В Тридевятое царство попаданкам вход запрещен! (СИ) - Рысенок Леся - Страница 15

На самом деле я и рада бы огонь усмирить, да только как, не знаю. Потому и храбрилась, мужик-то, а точнее болотник, страшный же. Он же меня враз притопит тут, как пить дать.

— Эка ты, девка вредная! Как ты воду-то жечь собралась? — дух болота меня спрашивает, а сам ближе подбирается.

— Ты вот дух древний, а того не разумеешь, что на болоте метан выделяется. Газ такой. Вот его и взорву, — отвечаю, а сама думаю: “Лишь бы в самом деле не взорвать чего!” — Ты, дядюшка лучше не подходи, а то я боязливая очень. Мало ли что со страху натворю-то. Потом оба пожалеем.

Я так лично уже очень жалею, только поделать ничего не могу.

Болотник остановился, на меня смотрит. Я горю. Молчим. Вроде и трава заниматься начала уже и все равно ей, что мокрая. Я ее аккуратненько ладошкой прихлопываю. Горящей, ага.

— Чего хошь, девка? — спрашивает меня дух.

— До кикиморы проводи, дядюшка. Дело у меня к ней важное, срочное. Так бы я разве к тебе ночью сунулась?

А была бы умнее — и днем не сунулась бы, за версту обошла.

Болотник стоит, думает. Я лежу на пузе, ноги в болоте, за кочку держусь, а под руками трава, зараза, тлеет. Я же не чувствую ни боли, ни жара и от этого еще волнительней становится. Вроде у меня времени до заката было, но Хозяйка Метелей отсрочку дала, может она вся и вышла уже? И все, не гадюки, так огонек меня прикончит?

М-да, тяжела ты, однако, жизнь попаданки в сказочном царстве-государстве. Но пригорюниться не успела, Болотник может в метан поверил, или вспомнил, то у него на глубине торф есть. Кто его знает, огонь-то явно магический, может ему и вода не страшна, еще почище спирта и нефти гореть будет? Только он мне рукой махнул:

— Убирай безобразие, — говорит, — провожу.

— А ты поклянись, дядюшка, что вреда не причинишь и время тянуть не будешь, как огонь уберу, так сразу и проводишь, куда прошу.

— Клянусь, — говорит. — Убирай гадость свою.

Ну, я на кочку вылезла, осмотрелась. Руки с земли не убираю, только пальчиками шевелю. Если я на себе платье сожгу, совсем же нехорошо получится, придется у Болотника простынь просить. Вот будет занятная парочка, гусь да гагарочка.

— Мне бы, — говорю, — еще кошечку мою сюда. Она голубенькая такая, Маркизой звать.

Болотник только головой покачал:

— Так зови, говорит, я ж тебе не мешаю.

— Она же кошка, — объясняю, — воду не любит. И лапки испачкать боится. Ты бы подсушил тропинку, дядюшка, чтоб она до меня дойти могла.

Ну или я до нее добежать, а там поминай, как звали. Хотя с горящими руками в лес идти — идея так себе.

Болотник зубами скрипнул, в ладоши хлопнул и тропка прямо как тогда у Леся, получилась.

— Кыс-кыс-кыс, Маркизонька, иди ко мне, кисонька! — закричала я.

Сама на ноги встала и руки в стороны развела.

Ну, чтоб платье не задеть ненароком. Стою и думаю, как половчее с места в карьер взять. Но тут красавица моя услышала и явилась перед нами во всем своем Величии. Идет важно, лапками осторожно переступает, а с хвоста искорки сыплются. Мы с Болотником оба рты открыли, до того зрелище завораживающее. Искорки-то не гаснут, а вдоль дорожки королеве пушистой как фонарики горят. Подошла, смотрит на меня. Я присела рядом и зашептала:

— Маркиза, помоги, а? Не могу никак погасить, — и руки ей протянула.

Она глаза закатила, мол, что ж ты за неумеха такая досталась на мой прекрасный пушистый хвост, и дунула.

И все. Огонь погас, будто его и не бывало.

А болотник зубы ощерил и на тропинке встал, явно нас выпускать не собираясь.

— Дядюшка, — ему говорю, — вы же клятву дали!

— Как дал, так и взял, я нечистый дух, мне можно!

Сказал и на меня двинулся, руки расставив.

Я испугалась, что уж скрывать. Не ожидала, что так можно, слово дать и тут же обратно забрать. А потому растерялась и не знала, что ответить.

Но у меня же Маркиза есть! Ее Снежность на передние лапки припала и дыхнула, как она умеет, на тропинку. И те искорки, которые с хвоста ее осыпались и остались в воздухе висеть, разом на болото опустились и вокруг них змеями поземка во все стороны заструилась.

Теперь уж Болотник застыл, рот раскрывши и глазами хлопая.

“А вот так и надо тебе, знай наших!” — мстительно подумала и подбоченилась я.

— Девка, — наконец выдавил Болотник, поняв, что его вотчина превращается в каток с препятствиями, — убирай безобразие!

— И не подумаю! У меня там, — указала в сторону, откуда Маркиза пришла, — таких, как ты, две дюжины без малого. Сейчас дождусь, когда ты заморозишься и в коллекцию для ровного счета как раз добавлю.

— Да я тебя… — начал было дух.

Руки расставил снова и вперед хотел шагнуть, чтоб меня схватить. Да только ноги его с простыней вместе примерзли уже. Так и шмякнулся на брюхо.

— Вот и хорошо, — говорю. — Так быстрее схватишься.

А он как заорет, завоет, аж трава и деревья пригнулись.

Да ну его, не очень-то и хотелось такого провожатого.

— Маркиза, — кричу, — бежим отсюда!

Мы побежали, кошка впереди, я следом. Аккурат к оставленным вещам выскочили.

— Маркизонька, хорошая моя! Спасибо тебе, кисонька! Кабы не ты, как есть, сожрало бы меня чудище болотное, — сказала я в чувствах и кошку к себе прижала.

Ее Снежности это, конечно, не понравилось. Она из объятий моих выскользнула и села лапки свои мыть. Еще бы, болото грязное, пахнет плохо, и вообще, там бактерии и микрофлора неполезные. Я бы тоже шкурку свою почистила, но, увы, я не кошка.

— Что же нам делать, а, Маркиза? Будем кикимору искать и к ней в таком виде явимся? Тебе-то хорошо, ты в любом виде красавица, а меня, боюсь, дальше порога не пустят.

Кошка на меня глянула как на дитя неразумное, вздохнула, головой качнула и вперед пошла. Я за ней. Как ни крути, но пока она меня защищает, а никак не наоборот, так что лучше поближе держаться.

Дошли мы таким макаром до поляны с вырубкой, Маркиза прямиком к самому высокому пню подошла, лапкой его тронула и сидит, на меня смотрит.

Какие коты тут все умные, аж завидки берут, вот только я их не понимаю совершенно.

— Что? — спрашиваю. — Постучать? Сесть сюда? Гребешок бросить?

Хотя нет, гребешок надо будет перед кочкой вроде бросать, или холмом? Но точно не перед пнем.

Кошка молчала и укоризненно продолжала смотреть на меня, поэтому я постучала по пню согнутым пальцем.

— Тук-тук.

Ничего не произошло. Кошка закатила глаза. Нет, вот как у нее это получается?

— Ладно, второй вариант. Надеюсь этот пень подо мной ни в кого не превратиться?

Осмотрела на всякий случай пень очень придирчиво, насколько это возможно в темноте. Даже со всех сторон обошла. Высоковат, конечно, но если надо… Вздохнула, примерилась, чтоб половчее верхом взгромоздиться и…

— Не стоит этого делать, девица, — раздалось неподалеку.

Я все-таки подпрыгнула со страху. Лес, темень и мужской голос незнамо откуда на пень лезть не велит. За сердце схватилась и на кошку укоризненно смотрю. Вот не могла она предупредить меня? Но Ее Снежности до моих страданий ровным счетом никакого дела не было, она еще и отвернулась, будто не при чем совсем.

Я же огляделась вокруг, ища собеседника.

Из тени вышел мужчина. Возраста и виду непонятно какого, кроме бороды и не разглядеть ничего.

Подошел ближе, стоит, меня рассматривает. Я его, понятное дело. Вроде тоже леший, ну, на того, которого я уже видела, точно похож неуловимо. Да и на Леся тоже. Только этот того первого младше, а Леся старше, по человеческим меркам лет на 10. Но вроде как таращиться долго невежливо.

— Здрасьте, — говорю.

— И тебе не хворать, девица. Зачем звала?

Я? Звала? Когда?

Когда по пню стучала, что-ли?

А действительно, зачем звала? Мне так-то кикимора нужна.

— Мне бы себя в порядок привести и утра дождаться, если можно.

Он молча одну бровь приподнял, и мне даже чуточку неудобно стало, вроде как напрашиваюсь. Но выбора-то все равно нет. Там где-то болотник, может даже оттаял уже.