Герои умирают - Стовер Мэтью Вудринг - Страница 105

Щит, хотя и выбитый из ее рук, сделал свое дело: баржа по-прежнему не горела и сохраняла плавучесть. Это хорошо. Теперь главное – вывести ее на середину реки, туда, где течение…

Паллас огляделась, прислонившись спиной к груде ящиков, – вдруг закружилась голова. Палуба оказалась пустынна – вся команда попряталась, и Паллас нисколько не винила их за это: пусть прячутся, главное, чтобы были живы, они еще пригодятся.

Коты наблюдали за баржей с причала, но атаковать не спешили – кое-кто из них погнался за Таланн, другие, видно, боялись, что их зацепит шальная молния Берна, и ограничивались тем, что время от времени постреливали по Паллас из арбалетов. Она снова взялась за жезлокинжал, нырнула за ящики и перерезала канаты, державшие баржу у пирса. Суденышко тихо заскользило прочь.

Но как ей поставить баржу в течение без помощи гребцов? А если позвать их, то сможет ли она защитить их еще и от арбалетных стрел, ведь Ма’элКот и Берн все время поднимают мощность своих молний?

Паллас решила не сдаваться: нельзя дать токали погибнуть здесь.

И тут на арке моста в западной части порта появилась третья фигура: девушка с платиновыми волосами и гибкой грацией чистокровного человека стремительно неслась к Берну. Глаза Паллас наполнились слезами.

Таланн покупала ей время ценой своей жизни. А значит, его нельзя потратить бездарно.

И Паллас снова погрузилась в круговое дыхание, восстанавливая мыслевзор.

«Я что-нибудь придумаю».

Берн следил за ней с моста и узнал ее: это была та чокнутая сучка, которую его парни взяли вместе с Ламораком и которой потом помог бежать из Донжона Кейн. Когда она оторвалась от преследователей и скрылась за углом улицы, которая шла от реки в город, он с досады стукнул кулаком по перилам и выдал такое трехэтажное ругательство, что даже Кошачий глаз рядом с ним вздрогнул.

Эти болваны перестарались: думают только о мести, сгрудились вокруг баржи, а причал и доки оголили, вот девка и несется куда хочет, и некому встать у нее на пути.

Что-то зашкварчало у Берна в затылке, стоило ему вспомнить плавные изгибы ее мускулатуры и ее золотистую кожу, когда мастер Аркадейл растянул ее голышом на своем столе. Воспоминание оказалось таким манящим, что Берн всерьез задумался, а не послать ли ко всем чертям этот мост и не кинуться ли за ней в погоню. На мгновение он предался сладостным фантазиям: вот он нагоняет ее в глухом переулке, совсем одну, зажимает в угол, притискивает к шершавой глухой стене старого фабричного корпуса…

Аркадейл прибивал ее к столу серебряными иглами; сам Ма’элКот допрашивал ее, не жалея сил. Ни тому ни другому она не назвала даже своего имени.

Но Берн-то знал, что ему она открыла бы не только свое имя, но и все, что у нее есть.

Ничего бы не утаила.

Пока он фантазировал, его пах налился таким жаром, что он едва не кинулся с моста бегом.

Но там, на барже, притаился маг невиданной силы; Берн не знал наверняка, кто он, но очень надеялся, что им окажется сам Шут Саймон. Вообще-то, они с Ма’элКотом не рассчитывали, что этот набег на гавань даст какой-то результат, но, когда над баржей вдруг выросла эта хрень размером со святилище Дал’каннита, а потом еще и выстояла против трех огненных стрел подряд, Берн понял, что его место здесь и что, если он теперь ничего не добьется, ему будет нечем себя оправдать.

Да и куда ему деваться: половина доков горит, так что поймать живьем одного-двух Актири просто необходимо, иначе на кого свалить вину? За эту неделю в городе и так случилось столько пожаров, взрывов и столкновений повстанцев с военными, что анхананцы стали больше бояться тех, кто ими правил, чем каких-то Актири.

К тому же, если Берн снова потерпит поражение, хитрожопый Тоа-Ситель тут как тут – будет нашептывать Ма’элКоту, что поимку Шута Саймона лучше предоставить Очам, да и Котов передать в руки кого-нибудь более опытного и компетентного…

Нет уж, Берн будет стоять на этом мосту до тех пор, пока его люди не поймают того, кто прячется там, на барже.

Промельк белого-голубого пламени на ее палубе привлек внимание Берна, и в тот же миг баржа отделилась от причала и начала потихоньку смещаться к середине реки. Берн улыбнулся и прошептал себе под нос:

– И куда это ты собрался, дружок, а? – И тут же отчетливо и громко позвал: – Ма’элКот.

Я С ТОБОЙ, БЕРН.

И это были не пустые слова: Присутствие затопило душу Берна, заставляя каждую клеточку его тела трепетать от напора Силы, от вызванного ею острого томления, будто на грани оргазма. Все лицо Берна расплылось в неудержимой улыбке.

– Еще молнию.

БЕРН, СИЛА, КОТОРУЮ Я БЕРУ У МОИХ ВОЗЛЮБЛЕННЫХ ДЕТЕЙ, НЕ БЕЗГРАНИЧНА. ВОСЕМЬ ЧЕЛОВЕК РАССТАЛИСЬ С ЖИЗНЬЮ, ЧТОБЫ Я МОГ ПОДАРИТЬ ТЕБЕ ПОСЛЕДНЮЮ МОЛНИЮ. ПОЛЬЗУЙСЯ ИМИ БЛАГОРАЗУМНО.

– Ладно, – процедил он сквозь зубы. Сила жгла его изнутри. – Буду благоразумен. Но молния нужна мне, Ма’элКот. Они уходят.

ХОРОШО.

И тут же потрескивание Силы внутри его стихло и превратилось в волну приятного, ласкового тепла, такую мощную, что Берн даже приподнялся на цыпочки. Кошачий глаз незаметно попятился от него – он почуял, как язычки пламени побежали по его коже, не обжигая, а лаская, точно пальцы любовницы. Баржа еще покачивалась у причала, отдаляясь от него медленно, дюйм за дюймом. Щита над ней не было. Берн поднял сжатую в кулак руку вверх, а вторую выбросил вперед, по направлению к барже.

– Да-а-а, – выдохнул он, сдерживая внутри Силу, продлевая миг почти эротического наслаждения. – О… о да-а…

– Господин Граф! – Хриплый оклик Кошачьего глаза отвлек его, и Берн едва не выпустил Силу.

Его помощник смотрел куда-то на север, вдоль Дворянской улицы, которая отделяла Промышленный парк от города Чужих, и его протянутая рука указывала туда же.

По улице к ним неслась та самая сучка.

Из-за поворота выскочили десять Котов. Они гнались за ней, топоча сапогами по булыжнику. Вдруг четверо остановились, сорвали арбалеты с плеч и выстрелили в девку. Но та как чуяла: не оборачиваясь, она отпрыгнула в сторону, пропуская стрелы вперед, а сама продолжала свой бег, даже не сбившись с ритма, хотя шестеро Котов, которые гнались за ней, заметно отстали.

Сила пульсировала у Берна внутри, и он снова выбросил вперед кулак, чтобы пустить молнию в нахалку: пусть изжарится в собственном соку. Но улица была запружена людьми: зеваки жались к стенам и витринам, жадно следя за происходящим; в двух или трех местах непрошеные зрители сбились в кучки вокруг раненных шальными стрелами. Ма’элКот будет в ярости: он же терпеть не может, когда страдают ни в чем не повинные горожане.

Секунда, потраченная Берном на то, чтобы увидеть эту картину и подумать эту мысль, стоила ему молнии. Было поздно – девка уже неслась по первому пролету моста Рыцарей, а прямо за ней, буквально на линии огня Берна, топали Коты.

Он оглянулся: Щита над баржей не видно, значит неизвестный маг валяется в обмороке, сбитый с ног отдачей, а Серые, пользуясь укрытиями на берегу, уже подобрались к краю причала. Вот и хорошо: они будут на барже раньше, чем та успеет отойти от берега, так почему бы ему не позабавиться?

И он сказал Кошачьему глазу:

– Взять ее, Микли. Убивать не убивай, просто возьми.

Кошачий глаз улыбнулся сквозь сетку, вытягивая из ножен меч:

– С удовольствием, господин Граф. – Он сбросил капюшон на плечи и с облегчением вздохнул.

Затем он шагнул на середину моста и, чуть подав вперед корпус и согнув колени, стал ждать. Микли был превосходным мечником: быстрым как молния и точным в ударах, к тому же последние месяцы Берн тренировал его лично и был уверен: Микли сделает все как надо.

Бешеная сучка неслась к ним, не замедляя шага. Увидев Микли, она даже не поменяла траекторию движения, а перла на него так, словно собиралась затоптать. В последний момент Микли сам сделал шаг в сторону и с разворота ударил ее плоской стороной клинка по затылку, чтобы вырубить. Но сверхъестественное чутье спасло ее и на этот раз: она нырнула под меч, кувыркнулась и снова встала на ноги, спиной к Микли, в паре шагов от Берна.