Вернись и начни сначала (СИ) - Медведева Марина - Страница 11

Я посмотрела на него. Он ждал моего ответа. Настороженно, даже с опаской. Боится, что откажу?

— Хочу познакомиться с Кристиной. Чтобы решить, как ей помочь.

Облегченно выдохнул.

— Только не говорите ей о вашей профессии. Иначе из нее слова не выдавишь. Нужно соврать.

— Не в моих привычках врать пациентам, — возразила я, глянула на него, подняла руку. – Ладно. Давайте я встречусь с девочкой, посмотрю, какая нужна помощь.

— Окей, док! – он снова встал и направился к двери. Я изумленно глядела вслед. Это все? Он уходит? У двери Иван обернулся, и широкая улыбка озарила его лицо:

— Завтра приду за вами в шесть и отведу к Крис. Будьте готовы!

Я не успела ответить, как его шаги уже гулко застучали по коридору. Вскоре послышался отдаленный скрип железной двери и наступила тишина.

Мое сердце громко колотилось о ребра. Что это? Неужели меня так взволновал визит красивого мужчины? Я немного подышала, чтобы успокоиться, и открыла книгу по психоанализу. Пыталась читать и не понимала ни слова. Строчки в бешеном темпе плясали перед глазами, а губы невольно растягивались в улыбку.

Когда я впервые попала на Конечную, мой мир перевернулся. Все, что я знала о времени, оказалось неверным. А вновь узнанное ошеломило, взорвало мозг, вырвало из сердца отчаяние и заполнило мое существо теплыми водами надежды.

Мы отправились туда тихим ноябрьским вечером. С мутного серого неба медленно падали редкие снежинки и неслышно ложились на искалеченные Трущобы. Мы долго шли узкими улицами, загроможденными разрушенными домами. Возле некоторых домов на корточках сидели грязные, оборванные люди с такими осоловевшими глазами, будто они пребывали в другой реальности.

— Торговля «солью» здесь процветает, — злобно ощерился Иван при виде очередного наркомана. – Здесь нет счастливых. У каждого свои плохие воспоминания, своя боль. А подонки вроде Могучего Эла наживаются на чужих бедах.

— Могучий Эл – кто это? – спросила я и чуть не споткнулась о камень. Иван резко схватил меня за руку – удержал. Идти было нелегко. Эту улицу не расчистили от последствий бомбежки, и она была густо завалена обломками плит, осколками кирпичей, битым стеклом, кусками мебели, тряпками и бог знает каким еще мусором.

— Элайджа Гилрой – бывший боксер—тяжеловес. Здесь ходят слухи, что на жизнь он зарабатывал не боксом, а более прибыльной торговлей дурью. Когда народ массово повалил в Трущобы, хитрый Эл быстро смекнул, какие здесь открываются возможности и перенес свой грязный бизнес в эти кварталы. Хотя перед этим пришлось застрелить парочку местных боссов и устроить кровавую бойню. Зато теперь он рулит всеми местными бандами. Любой владелец незаконного бизнеса подчиняется Элу. Говорят, он в сговоре с властями Хоупфул-Сити и вовсю пользуется своими связями, когда хочет стереть кому-нибудь память.

— Разве власти Хоупфул-Сити не борются с преступностью в Трущобах? В новостях ежедневно отчитываются об арестованных здесь беглецах, о поимке и наказании преступников, омрачающих светлый облик «Города надежды».

Иван насмешливо глянул на меня:

— Удивительно, что ты, док, такая наивная. Властям Хоупфул-Сити выгодно иметь под боком Трущобы. Это близкий, знакомый враг, на которого всегда можно оттянуть внимание электората. К тому же, я уверен, что Буллсмит и его банда Новаторов имеют свою долю прибыли с незаконного бизнеса в Трущобах. Политика – грязная и вонючая сука. Не удивлюсь, если Могучий Эл лично знаком с мэром Буллсмитом.

Иван замолчал, а у меня на душе стало мерзко и гадко. Лицемерие властей Хоупфул-Сити в который раз больно ударило по моей гордости. На всех углах кричат о правах и свободе, а сами тайком покрывают злодеяния таких, как Эл.

— Жалеешь, что перебралась в Трущобы? – спросил Иван.

Я на миг задумалась, хотя уже знала ответ:

— Лишь о том, что не сбежала раньше, а целых пять лет позволяла стирать себе память. Как бы здесь не было плохо, я хочу помнить все. Это моя жизнь, и не им решать, что делать с моей памятью.

Разгневавшись, я шла, не разбирая дороги, и, когда в очередной раз споткнулась и чуть не рухнула на остатки какой-то арматуры, Иван схватил меня за плечи, выругался и дальше вел под руку, словно беспомощную старушку.

Мы подошли к развороченному зданию, стены которого сложились карточным домиком и теперь выглядели грудой обломков. Местами среди плит виднелись отверстия – входы. Видно, их раскопали мародеры, любители быстрой наживы. Иван подтолкнул меня к одной из дыр и тихо сказал:

— Лезем внутрь.

Я посмотрела на груду плит: казалось, стоит нам залезть под нее, и все это рухнет на наши головы. Зачем нам туда? Разве можно через эту дыру попасть на станцию Конечную? Или это не развалины, а эдакий волшебный портал? Войдешь туда — и переместишься в сказочное царство.

— Торопись, пока вокруг никого. Не хочу, чтобы нас выследили.

Я выхватила из кармана фонарик и полезла в дыру. Луч осветил грязный цементный пол, на котором лежала куча старого тряпья. Рядом виднелась железная печурка, давно остывшая. Чье-то убежище.

Иван забрался следом за мной, прицепил на голову фонарь и быстро направился к круглому люку в углу.

— Мне стоит опасаться, что ты привел меня сюда, чтобы изнасиловать и убить? – я решила пошутить, чтобы избавиться от колких иголочек страха, впившихся в тело. Я жутко боялась темноты.

— И для этого тащил тебя пять кварталов. Ближе не нашлось места, — съязвил Иван, наклонился и открыл люк.

— Здесь лестница. Спускайся осторожно.

Сперва я порадовалась, что надела перчатки – прутья были грязные, осклизлые. Но быстро пожалела – это были мои любимые перчатки, и теперь, после встречи с канализацией, их придется выбросить.

Иван тоже спустился и закрыл за собой крышку люка. Дергающийся луч его фонаря осветил мрачные стены, вдоль которых змеились толстые черные кабели и ржавые трубы. Холод этого подземелья пробирал до костей. Я поежилась и подняла воротник своей кожаной куртки.

— Почему мы идем этим путем? В ваше убежище можно пройти по верху? – спросила я Ивана. Мой голос и наши шаги звонко разносились по длинному подземному коридору.

— Мы не хотим, чтобы шпионы Хоупфул-Сити проведали о нашей мастерской. Наши разработки слишком секретные и важные, чтобы отдать их в руки Новаторов. Надеюсь, и ты, док, будешь молчать о нас.

— Если ты опасаешься, что я могу вас выдать, зачем ведешь меня туда? – хмыкнула я. Странно, как быстро мы стали говорить друг другу «ты».

— Не опасаюсь, — фыркнул Иван, а затем пояснил: – Вначале, когда ты только появилась в Трущобах, многие подозревали в тебе агента Буллсмита. Здесь таких не любят. Поэтому за тобой следили. Некоторые, самые дотошные даже отважились навести справки в Хоупфул-Сити.

— И как убедились, что я – не агент?

— Тебе и правда стирали воспоминания. Пять раз. Все агенты Буллсмита с нетронутой памятью. До поры до времени. Пока он не захочет избавиться от них. Но тогда они уже перестают быть агентами. Чистка памяти – верный признак, док. Поверь мне!

— Весомый аргумент. Что насчет тебя? Неужели тебе ни разу не чистили память?

— Упаси бог! Когда все началось, я был на службе. Военным не чистят память. Иначе какой от них толк? Едва уволился в запас и понял, что меня ожидает, быстро свалил в Трущобы.

Он посмотрел на меня. Его лицо в ореоле желтого света фонаря было серьезным и немного мрачным.

— Почему ты позволила стирать себе воспоминания, Аня? Целых пять раз.

Я съежилась под его строгим взглядом. Словно нашкодившая школьница перед директором. Мы стояли и смотрели друг на друга. Мне хотелось убежать, провалиться сквозь землю, скрыться. Я опустила глаза — не могла смотреть на него, и тихо ответила:

— Было слишком больно помнить.

Он вздохнул, взял меня за руку, и мы пошли дальше.

Шли мы долго, несколько раз сворачивали то в одну, то в другую сторону. Я с опаской оглядывалась назад и думала: сумею ли найти путь обратно? Вряд ли. Когда мы закончим, попрошу отвести меня домой. Подумав о своей квартирке в старом блоке, усмехнулась. Теперь это мой дом. Неказистый, неудобный, без излишеств. Зато можно не опасаться, что ночью ко мне ворвутся патрульные и насильно увезут в нейроцентр для чистки мозгов.