Воронцов. Перезагрузка. Книга 2 (СИ) - Тарасов Ник - Страница 8

Шли где-то часа полтора по небольшой тропинке. В лесу пахло хвоей, свежей смолой и влажным мхом — запахи, которые я почти забыл в своём бетонно-стеклянном мире XXI века. Здесь, в этой глуши, всё было настоящим — от каждой иголочки на ветке сосны до муравья, деловито ползущего по стволу с какой-то добычей вдвое больше него самого.

Солнце тем временем подымалось все выше, и уже стало хорошенько так припекать, благо что шли по лесу, где спасал тенёк. Сквозь кроны деревьев пробивались яркие солнечные лучи, создавая на тропинке причудливый узор из света и тени.

Дошли до деревни, та была действительно справной, с избами, покрытыми свежей соломой. Заборы были все ровные, ни одного покосившегося не увидел. Деревня выглядела гораздо богаче Уваровки. Люди здесь явно жили лучше.

— Эвона как живут, — протянул Петька, озираясь по сторонам с нескрываемым восхищением. — Прям как господа какие!

— Не господа, а просто хозяева крепкие, — поправил я его. — И мы так заживём, вот увидишь. А то и лучше.

Тут смотрим — со двора мужик выгоняет корову. Он, увидев нас, прищурился, оценивающе разглядывая незнакомцев. А я заметил, что из соседнего двора женщина какая-то тоже корову выводит.

— Утро доброе, — сказал я мужику, — позови-ка мне старосту.

— А че ж не позвать-то, коли спрашивают, — хмыкнул он, искоса зыркнув и махнув рукой, мол, идёмте.

Мужик шёл впереди, изредка оборачиваясь и бросая на меня любопытные взгляды. Одет он был просто — рубаха из домотканого полотна, подпоясанная веревкой, штаны, заправленные в стоптанные лапти, а на голове — видавшая виды шапка из овчины, хоть день и обещал быть жарким.

— Далеко ли идти? — спросил я.

— Да вот, считай, пришли уже, — ответил мужик, махнув рукой в сторону ближайшей избы, — староста наш тут живёт, Иван Филиппыч.

Он открыл калитку и гаркнул во двор:

— Иван! Тут к тебе важный кто-то пришёл, да спрашивает тебя!

Двор был ухоженный, видно, что хозяин — человек рачительный. Ровные грядки тянулись вдоль забора, в углу — аккуратная поленница, крытая берестой от дождя, рядом — сарай, из которого доносилось хрюканье свиньи и кудахтанье кур. На верёвке, натянутой между избой и яблоней, сушились какие-то травы, распространяя пряный аромат.

На крыльцо вышел мужик подтянутый, видно, что работяга, руки вон мозолистые, которые кричали, что топор да соха с рук не выпускается. Он окинул нас взглядом. Глаза у него были светлые, а в русой бороде уже проглядывала седина, хотя на вид ему было не больше сорока.

— Чем обязан? — спросил он. Видно было, что его оторвали от какой-то работы.

Я, скрестив руки, представился:

— Егор Андреевич Воронцов.

Иван слегка запоздало поклонился, пробормотав:

— Простите, барин, не узнал…

— Да будет тебе, — махнул я. — На мне ж не написано. Да не жмись ты, не от батюшки я, а по делу.

Староста выпрямился, но во взгляде всё равно читалась настороженность. Ещё бы — не каждый день бояре захаживают в деревню просто так, обычно с них только подати требуют да работу. А тут вдруг сам явился, да ещё и с утра пораньше.

— Лошадь с телегой хотел бы взять на пару дней, — продолжил я. — Нашу-то вон в город отправили, а мне брёвна возить надо.

Иван слегка замялся, почесал бороду:

— Дак, конечно же, барин, берите… Только это… не загоняйте, пожалуйста, Ярку.

— Да не боись, — улыбнулся я. — Брёвна повозим, гонять не будем, отдыхать давать будем. Всё путём будет. Не переживай.

Староста заметно расслабился, даже плечи распрямились, словно камень с них свалился. Видно было, что лошадь для него — ценность немалая, и отдать её чужому человеку, пусть даже и боярину — решение непростое.

— Тогда, ваше сиятельство, телегу покрепче надо, — кивнул он.

И тут вдруг спохватился:

— Егор Андреевич, может, позавтракаете?

— Не, Иван, спасибо, дел невпроворот, — отказался я.

— Ну, пойдёмте тогда.

А сам повернулся к мужику, что привёл нас, и крикнул:

— Фрола позови!

Тот же умчался, словно заяц подстреленный.

Мы обогнули избу, с другой стороны — там было подворье. Как на картинке два воза стояли — один поменьше, а второй точно, видать, для перевозки чего-то крупного и тяжёлого. Колеса на нём были такие, что выдержат не один десяток брёвен, Пётр аж хэкнул.

— Ох, барин, добрый воз.

И тут ввалился на подворье Фрол — детина метра два ростом, а в плечах как три меня. Шёл он вразвалку, уверенно и мощно. Руки узловатые и сильные, такими можно и подкову согнуть, и бревно в одиночку поднять.

Иван же махнул:

— Яру запряги, в воз вот этот вот, — он ткнул пальцем в больший из двух.– Барину дашь.

— Сделаю, буркнул Фрол, уходя за сбруей. Голос у него был под стать внешности — глубокий, рокочущий, будто из-под земли доносился.

Фрол скрылся в сарае, откуда послышался звон упряжи и негромкая, но забористая ругань — видать, что-то не сразу нашлось. Через пару минут он появился снова, держа в руках сбрую, которая для обычного человека показалась бы тяжёлой, а в его ручищах выглядела игрушечной.

— Благодарю, Иван, — сказал я честно, — не ожидал, что так просто будет договориться.

— Так, а чё ж то не помочь барину, коли нужда, — хмыкнул он. — Андрею Петровичу поклон.

— Да как-нибудь в другой раз, — ухмыльнулся я.

И сказал:

— Да видишь, Иван, не все старосты такие справные, как ты, что за деревней следят и на контакт идут, так что благодарствую.

Иван приосанился, явно довольный похвалой. Он был из тех мужиков, что понимают цену хорошему слову от барина.

— Стараемся, барин, как можем, — ответил он, поглаживая бороду. — Оно ведь как? Деревня — она что семья. Как ты к ней, так и народ к тебе. Без этого никак.

Фрол тем временем вывел из стойла Яру — кобылу гнедой масти, с белой звёздочкой на лбу. Животное ступало важно, с достоинством, словно понимало свою ценность.

— Хорошая лошадь, — с гордостью сказал Иван. — Сильная, как бык, но послушная, как ягнёнок. С ней хоть куда.

Я развернулся к Петьке, сунул ему медяк и шёпотом сказал:

— Как Яру отдавать будешь, отдашь старосте Ивану, скажешь — барин передал, благодарит.

Петька кивнул, зажимая монету в кулаке, словно боялся, что она исчезнет. Его глаза блестели от восторга — ещё бы, мало того, что не каждый день барин доверяет такие поручения, так еще и случай то какой — боярин казалось бы за обыденное дело медяком чествует.

— Готово, барин, — сказал Фрол, протягивая вожжи.

Двинули к Быстрянке, по пути заехали в дубраву и набрали брёвен дубовых. Яра оказалась кобыла крепкая — тянула, как танк, даже не фыркала. Лес встретил нас прохладой и тишиной, нарушаемой лишь стуком дятла где-то в вышине да шелестом листвы.

По пути догрузили ещё берёзы с сосной. Телега поскрипывала, но не так безжалостно, как та, что мне досталась в наследство с Зорькой. Лес постепенно редел, уступая место полям. Вдалеке уже виднелась речка.

— Знатная будет мельница, барин, — сказал Пётр, вытирая пот с лица. — Такой ни в одной деревне окрест нет.

— Будет, — согласился я. — Главное, чтобы все работали дружно. Один в поле не воин.

— Это верно, — кивнул Пётр.

Когда подошли к Быстрянке, там кипела стройка. Мужики рубили деревья, было видно, что уже некоторые на доски распустили. Топоры взлетали и опускались чуть ли не в едином ритме, словно участвуя в каком-то древнем танце.

— Эй, люди добрые! — крикнул я, подъезжая ближе. — Принимайте подмогу!

Мужики обернулись, вытирая пот с лиц. Кто-то помахал рукой, кто-то просто кивнул. Все они были заняты делом.

— Митяй, говорю, давай, бросай. Чем ты там занимаешься? Иди, будем воз разгружать.

Митяй, кряхтя, выпрямился, потирая поясницу.

— Иду, боярин, — отозвался он, направляясь к возу.

В итоге разгрузили воз, отправили Прохора с Ильёй за новой партией брёвен, сами же сели перекусить тем, что Машка с Пелагеей утром сунули.

Жуя, я прикидывал, что помост, в общем-то, почти готов. Осталось метра два с половиной догнать. Колесо с шипом тоже готово, пора уже начинать жёлоб делать. В голове уже крутились расчёты — угол наклона, ширина, расстояние между направляющими. Всё должно быть идеально, иначе механизм не заработает как следует.