймать мое внимание.

Я понимала. Все.

Эльман был прав, Валентино был в меня влюблен. Он признался в этом, когда однажды на Сицилии я сильно болела и лежала в бреду сутками напролет. Его приставили присматривать за мной, потому что я лежала в больнице, а не дома, и тогда Валентино думал, что я его не слышу.

Он говорил слово «люблю» на итальянском много раз.

Но я тогда не открыла глаза. И виду не подала. Я не хотела проблем в виде его любви.

И сейчас не хочу.