Герои умирают - Стовер Мэтью Вудринг - Страница 68

Там он фальшиво затянул себе под нос какой-то мотивчик и весело зарысил к дворцу Колхари. В голове у него уже складывался сценарий:

«Клянусь тебе, Ма’элКот, он сам на меня кинулся. Прямо как в „Чужих играх“ на днях. Я пошел к нему, чтобы помириться. Только помириться, и все. Бренди захватил, пару сигар… А он на меня набросился. Пришлось его убить, выбора не было – он или я, Ма’элКот, клянусь!»

Вот так. И дело будет сделано, и он, Берн, останется чистеньким.

Прямо как сейчас, когда он только что вышел из реки.

Чистый-то чистый, но все еще распаленный – трахнуть бы труп Кейна, да жаль, оправдание придумать нельзя. На бегу Берн потер рукой штаны спереди – черт, и правда стоит, да еще как стоит-то. Видно, придется с этим что-то сделать, а уж потом идти к Кейну. Иначе разве Ма’элКот ему поверит, если он явится перед ним с такой горой в штанах?

И тут милосердные боги послали ему еще подарок: пробегая мимо какой-то подворотни, он услышал знакомый шепелявый свист – так шлюхи зазывали клиентов. Он остановился – в переулке стояла эльфийская девчонка, прутиками рук придерживая шаль вокруг прозрачных плеч.

Берн приветливо улыбнулся:

– Что, вечерний звон пропустила?

Она согласно кивнула, глядя из-под длинных серебристых ресниц:

– Мне нельзя оставаться на улице. Дай мне кров на эту ночь, и я раскрою тебе… – тут она призывно качнула бедрами, – я раскрою тебе древние тайны…

– Раскроешь, – пробурчал он, – только сначала здесь.

Он шагнул за ней в подворотню, а когда через пару минут вышел, довольный, ее изломанное тело еще подрагивало в агонии – так конвульсивно дергается некоторое время оторванная от тела паучья нога.

Но что поделаешь, вечерний звон был? Был. Значит, все обязаны погасить огни и сидеть по домам, а он, как Граф Империи, стоит на страже ее законов.

И он отправился к себе, чтобы переодеться в сухое, а заодно послать слугу за бренди и сигарами – он возьмет их с собой к Кейну как залог мира, а когда тот откроет дверь, ворвется в его покои и убьет.

Напевая себе под нос, Берн бодро шагал по коридору к покоям, где жил теперь Кейн. Его рука уже легла на ручку двери, когда с ним вдруг заговорил Ма’элКот.

БЕРН. ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?

Берн моргнул. Речь Ма’элКота, вернее, его рев, который в любую секунду мог наполнить мозг любого из его Детей, прошедших обряд Перерождения, грянул в голове Берна, как Божий глас, едва не разорвав ему череп. Берн чуть не выронил бренди.

– Ничего, – ответил он пустоте. – Пришел навестить Кейна. Помириться хочу…

ПОЧЕМУ ЛАМОРАК ОКАЗАЛСЯ В ТЕАТРЕ ИСТИНЫ?

Тыльной стороной ладони Берн сильно надавил себе на глаза, как будто всерьез боялся, что они выскочат.

– Я… э-э-э… просто хотел избавиться от него, ведь он нам больше не нужен. Да и никому другому тоже. А зачем кормить бесполезный рот, деньги зря тратить?

ДЕНЬГИ НЕ ТВОИ, НЕ ТЕБЕ И РЕШАТЬ, БЕРЕЧЬ ИХ ИЛИ ТРАТИТЬ. А ОТ ЛАМОРАКА ЕЩЕ ЕСТЬ ПРОК. ПОКА МЫ С ТОБОЙ БЕСЕДУЕМ, КЕЙН ПРОБРАЛСЯ В ДОНЖОН, ГДЕ ЯКОБЫ СПАСАЕТ ЕГО И ЖЕНЩИНУ, ЧТОБЫ ВТЕРЕТЬСЯ В ДОВЕРИЕ К НИМ И К ШУТУ САЙМОНУ.

– Втереться в доверие?.. – повторил Берн, глядя на запертую дверь и соображая так же стремительно, как обычно работал мечом. – Ма’элКот, я еще могу отменить приказ – верхом я доберусь туда за пять минут.

НЕТ. ПУСТЬ УМИРАЕТ. ОТМЕНИТЬ ПРИКАЗ – ЗНАЧИТ НАЧАТЬ ПРОТИВОРЕЧИТЬ СЕБЕ, А ЭТО НЕИЗБЕЖНО ВЫЗОВЕТ ПОДОЗРЕНИЯ У СТРАЖИ, ДА И У САМОГО ЛАМОРАКА. ЛЮДИ ШУТА САЙМОНА ПОВСЮДУ, НИКТО НЕ ДОЛЖЕН ДАЖЕ ЗАПОДОЗРИТЬ, В ЧЕМ НАШ ПЛАН. ЖЕНЩИНЫ ХВАТИТ… НО, БЕРН, ЗНАЙ, ЧТО Я ОЧЕНЬ НЕДОВОЛЕН ТОБОЙ.

– Ма’элКот, прости меня, прошу… – забормотал Берн, но Присутствие уже оставило его разум.

Глубоко вздохнув, Берн положил сигары и поставил бренди на пол у двери Кейна. Потом круто развернулся и бросился бежать. По коридорам он несся как ветер, перескакивая через ступеньки и едва вписываясь в повороты, и вскоре уже был у конюшни, где держали своих скакунов Рыцари дворцового караула.

Берн не успел рассказать Ма’элКоту о своих подозрениях насчет Кейна – Император, видимо, все еще очарован этим скользким гадом, – но это ничего, зато он, Берн, спасет Империю, прямо здесь и прямо сейчас.

Он все же посчитается с Кейном – убьет его, но чужими руками, так что на нем, Берне, не окажется ни капли его крови.

И это, конечно, жаль – он предпочел бы убить его сам. Но что поделать, в трудные времена истинный патриот должен быть готов к любым жертвам.

Седлать коня он не стал – время тратить, – ограничился только уздечкой. Купив за пару золотых ройялов молчание стражи у ворот Диль-Финнартина, Берн галопом поскакал к зданию Суда.

Ну и пусть Кейн умрет от чужой руки, и что с того? Зато если ему, Берну, повезет, то он получит Паллас Рил, и уж ее он отделает на славу – прекрасный утешительный приз, куда более возбуждающий, чем та эльфийская шлюха.

Да, с Паллас он не будет спешить и покуражится в полное свое удовольствие.

– Стратор? Стратор! – Кто-то робко тронул Кольберга за плечо, и тот немедленно проснулся. Открыть глаза оказалось сложнее – веки слипались, как клеем намазанные, во рту был такой вкус, точно он сжевал целую пепельницу окурков. – Стратор, Кейн снова на связи!

– А?

Мир врывался в сознание Артуро Кольберга стремительно, с гудением и со свистом. Перед его глазами ожил 270-градусный экран в комнате техподдержки; там он и заснул, в командном кресле помрежа, дожидаясь, когда Кейн выйдет из дворца Колхари.

– Он ранен? Давно? – Кольберг встряхнулся и обеими руками крепко потер лицо, надеясь таким немудрящим способом снова привести себя в полную готовность.

На приборной панели прямо перед ним мигала светодиодами здоровенная, размером с кулак, кнопка экстренного извлечения. Формой и цветом она так напоминала радиоактивную поганку, что Кольберг даже поморщился. Одно нажатие – и отвечать придется за многое.

– Нет, кажется, с ним все в порядке, – ответил на его вопрос кто-то из техников. – Прошло двадцать семь часов, без нескольких минут. Он идет пешком куда-то на запад, к задворкам Старого города. Похоже, у него… э-э-э… новое оружие, а на плече большой моток веревки.

– Ну так буди всех! – рявкнул Кольберг. – У нас сто пятьдесят тысяч первоочередников стоят на паузе по всему миру! Вдруг что-то начнется, а они спят!..

Продолжать не было нужды – все, кто был в Студии, отлично знали, что их ждет, случись такая промашка. В течение нескольких минут в Студии слышался только приглушенный стрекот клавиш да рокот монолога Кейна.

– И кофе мне принесите, кто-нибудь, бога ради!

Пока кто-то бегал к кофеварке за большой чашкой бодрящего напитка, Кольберг критически вглядывался в параметры телеметрии Кейна: адреналин зашкаливает, пульс едва перевалил за сотню, но бодро идет вверх. От боли Кейн явно не страдает – шагает легко, скользя из тени в тень, чтобы не привлекать внимания уличных патрулей.

Техник вложил чашку в ладонь Кольберга, и тот с каменным лицом хлебнул обжигающей жижи. Н-да, горячо, но бесполезно: того гляди снова заснешь. Но спать было нельзя, и Кольберг черкнул на экране начиненного электроникой подлокотника пару слов и кликнул «отправить». Через пять минут студийный курьер принесет пакет амфетамина сульфата, который Кольберг всегда держал рядом со своим креслом в приватной просмотровой.

Между тем Кейн не переставал говорить, искусно заполняя узором событий пустую канву прошедших двадцати семи часов. Даже Кольберг восхищенно кивнул, отдавая дань его мастерству: парню действительно нет в этом деле равных. Помня, сколько времени он провел офлайн, где его никто не слышал и не видел, Кейн из одних только слов сплетал теперь образы настолько яркие, что в конце концов даже первоочередники поверят, будто пережили события этих часов с ним вместе и видели все своими – вернее, его – глазами. При этом рассказ Кейна не грешил строгой упорядоченностью, которая свела бы на нет ощущение потока сознания, разрушая иллюзию спонтанности внутреннего монолога.