Триумф домашних тапочек. Об отречении от мира - Брюкнер Паскаль - Страница 4

Отношения между двумя половинами человечества не улучшились, а усложнились: раскрепощение — вовсе не синоним спокойствия. Проще эти отношения не стали, зато хотя бы стали интереснее, поскольку в противоборство входят две равные (почти что) силы. Нет никакой уверенности в том, что мужчины и женщины, благодаря определенным уступкам и законам, смогут помириться и строить гармоничную жизнь на основе республиканских принципов; разделение функций, неизбежная анатомическая данность, профессиональное неравенство не позволят достичь этого идиллического согласия. Сексизм, сколько ни преследуй его по закону, не исчезнет: каждый из двух полов остается непостижимым для другого, не настолько отличным от него и не настолько близким, как думается; вечно пугающим и вечно восхищающим. Из-за чего любой союз ведет к парадоксальному сплетению страха и влечения. Сегодня так же, как вчера, отношения между мужчинами и женщинами сотканы из прописных истин, в равной степени справедливых и опровергнутых, которые составляют арсенал как взаимной враждебности, так и взаимной тяги. Мы не доживем до конца распри между полами (и между меньшинствами), но в наших силах не давать ей перерасти в вечную битву и сдерживать фанатиков с обеих сторон. Невзирая на нарочитую глухоту и неприятные инциденты, надо всеми силами сохранять ту атмосферу дружбы в любви и эротике, которое отличает Европу как высокоцивилизованное сообщество.

Новое неприятие сексуальности — симптом аллергии на другого. Перестать любить и вожделеть, исчерпать до дна волшебный двойной источник, который питает наше существование, было бы настоящей трагедией. Противоположность либидо — не воздержание, а усталость от жизни.

«Главная беда человека — в его неспособности к спокойному существованию, к домоседству», — говорил Паскаль[7]. И продолжал: «Вот почему люди так любят шум и суету, вот почему им так невыносимо тюремное заключение и так непонятны радости одиночества». Можно возразить ему, что в будущем, возможно, главной бедой станет нежелание человека выходить из дома. Причем не столько вирус будет ему грозить, сколько пассивность, не столько тяжелая болезнь, сколько смертельная скука. Не в обиду Паскалю будь сказано, развлечение, суетность, путешествия — все это существенно, важно и необходимо; без этих прерывающих будничную волынку антрактов наша жизнь превратилась бы в сплошное наказание; помимо размышления о ничтожестве человека без Бога и о развлечении, есть еще нечто третье, неведомое Паскалю как человеку старого режима: действие и работа.

Нынешнюю нашу ситуацию характеризуют два слова: затруднение и усложнение. Зачем делать просто, если можно сделать сложно? Что было легко, стало трудно, что было трудно, стало невозможно. Чтобы выпить кофе у стойки или на террасе кафе, еще недавно нужно было получить пропуск, чтобы купить багет — надеть маску, чтобы запастись продуктами — отстоять длинную очередь, как в СССР времен холодной войны. Поездка за границу связана с тысячью препятствий, если не соблюдены все формальности, не говоря о получении паспорта. Перемещения пассажиров происходят в суровых условиях, которые все усугубляются. Область запретов постоянно расширяется, и непонятно, как можно будет повернуть процесс в обратную сторону. Прибавьте к этому разного рода анкеты онлайн, справки, все еще обязательные тесты и бесчисленные QR-коды. Ковид — это, по всей вероятности, лишь один этап на пути ужесточения контроля за повседневной жизнью и передвижением людей. Что бы мы ни делали, нас в любой момент могут засечь. Два года подряд Франция проявляла феноменальное шутовское рвение, создавая бюрократический лабиринт из запретов, ограничений, ограниченных разрешений и факультативных предписаний, и демонстрируя, на радость лингвистам, лексическую продуктивность и виртуозность в обогащении жаргона. В этом бреде она была не одинока, мало какая страна избежала дикого административного ража, а Китай довел его до недосягаемой степени гнусности. Мы в конце концов не скатились в диктатуру, как несколько преждевременно провозгласили некоторые горячие головы, нас только встряхнуло на ухабах ее слабого подобия, и в этом смысле демократии, несмотря ни на что, доказали свою гибкость и свое превосходство над автократиями. Но доказано было и то, что народы согласны пожертвовать некоторыми свободами ради безопасности. Единственный разумный выход в такой ситуации — сидеть дома. Всегда найдется множество предлогов, чтобы убедить мужчин и женщин забиться в угол и отдаться под милостивое покровительство государства: десять казней египетских обрушиваются на слишком боязливых северян и слишком бедных южан. Открыть дверь значит совершить чрезвычайно опасный поступок, в котором проявляется двойное предназначение замка: его открывают поворотом ключа снаружи, возвращаясь домой после дневных трудов, и закрывают на два поворота изнутри, чтобы не впустить в дом внешний мир. Домашнее пространство расширяется до бесконечности, в то время как публичное сжимается. А потому нам скоро придется ограничить свои потребности, амбиции и передвижения: человек будущего сократится настолько же, насколько увеличится виртуальная реальность. Чтобы жить, придется скрываться. В первом локдауне было своеобразное обаяние новизны, в его строгости — какая-то экзотика. Казалось, он будет недолгим. В следующих виделось уже некое пророчество самовоспроизведения. Что если теперь так будет всегда, что если всё это — картина завтрашнего мира: маска, дистанция, осторожность, жесткие правила? Вот уже два года, как мы уподобились «Платону в домашнем халате» (слова Левинаса об Обломове) и разглагольствуем об эффективности вакцин, «заговоре» крупных лабораторий, лживости властей, опасностях скопления людей. В затворничестве есть своя прелесть, в аскетической жизни — своя сладость, напоминающая, как мы увидим, многовековую традицию западного монашества: замкнутая келья, никаких социальных сетей. Эти улиточные радости вернулись к нам, приукрашенные добродетелями борьбы за сохранение климата, безопасности, противостояния всем мировым угрозам. Жизнь внутри кокона вместо внутренней жизни. Отныне непреложный долг каждого — пребывать в растительной неподвижности, чтобы не подвергаться никакому риску и не нарушать углеродный баланс. Планета становится, как встарь, гигантским недоступным пространством. А наш мир сворачивается, кругосветное путешествие автостопом с рюкзаком за спиной — отныне утопия. В локдаун пространство у нас сильно убавилось, а времени прибавилось. В постлокдаун произошло обратное: расстояния увеличиваются по экспоненте. Уже само по себе пересечение границы — настоящий подвиг, изнурительный бег с препятствиями. Близкое стало далеким, далекое — недостижимым.

Есть такое понятие, введенное в обиход зелеными активистами, — flygskam, то есть «стыд летать» по-шведски. Надо понимать так, что больше не следует летать на самолетах, чтобы выделяемые их двигателями газы не усугубляли парниковый эффект. При том что, по данным Всемирной организации гражданской авиации, вклад этой отрасли в загрязнение атмосферы составляет не более трех процентов. Но все равно есть люди, для которых бороться с глобальным потеплением не так важно, как наказывать все человечество. Пригвоздить его к земле, чтобы хорошенько усвоило урок! Вместо того чтобы предлагать гражданам Земли конкретные меры: сажать миллионы деревьев, восстанавливать почвы пустынных зон, улучшать теплоизоляцию жилищ, постепенно отказываться от ископаемого топлива, которое обогащает диктаторские режимы (Россию, Катар, Саудовскую Аравию, Алжир), — вместо всего этого такие люди мечут направо-налево анафемы, клеймят несогласных. Изменить жизнь теперь означает насколько возможно урезать ее. Борьба между сторонниками разных взглядов происходила во все времена, но сегодня многие хотели бы захлопнуть горизонт, вернуть нас к пещерной морали. Одно дело отстаивать принцип умеренного потребления, другое — осуждать передвижение и объявлять преступной езду в автомобиле. А немало занимающих высокие посты зеленых уже высказываются в том духе, что было бы ошибкой вернуться к классическому туризму, загубленному собственным успехом. Вот, пожалуйста: мэр-экологистка города Пуатье Леонора Монкудьи сочла, что ради блага планеты следует прекратить финансирование ассоциации «Детские мечты», которая позволяет детям-инвалидам принять воздушное крещение. С ее точки зрения, «дети больше не должны мечтать о воздушных полетах» (16 марта 2021 г.). Всем рекомендуется не рыпаться и не отрываться от земли. Оспаривается право на существование автомобилей, самолетов, автобусов, теплоходов, танкеров, а в Париже даже скутеров и мотоциклов. Все положения новейших националистов и экологистов сводятся к призывам закуклиться. Остается только составить траурный перечень всего, что нам запрещено ради блага планеты, ради гигиены или защиты укрепленных стенами, рвами и подъемными мостами границ. Свобода стала бременем, от которого можно избавиться, только сидя в загоне.