Вернись и начни сначала (СИ) - Медведева Марина - Страница 10

— Зачем? В Центре дают еду и вещи. Немного, но прожить можно, — начала я и, увидев насмешку на ее лице, добавила: — Мне Курт сказал.

— Что он понимает? – усмехнулась Жасмин, вынула из кармана сигарету, зажигалку, чиркнула пальцем и жадно затянулась. Глянула, куда сбросить пепел, подошла к окну и рывком открыла скрипучую раму. – В иные дни у меня не было ни цента. Я не могла заплатить за квартиру, и старый Фрэнк грозился выкинуть меня на улицу. Вдобавок, тогда я еще «торчала», и мне каждый день нужны были деньги на дозу.

«Наркоманка! – решила я. – Этого еще не хватало».

— Осуждаешь? – сморщилась Жасмин и выдохнула дым в распахнутое окно. – Я уже год как чистая.

Я присмотрелась: красивое лицо с шоколадной кожей, блестящими глазами и крупными винными губами. Черные волосы упруго курчавятся вокруг головы. Джинсы и рубашка не новые, но чистые. Вроде не врет.

— Как я могу осуждать? — я пожала плечами. – Каждый справляется, как может. Но знай, если тебе будет трудно или плохо – можешь прийти ко мне. Я – психотерапевт.

Жасмин недоверчиво глянула на меня и вдруг звонко расхохоталась:

— Живой психолог? Ты не врешь? Я думала, вас давно уничтожили нейрохакеры. Выжгли вам мозги.

— Как видишь, не всех. Я осталась и собираюсь продолжить работу. Знаешь место, где можно недорого снять офис?

— Офис в Трущобах? – Жасмин вновь рассмеялась, выбросила окурок и захлопнула окно. – Да у нас такого отродясь не водилось. Здесь тебе не Хоупфул-Сити.

— Если не офис, то комнату. Два кресла, стол. Ничего лишнего.

Она прищурилась, почесала ногтем затылок и неуверенно сказала:

— Можно в нашей школе. Там полно места. Найдется и для тебя.

На другой день, выяснив, где находится эта школа, я поехала туда.

Правительство Хоупфул-Сити не выделяло деньги на школы, расположенные в Трущобах. Ибо Трущоб в городских законах и актах не существовало. Все, что находилось за пределами городской черты – уже не относилось к Хоупфул-Сити. У жителей Трущоб был выбор: уехать, получить гражданство Хоупфул-Сити и отдать детей в «хорошие» городские школы. Либо сдать детей в систему опеки. Или оставаться в Трущобах и учиться, как придется. Без надежды поступить в колледж.

«Кто родился в Трущобах, здесь и останется». И это было правдой. Редко кому из детей удавалось преодолеть высокий барьер, отделяющий жизнь изгоя от «светлого пути» гражданина Хоупфул-Сити. Правда, были те, кто не желал мириться с нищетой и бытовой убогостью и сбегал в благополучный Хоупфул-Сити. А после, пройдя сеанс в нейроцентре, забывал, откуда он родом и кто его родители.

Я оставила машину на пустой парковке и направилась к серому двухэтажному зданию, одной стеной прилепившемуся к унылому кирпичному дому с узкими щелями—окнами. Тяжелая железная дверь школы протяжно скрипнула, когда я потянула ее на себя, будто попросила смазки. Я вошла, отпустила дверь, и она с лязгом закрылась.

В школе тускло горел свет. Напротив входа висела широкая черная доска, на которой мелом писали расписание уроков. В тот день на краю доски кто-то прилепил бумажку с адресом школьной вечеринки. Я подошла ближе и слегка потянула за край – жвачка. Звонков с уроков не было, но, когда я свернула в полутемный коридор, двери классов распахнулись и пространство быстро заполнилось учениками всех возрастов. Запахи дезодоранта, сигарет, дури забили мои ноздри и мне вспомнилась школа моего детства. Чистые белые стены, темные глаза Ника Брэвиса и резкий голос мисс Симмонс, вызывающий меня к доске. Я медленно прошла сквозь журчащую толпу и нашла дверь с надписью «Учительская».

На другой день я приступила к работе. Мне выделили стол и кресло в глубине библиотеки на втором этаже. Окна библиотеки покрывал толстый слой грязи, а пыльные и ветхие книги имели такой забытый вид, будто о них не вспоминали со времен войны.

— Здесь мало кто бывает. Библиотека – не самое посещаемое место в Трущобах. Хотя книг здесь достаточно. Во время войны сюда доставили книги из городской библиотеки, в которую попал снаряд. Потом в Хоупфул-Сити хотели построить новое здание и вернуть книги обратно, но к власти пришли Новаторы, а им ни к чему старые книги из Трущоб. У них, знаете ли, цифровая эра, и всю информацию можно получить, нажав пару клавиш.

Эльза Тейт, директор школы, седовласая, полная, в тонких очках, проводила меня в мой новый «офис». Она же помогла найти пару стульев, которые вкупе с крепким, тяжелым столом и узким креслом, обтянутым виниловой кожей, украсили мой новый «кабинет». Кресло для пациентов я поставила спинкой к двери, а сама устроилась за столом. На другой день Курт объявил в Центре, что в Трущобах появился новый психотерапевт, и ко мне потянулись пациенты.

***

Он пришел однажды вечером, когда школа уже опустела, и лишь в библиотеке еще теплился живой огонек настольной лампы. Меня поразили его глаза. Красивые, небесно-голубые, но полные гнева и боли. Будто он видел все, много пережил, и в его сердце больше не осталось места для надежды и радости.

— Я не хотел приходить, — вместо приветствия сказал он. Его лицо, словно выточенное резцом талантливого скульптора, исказилось усмешкой.

— Но вы пришли, — возразила я и слегка кивнула в сторону кресла. – Присядете на минутку?

Он был высокий, не менее шести футов. Худощавый, но сильный. Я заметила, что вместо левой руки у него бионический протез. Наверное, воевал.

— Как вас зовут? Я – Аня, — начала я.

— Иван, — выдохнул он, сел в кресло, и старая мебель возмущенно скрипнула под его весом.

— Что привело вас ко мне, Иван?

— Нужна помощь, — он пристально смотрел на меня, словно хотел что-то увидеть, в чем-то убедиться. Я не отводила взгляд. Первый контакт очень важен. Потому что следующего может не быть.

— Расскажите о себе? — я постаралась улыбнуться.

Он возмущенно поднял руки!

— Я не сказал, что помощь нужна мне. У меня все норм. Вы должны помочь моему другу.

Я глядела на него, пытаясь прочесть в его лице, позе, движениях тела что-то о нем. Все в нем было слишком, чересчур. Недоверчивый взгляд, тело напряжено, будто готово в любой момент отразить удар. Губы плотно сжаты. Пальцы здоровой руки крепко вцепились в ручку кресла. Кажется, он тоже нуждается в помощи.

Я бросила мимолетный взгляд на его левую руку и тихо спросила:

— Вы служили в армии? Во время войны или после?

— И во время и после, — выдавил он. – Морская пехота. Уволился в запас два года назад.

— Вам приходилось убивать?

— Да. И не раз. Война есть война.

— Как вы себя чувствовали, когда впервые сделали это?

— Какое вам дело? Я пришел не за тем, чтобы вы копались у меня в мозгах.

Он вскочил и смерил меня гневным взглядом. Я подняла глаза. С такой точки обзора он казался грозным великаном, способным раздавить меня, как букашку.

— Простите. Я лишь хотела немного узнать вас.

— Я тут ни при чем. Вы поможете моему другу или мне искать другого мозгоправа?

— Помогу, — вздохнула я. – Сядьте и расскажите, кто ваш друг и почему ему нужна помощь?

Он сел – снова скрипнуло кресло. Я про себя улыбнулась. Пара таких посетителей – и придется искать новое. Не знаю, как долго мы молча смотрели друг на друга. Наконец, он заговорил. Медленно, отрывисто. Будто после каждой фразы ему нужно вдохнуть глоток воздуха, чтобы продолжить.

— Моя подруга Кристина еще совсем девчонка. У нее пару лет назад погибли родители. Она ничего не рассказывает, не хочет говорить об этом. Храбрится, что все в порядке. Но я вижу, что ей плохо. Она почти не спит, работает сутки напролет. Кроме работы ее мало что волнует. Мы все пытались ее растормошить. Звали прогуляться, включали кино. Но ей ни до чего нет дела.

Я слушала Ивана и думала. Странно. Ему на вид лет сорок. Где он познакомился с этой Кристиной и что у них общего? Хотя ничего удивительного. Здесь, в Трущобах, судьба свела совершенно непохожих людей, которые в прошлой жизни летали на разных, далеких друг от друга, орбитах, и никогда не пересекались.