Ленька-карьерист (СИ) - Коллингвуд Виктор - Страница 15

— Что ж, идея хорошая, — сказал он, когда я закончил. — Свежая кровь, свежие мозги — это нам всегда нужно. Я, в принципе, не против. Готов дать вашему КБ первый заказ. Но, — он посмотрел на меня своим пронзительным, хозяйским взглядом, — давай-ка без прожектерства. Конкретно. Что именно вы можете нам изготовить? Не паровоз же, чай. В какие сроки? И, главное, в каком количестве?

Я был готов к этому вопросу.

— Начать, товарищ инженер, я предлагаю с малого, но самого нужного. Со средств малой механизации.

— Это с чего еще? — не понял он.

— С того, что облегчит труд рабочего и поднимет производительность. Вот, например, — я достал из портфеля аккуратно выполненные чертежи, которые мы с ребятами подготовили еще в Москве, — ручная пневматическая шлифовальная машинка. Для зачистки сварных швов. Легкая, удобная, в десять раз производительнее, чем зубило и напильник.

— Хм… шлифмашинка… — он с интересом разглядывал чертеж. — Это дело. Похожа на американскую, что мы в прошлом году видели на выставке. А еще что?

— А еще — ручной гидравлический трубогиб. Для холодной гибки труб прямо в цеху. Точно, быстро, без нагрева. А еще — механизированная ножовка. А еще…

Я выкладывал на стол один проект за другим. Я видел, как загораются глаза у этого старого производственника. Он, как никто другой, понимал, какую огромную пользу могут принести эти, казалось бы, простые приспособления.

— Ладно, Брежнев, убедил, — сказал он наконец. — Хватка у тебя, парень, железная. Хорошо. Мы дадим вам заказ. На опытную партию. Десять шлифмашинок. Нам для зачистки такие штуки ох как нужны! Обрубщики с литейным облоем маются, зубилами литники срубают — вот эти штукенции были бы им в самый раз! Посмотрим, как вы справитесь. И сварочных аппаратов бы нам толковых, а то то, что мы тут мастерим, конечно хорошо, но выходит пока не ахти!

— Справимся, товарищ инженер, — уверенно ответил я. — Только нам нужен официальный запрос от завода в МВТУ, и договор. Чтобы все было по солидному.

— Будет тебе и запрос, и договор, — кивнул он. — Завтра все сделаем, лично с директором поговорю. А ты, — он хитро подмигнул мне, — смотри, не подкачай. Спрос с тебя будет двойной. И как с инженера, и как с большевика.

Что же, это был несомненный успех — наше студенческое КБ получало не только деньги и работу, но и имя, репутацию. Усталый, но довольный, я направился к вокзалу, но тут меня ждало разочарование: московский поезд уходил только на следующее утро.

Нужно было где-то перекантоваться, бросить кости на одну ночь. Первой мыслью было пойти к Павлу. Увы, фокус не удался:

— Не выйдет, Лёнька! — с ходу сообщил он. — Я же ведь женился недавно, и ребенок родился, а мы так в крохотной комнатке в рабочем бараке и ютимся. Нет конечно если тебе, например, совсем некуда пойти, — то ладно, а так…

Пришлось отказаться от этой затеи. Стеснять их, вваливаясь посреди ночи мне не хотелось.

Тогда я решил отправиться в наше старое студенческое общежитие. Уж там-то, я был уверен, меня приютят. Ребята-комсомольцы, мои бывшие однокурсники, наверняка будут рады меня видеть. Посидим, покурим, поговорим о московской жизни.

Я шел по знакомым, вечерним улицам, и на душе было легко и спокойно. Вот уже показалось знакомое, мрачное здание общежития, похожее на старый, обшарпанный комод, как вдруг из ворот вышла девушка.

Я остановился, как вкопанный. Это была Лида.

Лида тоже увидела меня и замерла. Мы стояли в нескольких шагах друг от друга, под тусклым светом единственного фонаря, и молчали. Она сильно изменилась за эти несколько месяцев. Повзрослела, стала как-то серьезнее, строже. Пропала та девчоночья угловатость, а в движениях появилась женственная плавная уверенность.

— Леня? — сорвался с ее губ изумленный возглас. — Ты… ты приехал?

— Приехал, Лида, — кивнул я. — По делам. В командировку. А ты как? Учишься?

— Учусь, — она опустила глаза, разглядывая носки своих стоптанных ботинок. — Все хорошо.

— Где живешь? Здесь, в общежитии?

— Нет, — она покачала головой. — Я здесь не смогла. Слишком шумно, слишком много народу. Комнату сняла, у одной старушки, недалеко отсюда. Иду вот туда от подруг!

Мы снова замолчали. Повисла неловкая пауза. Я не знал, что ей сказать. Спросить, как она? Извиниться за тот, прошлый, разговор? Все слова казались пустыми, фальшивыми.

— Ты, наверное, к ребятам? — спросила она, нарушив тишину.

— Да, думал переночевать у них. Поезд у меня только завтра.

Она подняла на меня свои глаза. В них уже не было ни слез, ни обиды, только какая-то тихая, безмолвная печаль.

— Там тесно, шумно. А тебе отдохнуть надо, с дороги. Пойдем ко мне!

— К тебе? — опешил я. — Но… это неудобно.

— Глупости, — она слабо улыбнулась, и эта улыбка была такой грустной, что у меня сжалось сердце. — У меня комната небольшая, но места хватит. Пойдем. Я тебя чаем напою. С настоящим сахаром.

Она посмотрела на меня так просто, так по-дружески, без всякой надежды, без всякого упрека, что я не смог ей отказать.

— Пойдем, — сказал я.

И мы пошли рядом, почти касаясь друг друга руками. Она молчала, и я тоже не находил слов. Вскоре мы дошли до небольшого деревянного домика, вросшего в землю, с покосившимся крыльцом.

Комната Лиды оказалась крохотной каморкой у лестницы. Обстановка оказалась более чем скромная: железная кровать с панцирной сеткой, маленький, выкрашенный белой краской, столик, пара стульев и этажерка с книгами. Но здесь было на удивление чисто, уютно и, главное, тихо.

— Проходи, не стесняйся, — сказала она, зажигая керосиновую лампу. — У меня тут, конечно, не хоромы.

Она поставила на стол старенький, видавший виды примус, накачала его, и вскоре он загудел ровным, успокаивающим гулом. Мы пили горячий, душистый чай, заваренный прямо в жестяном чайнике, с настоящим сахаром, который был сейчас в Харькове почти роскошью. Говорили о пустяках: об учебе, о Москве, о наших общих знакомых в Каменском. Но за этими простыми словами висело напряжение, недосказанность.

— Ну, мне, наверное, пора, — сказал я, когда чай был допит. — Спасибо за гостеприимство, Лида. Пойду, я к ребятам в общежитие!

— Не уходи, — сказала она тихо, не поднимая глаз от своей чашки.

— Но, Лида, это же… неудобно, — пробормотал я. — Где я здесь лягу?

Она подняла на меня свой серьезный, по-взрослому решительный взгляд.

— Знаешь, Леня, я много думала после твоего отъезда. Думала, что все это — глупости, детская влюбленность. Пыталась тебя забыть. А потом… потом ты снова появился. Здесь. В Харькове. Как будто из ниоткуда. Может быть, это не просто так? Может, это судьба?

— Лида, я…

— Не говори ничего, — перебила она. — Я все понимаю. Ты уезжаешь, у тебя своя жизнь. Я не прошу от тебя ничего. Просто… останься. На одну ночь.

Она говорила это так просто, так искренне, что у меня не нашлось сил ей отказать. Я кивнул.

Неловкость вернулась, когда пришло время ложиться спать. Кровать в комнате была одна. Узкая, полуторная. Я огляделся в поисках какого-нибудь старого матраса или хотя бы одеяла, чтобы бросить на пол. Но ничего не было.

— Я, наверное, здесь, на стульях, как-нибудь примощусь, — сказал я, пытаясь разрядить обстановку.

Она посмотрела на меня, и в ее глазах мелькнули смешинки.

— Не выдумывай. У меня и стульев-то столько нет. Ты вон какой высокий! Уместимся вместе.

— Вместе? — опешил я.

— Не бойся, — усмехнулась она, — приставать не буду. Даю честное комсомольское слово!

С этими словами она погасила лампу. Я, чувствуя себя полным идиотом, разделся до белья и осторожно лег на самый краешек кровати. Она легла рядом, отвернувшись к стене.

Полночи мы не спали. Оба. Она — от смущения, я это чувствовал по ее напряженной спине, по тому, как она старалась дышать ровно. А я… я лежал, как на иголках, и боролся с собственным телом, которое, наплевав на все мои рассуждения о карьере и высоких целях, реагировало на близость молодой, красивой девушки самым понятным и предсказуемым образом. Я проклинал все на свете: и этот узкий матрас, и эту неловкую ситуацию, и свои собственные, неуместные желания.