Мятежник (СИ) - Марли Вита - Страница 24

Запах Эолиса. Моего Эолиса.

Эолис

— Гвилисс, — шепнул дроу возлюбленной, потёршись носом о её висок. Затем сделал глубокий вдох, наслаждаясь одуряющем запахом, и ещё раз повторил: — Гвилисс…

Царственное имя. Такое, что касается языка расплавленным золотом, обжигая своей красотой. Истинно королевское, но совершенно нетипичное для светлых.

Эльфийка вывернулась из его объятий и, стыдливо потянувшись за простынёй, засобиралась в душ. Её живот блестел от семени, но Эолис был готов слизать с этого восхитительного живота всё что угодно, лишь бы её тонкий стан так и оставался в его руках.

О своих извращённых мыслях говорить, однако, поостерёгся.

— Подожди, — эльф коснулся хрупкого запястья. — Позволь мне искупать тебя, моя королева. Не бросай меня здесь одного.

— Нет, мой сладкий грех. — Она наклонилась к его лицу, оставив на губах утешительный поцелуй. — Ты хочешь выплеснуть на меня всю свою нежность, но, прошу, немного прибереги. Я же из Ливенора! Если получу ещё хоть толику твоих головокружительных ласк, я просто потеряю сознание.

Дроу застонал нарочито театрально. Откинулся на шкуры и, смирившись, наблюдал, как она скользнула за шторку душевой. Наградой ему был роскошный вид узкой спины, острых лапаток, стройных длинных ног и двух полушарий молочных ягодиц.

Вода зашумела, следом послышался вскрик, милое ворчание — «бррр, ты снова не натопил печь!» — плеск и судорожные движения спешно омывавшейся любимой. Эолис прикрыл глаза, пытаясь удержать в памяти каждый изгиб её тела, каждую родинку, каждый взмах ресниц. Он не верил в произошедшее. Ему — только представьте! — позволили прикоснуться к совершенству, к божественному полотну, созданному самой природой. И теперь, когда момент соприкосновения миновал, оставалось лишь трепетное воспоминание об их страстной интерлюдии.

Она вышла быстро. Выпорхнула, закутанная в полотенце, и нырнула обратно к нему.

— Холодно, — дрожа, прильнула всем телом.

— Давай я печь расто…

— Не надо, — эльфийка прижалась ещё сильнее и их ноги переплелись. — Ты сам согреешь меня.

Следующую четверть часа они целовались. Долго. Всласть. Отлипнуть от любимой хотя бы на мгновение было вне его, Эолиса, сил.

Она же была такой сладкой. Как нектар из волшебных сказок, настоенный на лепестках роз и диких орхидей. Напиток, которого, как полагал эльф, в мире не существовало. Эолис пригубил совсем немного, едва обмакнул губы, а напился вдребезги.

— Я привёз тебе подарок, — дроу взял любимую за подбородок и мягко повернул к стопке книг, покоящихся на сундуке. — Читай, раз нравится. Но помни, если вдруг тебя заинтересуют какие-то аспекты любовных игр, о которых там написано… знай, я всегда к твоим услугам.

Гвилисс потянулась к верхней книжице, бегло пролистала и принялась рассматривать обложку.

— Все авторы — женщины? Вольмондки?

— Полагаю, что так. Мужское население в большинстве своём безграмотно. Я знал только одного эльфа, который писал под женским именем с разрешения своей жены. Она выдавала его работы за свои, но была доброй женщиной и возвращала ему гонорар.

— А здесь, — эльфийка указала на стопку, — есть его книги? Хотя бы одна.

Кряхтя, Эолис потянулся к сундуку, принялся перебирать одну за другой, пока не наткнулся на самую ветхую и потрёпанную. Ту, которую его товарищ Юан, прочил отправить в растопку.

— Вот она, — вручил Гвилисс. — Ильванна Эльг’Каресс. Только осторожно, у него… кхм… экстравагантный вкус. Возможно, этим он и покорил свою супругу.

— А где он сейчас? — заинтересовавшись, эльфийка принялась листать пожелтевшие страницы. — Он жив?

— Уехал с женой в Лахос в годы Первой Мужской Революции. — пока любимая рассматривала литературу, Эолис продолжал касаться губами и носом её шеи. — Больше я о нём не слышал. Если и продолжает сочинять, то уже далеко за морем.

Внезапно, Гвилисс отложила книгу и впилась взглядом в дроу. В её глазах плескалось нечто, похожее на игривый огонь, на предвкушение неизведанного.

— Это так странно, — заявила она. — Ты принёс мне целый ворох непристойной литературы и так спокоен! Словно, это не книги с подробным описанием близости, а невинные детские сказки. Знаешь, в Ливеноре я бы не смогла открыто читать их. Мне привычнее видеть литературу, как поучительные дебри. Дебри, которые иногда захватывают внимание и располагают к раздумьям, но чаще заставляют продираться через них, царапая руки и сбивая ноги в кровь.

Эолис усмехнулся. Его взгляд стал змеиным, скользящим по её лицу, как по спелому персику.

— Ливенор, — промурлыкал он, словно перекатывая во рту горькую ягоду. — После твоих рассказов я представляю его цветущим садом, огороженным колючей проволокой морали. Он красив, вне всяких сомнений, но твоя душа там задыхалась.

Дроу перехватил её руку, притянул к себе, возвращая в объятия.

— А непристойность… — он коснулся её губ, задерживаясь на мгновение, дразня. — Скажи, моя королева, должны ли «поучительные дебри» философствовать? Ты скажешь «непременно должны», но тогда я задам другой вопрос — могут ли они рассуждать о занятиях любовью? Об отношениях мужчины и женщины. Вы, ливенорцы, смеётесь над нашими книгами, а сами ни бельмеса не смыслите. Твой посол, — тут в тоне командира прозвучали нотки ревности, — считает нас дикарями, а на мой взгляд — дикарь он сам. Много ли он дарил тебе наслаждения, моя Гвилисс, если ты дрожала в сладкой истоме от невинного касания языка?

На свой вопрос эльф вообще-то не ждал ответа. И даже не хотел его знать, поскольку мог заблуждаться относительно собственных доводов.

Но Гвилисс ответила:

— Вообще не дарил.

Тишина повисла в воздухе, наэлектризованная признанием. Эолис замер, в его глазах вспыхнула искра триумфа, смешанная с болезненным сочувствием. Ему льстило явное превосходно над соперником, но в реальность услышанного дроу поверить никак не мог.

— Предрекая твоё недоумение, — эльфийка провела рукой ему по волосам, очертила пальцами скулы. — Скажу, что всё «доделывала» сама. Тайком, когда он исчезал в ванной.

Щёки Гвилисс стали пунцовыми от признания и она спешно спрятала лицо, уткнувшись эльфу в плечо. Дроу приподнял любимую за подбородок и впился жадным, ненасытным поцелуем. Целовал, пока её тело не отозвалось сладостной дрожью на каждое его прикосновение. И тогда он — настойчиво и дерзко — усадил её верхом на свои бёдра.

— Твой муж — полная бестолочь, — чувствуя, как в ответ Гвилисс потёрлась промежностью о его пах, Эолис почти зашипел. — Даже я, вольмондский мятежник, уважаю и преклоняюсь перед несокрушимой женской силой. Но сейчас, умоляю, забудь о прошлом невежестве, моя королева. Забудь и позволь мне продолжить ритуал поклонения твоей красоте.

Эолис

Провести всю ночь, обнимая женщину — это ни с чем не сравнимое наслаждение. Эолис накрыл ладонью её грудь, во сне рука непроизвольно скользила вниз, и кончики пальцев касались тонких полосок рёбер. Он мог нежно огладить её бедро, мог прижаться своим телом к мягким ягодицам, или же прильнуть к ней так сильно, чтобы она, вся измученная его ретивой лаской, соприкасалась каждым своим изгибом.

Имея такую возможность — он ею пользовался. Старался урвать, как можно больше. Запомнить крепче, вдохнуть глубже, почувствовать явственнее.

Гаремная жизнь не предполагала подобной роскоши. После соития, вымученного оргазма и последующей порки, его волокли в покои по соседству с комнатой жены. Не слишком приятная постлюдия.

Ночь с Гвилисс была как украденный миг, как глоток свежего воздуха после долгого заточения. Эолис хотел быть ближе, словно иначе чары рассеются и она исчезнет, оставив его одного в пустой постели.

Сегодняшняя ночь вдохновляла.

Напомнила эльфу, за что он боролся и чего пытался добиться. Если сыны Вольмонда получат возможность вот так просто обнимать своих женщин, значит Эолис не зря жил на этом свете. Богиня Полнолуния мудра, покуда в конце жизненного пути — а Эолис крепко сомневался в успехе дриадского контракта — показала ему именно это. Тепло, нежность, близость без страха и унижения.