Воронцов. Перезагрузка. Книга 2 (СИ) - Тарасов Ник - Страница 9

— О чём задумался, боярин? — спросил Петька, заметив мой отсутствующий взгляд.

— Да вот, прикидываю, как желоб лучше сделать. Чтобы брёвна скользили плавно, без задержек.

Перекусив, мы принялись за работу. Солнце медленно ползло по небу, а мы рубили, пилили, таскали брёвна. Руки гудели от усталости, но останавливаться не хотелось — каждое движение приближало нас к цели.

До вечера мужики сделали ещё две ходки брёвен, навезли в основном дубовых, так как мы и говорили, а мы же рубили деревья, расчищая место под будущий сарай-ангар для лесопилки. Работа спорилась, каждый знал своё дело.

Как говорится, лучший отдых — это смена деятельности, поэтому периодически собирали камни и складывали: часть у воды, а часть прям на помост, чтоб потом укреплять столбы. Камни были разные — от небольших голышей до увесистых валунов, которые приходилось катить вдвоём или втроём. Пот заливал глаза, рубаха прилипла к спине, но мы продолжали работать.

Митяю нравилось это дело — бросать прям с помоста камни так, чтобы они падали друг возле друга, опираясь на столб и подпирая его. Он приноровился делать это с особым шиком, словно играл в какую-то замысловатую игру. Мужики даже спорили — попадёт Митяй камнем в этот раз точно в нужное место или нет.

Вечером, уставшие, но довольные, мы возвращались в деревню. Солнце уже садилось за лес.

— Завтра закончим помост, — сказал я, больше себе, чем остальным. — А потом займёмся желобом.

— А колесо когда ставить будем? — спросил Петька, шагавший рядом.

— Скоро, Петь, скоро. Всему своё время.

На следующий день продолжили. Мужики по очереди таскали брёвна, а мы то с Петькой то с Ильёй из досок доделывали помост. Работа шла быстрее, чем я ожидал — руки уже привыкли к инструментам, тело к нагрузке. Мозоли, поначалу саднившие при каждом движении, теперь загрубели и уже не обращал на них внимание.

К полудню помост был готов — крепкий, широкий, способный выдержать и колесо, и механизм, и брёвна. Я прошелся по нему, проверяя каждый стык, каждое соединение. Всё было сделано на совесть.

— Ну что, барин, — спросил Митяй, вытирая пот со лба, — дальше что делать будем?

— Дальше, Митяй, самое интересное начинается. Желоб делать будем.

Перекусив, начали делать желоба для подачи брёвен на распил. Работа требовала точности — желоб должен был иметь правильный наклон, быть достаточно широким для брёвен, но не настолько, чтобы они болтались внутри. Я объяснял, показывал, а мужики слушали внимательно, стараясь понять, что же я задумал.

Петька всё не мог понять, как это всё будет работать, зачем делать спуск такой из желобов по холму вниз, прямо к помосту.

В итоге сделали два яруса, причём так, чтобы внизу всё сходилось на расстоянии сантиметров семьдесят друг от друга. Я прикинул, что толще вряд ли будут брёвна, если что, потом подправим. Желоб вышел на славу — ровный, с плавным спуском.

Потом же мы с Петькой взяли бревно, поднялись наверх, установили его чётко на жёлоб и отпустили. Бревно достаточно плавно спустилось вниз и упало прямо на берег у помоста. Мужики, наблюдавшие за нашим экспериментом, одобрительно загудели.

— Это что же получается, — сказал Петька, глядя на скатившееся бревно с таким видом, будто увидел чудо.

— А получается, Петь, — ответил я, довольный результатом, — что внизу мы поставим механизм, который мы сделали в Уваровке, будет дёргать пилы, бревна под своим весом будут опускаться на эти пилы, а сзади будут выходить готовые доски.

— Барин, это что ж вы снова такое придумали, что бревна сами пилиться будут, что ли?

Я улыбнулся, видя изумление на лицах мужиков. Для них это было почти волшебством, хотя на самом деле — простой инженерной мыслью, до которой человечество додумалось много веков назад. Но здесь и сейчас я был для них чем-то вроде волшебника, приоткрывающего завесу будущего.

— Будут, Петька, будут, ещё как будут, только успевай подавать сверху.

— Чудеса какие-то да и только, — хмыкнул Петька, почёсывая затылок и щурясь на солнце.

— И они прямо сами пойдут, бревна-то? Под своим весом? — переспросил он недоверчиво.

— Под своим весом, и попрут прямо на пилы, — кивнул я, представляя, как это будет работать. — Главное — уклон правильный сделать и направляющие хорошо закрепить. Бревно по ним скатится, как по маслу, прямо к пилам подойдёт, а там уж и распилятся под своим весом.

Петька покачал головой, всё ещё не до конца веря, но уже загораясь этой идеей. Мне нравился его энтузиазм, его желание учиться новому.

На следующий день мы уже грузили в Уваровке колесо с кривошипом на телегу. Тяжёлое было, но справились. Мужики, что помогали в деревне грузить кряхтели, потели, но в итоге затащили эту махину на телегу. Я руководил процессом, указывая, куда и как поворачивать, где подстраховать.

В итоге перевезли колесо в Быстрянку, поставили прямо у помоста. Я смотрел на то, что получилось, и так и эдак крутил головой, прищуривался, представляя, как всё будет работать. Если фантазию включить, то уже практически вырисовывалась картина: вода, бьющая в лопасти, вращающееся колесо, пилы, режущие брёвна на доски… Красота!

Оставалось только дособирать колесо с лопастями, да пилы дождаться, которые с Фомой приедут. И уже можно будет приходить к финальной стадии.

Отправил Петьку в деревню вернуть Яру с возом.

— Ты про медяк-то не забудь Ивану отдать, — шепнул ему на прощание. — Скажи, барин благодарность выражает.

Пётр кивнул, хитро подмигнул и умчался, подгоняя лошадь. А я сел на помост у реки, свесив ноги прямо над водой, глядя, как солнце движется к закату и отражается зайчиками на воде. Течение было быстрым, вода журчала, обходя камни и коряги, образуя маленькие водовороты и буруны.

Мужики ещё стучали топорами, Прохор таскал камни. Он клал их один на другой, примеряясь, чтобы легли плотно, без зазоров. Работа шла споро, с песнями да прибаутками.

А Митяй в стороне плёл корзину из ивовых прутьев, его пальцы двигались быстро и ловко, словно сами знали, что делать.

— Чтоб с пустыми руками не возвращаться, — пояснил он, заметив мой взгляд. — Всё в деревне пригодится.

— Молодец, Митяй, молодец, — похвалил я, и он расплылся в улыбке.

Солнце уже касалось верхушек деревьев на западе. Воздух наполнился вечерней прохладой и запахами трав.

— На сегодня хватит, мужики, — скомандовал я, поднимаясь. — Завтра с рассветом продолжим.

Работники начали собираться домой, укладывая инструменты, отряхивая одежду от опилок и пыли. Усталые, но довольные — день прошёл не зря, дело двигалось к завершению.

Я шёл в деревню неспешным шагом, любуясь закатом и вдыхая свежий вечерний воздух. Все никак не мог к нему привыкнуть. В голове крутились мысли о мельнице, о том, что ещё нужно сделать, какие могут возникнуть проблемы и как их решить. Но была в этих размышлениях какая-то приятная усталость, удовлетворение от хорошо проделанной работы.

Вернулись в избу, где пахло свежим хлебом. Машка в сарафане, с крынкой кваса встретила меня и улыбнулась, аж на душе приятно стало. Свет от лучины падал на её лицо, подчёркивая такие родные черты и блеск в глазах. Волосы, заплетённые в косу, лежали на плече, перевитые красной лентой.

— Умаялся, Егорушка? — спросила она, подавая мне квас.

Я жадно выпил холодный напиток, чувствуя, как он освежает пересохшее горло. Капли стекали по подбородку, и Машка, смеясь, вытерла их краем передника.

— Умаялся, — признался я, обнимая её и шепнув на ухо: — Не то слово. Но вот тебя обнял, увидел, и как сто бабок пошептало.

Она только захихикала:

— Ох, и выдумщик же ты, барин. Скажешь такое…

Но в глазах её плясали весёлые чертики, и я знал, что ей приятны мои слова. Машка прильнула ко мне, положив голову на плечо, и мы стояли так некоторое время, наслаждаясь моментом близости и тишины.

Следующие дни в Уваровке закрутились, как колесо лесопилки в моих чертежах — быстро, шумно, с треском и скрипом. Мы кололи бревна на доски с таким остервенением, будто от этого зависела наша жизнь. Руки, стертые в мозоли, спина ныла, но мы не останавливались. Звенели топоры, пели пилы. А после доски причёсывали рубанками, так что стружка золотистыми волнами уже была по щиколотку. Пахло смолой и свежим деревом. На месте нашей стройки помост рос не по дням, а по часам, как надежда на то, что все будет хорошо. Сначала заложили основу — крепкую, надежную, как сама земля. Каждое бревно примеряли, словно драгоценность. Я всё высчитывал, прикидывал — тут подрезать, здесь доложить. А Петька смотрел на меня, разинув рот, будто я не плотник, а волшебник какой.