Мятежник (СИ) - Марли Вита - Страница 25

Единственным, кого дроу прижимал к себе в часы сна, был его собственный отпрыск. Пока тот не достиг возраста отказа от тёплых отцовских объятий. И настало это время довольно быстро, поскольку Илай с малых лет стремился к «взрослости».

Окончательно просыпаясь, Гвилисс невольно пошевелилась и повернулась лицом аккурат к губам командира.

— Спи, моя королева, — мурлыкнул Эолис. — Ещё слишком рано. Я принесу тебе завтрак, а затем отправлюсь на совет. У нас остались нерешённые вопросы и решать их нужно немедля.

— Илай, — шепнула ему любимая. — Встреться с ним. Он хотел поприветствовать тебя, едва узнал, что ты вернулся. Но я с такой прытью припустила домой бегом, что твой сын остался не у дел. Прости. Это было своекорыстно с моей стороны.

Эолис с досадой прикрыл глаза. Впервые на своей памяти он так увлёкся, что позабыл про собственного сына.

— Какое, однако, попустительство, — улыбнувшись, эльф взял Гвилисс за руку и поцеловал костяшки пальцев. — Конечно, я должен сперва увидеть его, но постой… — едва слова любимой окончательно достигли его понимания, дроу нахмурился. — Когда ты успела завести знакомство с Илаем? Безусловно, ты могла видеть его, но твои занятия никак с ним не связаны.

Лицо Гвилисс стало серьёзным. Улыбка исчезла вместе с тенью кокетства.

— Он попросил научить его ливенорской хореографии. Вместе с друзьями он готовит какой-то танец. Я не спрашивала зачем, потому что знаю, что всё происходящее здесь — не моё дело. И всё же, не смогла ему отказать.

Эолис ощутил укол ревности, абсурдной и неуместной в его возрасте и положении. Ревность к сыну, который просил его женщину о танце. Глупо. А ещё — противоречиво.

— Зачем? — прозвучало с ноткой злости.

Эльфийка не знала о планах мятежников и сделала то, чего Эолис в глубине души не хотел больше всего на свете — приблизила к успеху его сына.

— Я почувствовала себя обязанной, — её слова звучали как оправдание. — Меня учат магии, со мной говорили как с равной. Это странно, ведь я — женщина, а их вы не очень жалуете…

Эолис прервал её речь, приложив палец к губам.

— Запомни, мы не питаем ненависти. Это неправда. Всем, кто так или иначе попадает в лагерь, мы объясняем это. Сила женщин проистекает из их способности дарить жизнь. Отрицать это могут только глупцы и невежды. Что касается ваших ливенорских фуэте… — дроу потёр глаза. — Запретить не могу, хотя хочется.

Гвилисс повернулась на бок, подпёрла голову рукой и взглянула на эльфа с тенью озорного упрёка.

— Королеве и запретить?

Эолис рассмеялся низким грудным рокотом.

— Королеве можно всё… — склонился к ней, коснувшись губами её виска. — Просить, намекать, соблазнять, требовать. Любой каприз, моя Гвилисс, и я у твоих ног, но…

— Но?

— …только здесь. В этой комнате. Едва ты переступишь порог нашего, — заметь, я сказал нашего, — жилища, ты словно по волшебству превратишься в гостью мятежного лагеря, а я из покорного слуги обернусь твоим командиром.

Эльфийка прикусила губу. Улыбка на её лице стала вежливой. Учтивой. Так улыбались те, кто хотел скрыть своё разочарование.

— Понимаю, — всё, что ответила она.

Эльф вздохнул. Эта грань, эта черта, которую он установил между их мирами, была хрупкой, как тонкая корочка льда. Сломать её — раз плюнуть и от невинного вопроса Гвилисс уже послышался хруст. Дроу ощущал это по изменившемуся взгляду, по тонким, едва уловимым ноткам вызова в её голосе.

Ничего другого Эолис предложить не мог. Единственное, в чём он не сомневался — в своей любви к ней.

Командир встал с постели, ощущая внезапно накатившую усталость. Его тело, полнокровное и горячее, обдало прохладой подземелья. Контрастом ночи и утра.

— Я скоро вернусь, — сказал он, не оборачиваясь. — Сегодня занятий не будет, все отправятся на совет. Дождись меня здесь, моя Гвилисс. Всем существом я буду стремиться к тебе.

Уже стоя в дверях, услышал ответ.

— Как и я к тебе.

Эолис

Долго искать Илая не пришлось — он сидел на скамье у казармы после утреннего (бодрящего) душа. Трогательный в своём лохматом расхристанном сибаритстве. На глазах у всех он был колючим, как ёжик. Тёплым и ласковым оставался глубоко в душе.

— Илай, — позвал его эльф. — Доброго тебе пробуждения.

Юноша тут же подобрался, напрягся, ощетинился. От командира он прежде всего ждал приказаний, нежели отцовской ласки.

— Отец, — Илай склонил голову и волосы, свесившись мокрыми сосульками, закрыли его лицо. — С возвращением. Ещё вчера хотел увидеть тебя, но близился отбой и… — тут дроу тактично прочистил горло. — В-общем, с возвращением.

Эльф присел рядом, касаясь плечом плеча сына. Илай вздрогнул, но не отстранился. В такие моменты он снова становился маленьким мальчиком, нуждающимся в отцовском тепле. Забывал о своей показной браваде и воинственности.

— Как ты? — вопрос прозвучал натужно, но Эолис действительно искренне хотел знать всё о делах любимого сына. — Что занимает твой ум в последние дни? Кроме, разумеется, общего нашего дела.

Илай стрельнул золотистыми глазами, а затем снова спрятался под шторкой пепельных волос.

— Ругать будешь. Не скажу.

Эолис вздохнул. Этот мальчишка всегда ставил его в тупик. Илай был и гордостью, и постоянной головной болью. В понимании командира дети, кроме безусловной любви, давали ещё и уязвимость. Иметь сына, это всё равно, что добровольно разорвать грудь, — кожу, мышцы, рёбра, — и подставить холодному ветру. Каждая тревога за своё дитя, каждая мысль, каждая бессонница — это ледяные игры, летящие в беззащитное родительское сердце. Открытое, неспособное держать удар.

— Я не буду ругать. Просто скажи. Хочу знать, чем ты живёшь. Это приказ, в конце концов, — добавил эльф полушутя полусерьёзно, надеясь, что Илай всё же не воспримет напускную строгость отца.

Илай снова взглянул украдкой, и в его взгляде Эолис уловил смятение.

— Мы с парнями нашли озеро.

— Озеро?

— Да. Северный тоннель имеет развилки. Там мы обнаружили бывшее логово пауков, многоступенчатые норы, а ниже, если спуститься, замёрзшее озеро.

Отец нахмурился. Северный тоннель не был предназначен для прогулок. Это стратегически важный участок, где любой несанкционированный проход чреват последствиями.

— И что же вы делали на этом озере? — спросил эльф, стараясь сохранить спокойствие в голосе. Он же обещал.

— Катались. — парень ещё сильнее опустил голову, отгородившись завесой волос. — Лёд крепкий, ровный. Там можно разогнаться. Это лучше, чем на плацу.

Бедный маленький Илай. Маленький — это, конечно, преувеличение. Ростом этот лось давным-давно догнал своего родителя. Голос приобрёл басовитый, а с ним жилистое стройное тело и очаровательный взгляд. Парень на выданье. Но как же трогателен он был в своём озорстве.

Мальчишка!

— А как вы… — Эолис непонимающе развёл руками. — Как вы катаетесь?

Тут юноша поднял голову, улыбнулся — о, Богиня Полнолуния, какая у него улыбка! — и дерзко сверкнул глазами.

— На чём? Ты хотел спросить на чём? — подсказал он с искренним удивлением. — Отец, ну ты чего? На костях.

Эолис уставился на сына, не в силах вымолвить ни слова. Проморгался даже. Илай, заметив замешательство на лице родителя, пояснил:

— Мы нашли в паучьих норах много костей. Больших таких… Не костей, скорее, хрящей… из хитина.

— Паучий экзоскелет, я понял.

— Ну вот… Мы их связали, обработали немного, приделали ручки. Получились отличные лохани для катания. Один держит за верёвку, тянет, раскручивает, остальные стараются не вылететь.

Одна секунда. Другая. Третья. Эолису потребовалось время, чтобы переварить информацию. Сани из паучьего склета. В северном тоннеле. Тайком, без дозволения.

— Оригинально, — дроу постарался, чтобы его голос звучал максимально спокойно, хотя внутри бушевал ураган. — Но должен тебя разочаровать. Сегодня объявим эвакуацию, тебе придётся отправиться в Одиннадцатый вместе со всеми.