Герои умирают - Стовер Мэтью Вудринг - Страница 111

– Хари? Проснись, Хари.

– Хррр?..

– Хари, я тут подумала. Я больше не могу так.

– Шан… как ты не можешь? Господи, четыре часа. До утра не потерпит?

– Я не нравлюсь себе, когда я с тобой, Хари. Ты это понимаешь? Ты вообще в состоянии это понять?

– В такую рань я ничего не понимаю…

– Хари, мне нужен развод.

Анхана отошла ко сну, исполненная сомнений и страха, но за ночь сомнения испарились, и к утру остался лишь страх – вернее, ползучий ужас, ледяными зубами гложущий кости.

В городе не осталось никого, кто не знал бы о сражении в доках, у каждого нашелся друг или родич, который был там и видел все своими глазами. Кое-кто связывал эти события с недавними взрывами в Промышленном парке. Кажется, не проходило и дня, чтобы на улицах столицы не вспыхнуло очередное побоище.

Самые храбрые из горожан – а может, самые отчаянные – все же вышли утром на улицы, хотя и с оглядкой. Они то шли не спеша, то переходили на рысь – все зависело от того, была ли поблизости подворотня или переулок, где можно укрыться, если на улице начнется драка.

Анхана давно уже слыла неспокойным городом, но до сих пор уличное насилие имело свои пределы: ну пырнут кого-нибудь ножом в пьяной драке или констебли сцепятся с бандой камнегибов из города Чужих. Но чтобы средь бела дня прямо на улицах разгорались настоящие бои – к такому здесь не привыкли.

Масла в пылающий костер страха добавлял масштаб последних событий: сначала струи пламени в тысячу футов длиной подожгли все в доках, потом нагрянула огромная стена воды – это было невиданно, а потому непонятно, непостижимо. И разве могли жители, даже те, чьи дома стояли за крепкими стенами Старого города, считать себя в безопасности, когда вокруг творилось такое?

Когда Ма’элКот начинал кампанию по очистке Империи от Актири, лишь самые наивные и суеверные из его Подданных верили в их существование. Но по мере того как Актири были обнаружены буквально везде – среди высших сановников Империи, среди знати, – недоверие постепенно переросло в нервную подозрительность.

Соседи и знакомые вдруг стали замечать друг за другом разные странности. Особенности характера, причуды поведения, на которые раньше никто внимания не обращал, теперь казались необъяснимыми и даже зловещими. В конце концов, откуда человеку знать, кто в его окружении может оказаться тайным Актири?

Поползли слухи о неких пробных камнях, которые кричат, если ими коснуться плоти Актири; об особых родимых пятнах, которые якобы есть на их телах. Рассказывали страшилки: один человек проснулся в полночь, а с ним в постели вместо жены – Актири, причем дело было в новолуние; болтали о проклятиях, которые насылали Актири, о совершенных ими отравлениях, массовых убийствах и прочем. Каждый новый слух оказывался жутче прежнего, как будто правду нельзя было обнаружить иначе, чем перевернув с ног на голову все, что люди считали истинным прежде. В глубине души все верили, что худшее впереди, и потому каждая новая дикая выдумка воспринималась как иллюстрация грядущего.

Множились рецепты уничтожения Актири. Одни считали, что избавиться от Актири раз и навсегда можно, вбив ясеневый кол ему в сердце, другие утверждали, что этого мало, надо напихать ему в рот медных монет, рот зашить, а голову отрубить и зарыть лицом вниз на перекрестье дорог. Но большинство сходилось на том, что сжечь Актири живьем на костре из дров, политых маслом, которое благословил жрец Проритуна, – вполне действенная метода.

В провинциях люди не ограничивались разговорами, а сразу переходили к делу – эти и другие методы уничтожения Актири испытывали на одиноких вдовах, стариках и других эксцентричных представителях человеческой породы, которые жили обычно на выселках, держались своего двора и ни с кем особо не общались. Обнаружилось, что все до одного способы работают безотказно.

Потом в столицу потекли слухи о том, что кое-где под подозрение попадают зажиточные крестьяне и люди почище: дворяне и мелкие землевладельцы, например. Горожане только головой качали, дивясь этим образчикам деревенского суеверия и глупости, но некоторые уже высказывали предположение – не всегда ошибочное – о том, что гонители этих новых обвиняемых имеют какой-то барыш, а именно вступают во владение собственностью и землей уничтоженного Актири.

Умудренные жизнью горожане задались вопросом: а как расценивают их поведение соседи? Не кажутся ли кому-то подозрительными их странности и причуды? Скоро они догадались, что всякий, кому вздумается, может обвинить их в чем угодно и они не смогут защититься. А потом они и сами стали приглядываться к богатеньким соседям, прикидывая, насколько беззащитными окажутся те.

В самом сердце Империи напряжение росло уже не один месяц, гайки закручивались, но слишком многие еще сомневались, не хотели верить, что Актири – не байка, придуманная, чтобы стращать детей. Немало было и тех, кто, скрывая одобрение, слушал истории о проделках скользкого бунтовщика Шута Саймона, который с подозрительной легкостью давал отпор любым представителям законной власти. В их глазах Шут Саймон стал уже кем-то вроде народного героя, продувной бестией, которая каждый раз умудряется натянуть нос самому Ма’элКоту.

Зато теперь любой сомневающийся житель Анханы может пойти и совершенно бесплатно взглянуть на развалины моста Рыцарей, а если не пожалеет медной монетки для пажа из «Глашатая Империи», то услышит списки погибших в сражении у доков – сотни и сотни имен. Матросы, докеры, портовые чиновники исчезли с лица земли, как не бывало. А это значит, что как герой кухонных побасенок Шут Саймон, может быть, и забавен, но как живой, настоящий и неумолимый враг Империи – страшен.

Пажи в императорских ливреях взахлеб кричали о том, как благодаря героизму Графа Берна был пленен маг, причинивший городу невиданные разрушения. Другие, в зелено-золотых цветах конкурирующей службы новостей «Текущие события Колина», рассказывали иную историю о непревзойденной меткости некоего неизвестного лучника и о том, как целый корабль с обвиняемыми Актири на борту все же покинул гавань и ушел вниз по реке. Военные поклялись добраться до беглецов, но те пока оставались на свободе.

Одним словом, Актири вдруг стали для жителей Анханы такой же реальностью, как и любая другая часть их повседневного быта. Актири бродили по улицам под окнами домов, а их злодейства дикостью и коварством превосходили все самые страшные россказни, которые шли о них раньше. И было это не далеко за морем, не в провинции и даже не в другом большом городе где-нибудь на краю Империи, а прямо здесь, в Анхане.

Благочестивые горожане возносили теперь молитвы за Ма’элКота, прося богов защитить Императора и ниспослать ему силы в его беспощадной борьбе с нечестивцами-Актири. Другие тоже шли в свои домашние святилища, где, кряхтя, опускались на колени перед изображениями богов, с непривычки находя такое положение в пространстве крайне неудобным. Эти молились не за Императора, а ему самому. У Возлюбленных Детей Ма’элКота не было иного Щита.

Но тот, к кому они обращали мольбы, был занят сегодня утром. Он пренебрег даже повседневным ритуалом Великого Труда и теперь вышагивал перед окровавленным алтарем в Железной комнате.

Не вся кровь на алтаре была высохшей: свежие капли стекали на отполированный песчаник через повязку, которая пока прикрывала рану в груди Паллас Рил, за руки и за ноги привязанной к углам прямоугольного, похожего на гроб, камня.

Допрос шел медленно. Аркадейл не мог работать, да Ма’элКот и не доверил бы столь деликатное дело подручным.

Его методы ведения допроса были, конечно, грубоваты в сравнении с изощренными и утонченными пытками искусника Аркадейла, но он не сомневался: рано или поздно они дадут желаемый результат.

За воротами Студии бушевала толпа низших: то нахлынет, то снова отхлынет, как море. Фанаты всё прибывали – их стало вдвое, а затем втрое больше, чем рассчитывали в Студии. Вдоль всей полосы отчуждения люди стояли плечом к плечу, заполняя пространство между оградой и домами вдали. Кто-то из охраны взобрался на ворота и, черным силуэтом рисуясь на фоне восхода, возбужденно кричал в рацию, что появления Кейна ждут два с половиной миллиона фанатов, а то и больше.