Жестокие игры Карима. Обожгу твою душу - Иман Кальби - Страница 6

Как же шикарно это слово характеризовало мое отношение к происходящему и одновременно с тем эмоции…

– Вы готовы, госпожа?– спросила меня Кассия, заправляя выбившуюся из прически прядь. Колоски на голове придавали мне какой-то античный, почти картинный вид. Я видела тоску в глазах своей воспитательницы, любящей меня, как мать. Она сожалела, что моя женская роза будет растоптана так нелепо, так по-варварски.

Кассия, подобно Кариму, не была родом из Бабилонии. Ее родиной был сирийский Дамаск, как ни парадоксально, родина Карима. Это от нее я слышала, что сирийцы- мягкие, романтичные, чуткие мужчины, пылкие любовники и лукавые обольстители. В детстве я даже тайно мечтала встретить вот такого сирийца, который на фоне косности и черствости наших закрытых мужчин казался мне самим воплощением соблазна.... Но всё волшебство таких мечтаний резко рассеялось, стоило в моей реальности появиться Кариму Увейдату… Пусть лучше мужчина в моей голове будет черствым ханжой, который предпочел закрыть свою женщину от всего мира, дабы не терзать себя ненужными мыслями о собственной неуверенности. Зато не было бы иллюзий… А им свойственно разбиваться на множество осколков, что сейчас я и лицезрела в глазах воспитательницы.

– Не делай лицо таким трагичным, дорогая Кассия,– обняла я няню,– это ты живешь иллюзиями любовной поэзии твоих авторов из Шама (прим.-арабское разговорное название Сирии и Ливана), а моя правда другая. Этот обычая- часть моей культуры…

Стиснула зубы и пошла за тихой процессией женщин. Нас ждали в просторном помещении храма Исиды.

Вавилон пылал огнями. Не огнем разрушений, нет -пламенем факелов, светом тысяч светильников, озарявших улицы, арки и площади. По мощеным дорогам, усыпанным лепестками роз и шафрана, текла пестрая толпа. Барабаны били в такт сердцебиению города, трубы возвещали о начале великого праздника -дня, когда Иштар соединяется с Мардуком, принося земле плодородие, миру -жизнь, а любви -вечность.

На высоком помосте, в сердце храмового комплекса, я ощущала себя просто жертвой. Овцой на заклании. Сегодня я должна стать частью великого ритуала -священного брака, который наделит землю силой богов.

Но только впервые в истории моего народа этот ритуал был ради другого. Ради чужака…

Карим -завоеватель, чужеземец, пришедший с Востока, покоривший эти земли. Он не почитал богов Вавилона, но даже он не мог не восхититься величием этого города, магией его традиций и… мной. Я видела блеск в его глазах. Видела вожделение и интерес. Мое женское начало легко улавливало эти эмоции…

Я протянула ему руку -он взял её, ощущая тепло моей кожи. По традиции, он должен был вести меня в покои храма, где священный союз богов повторится в мире смертных. Но когда наши взгляды встретились, в них не было ни страха, ни покорности, ни завоевания.

Только огонь.

Это искра, что может разжечь или уничтожить её судьбу.

Толпа замерла в ожидании. Их шаги по мраморному полу отозвались эхом в бесконечных сводах храма.

–Ты боишься меня? -тихо спросил Карим.

–Ты боишься богов? -ответила она.

Его губы исказила улыбка превосходства.

–Маленькая наивная девочка Инна. Я и есть Бог…

И ночь сомкнула над нами звездный купол. Я прикрыла глаза, потому что точно знала… Сейчас в судьбу нашего народа вплетают новую легенду -о жрице и завоевателе, о земле и небе, о любви, что сильнее власти. Но только эта легенда была ложью. Пройдет время- и ее перепишут. Я перепишу. На легенду о прекрасной правительнице, которая покорит и уничтожит чужака…

Жрец прочитал свои заповеди.

Нам снова пришлось взяться за руки.

– Пора…– с серьезными лицами посмотрели на меня жрицы.

И снова горящие лампады, и снова игра белых тканей меж колонн.

Карим остается позади, делая вид, что слушает наставничества жреца.

Только это совсем не интимно, совсем не прекрасно и чувственно…

Мы идем вглубь храма. Заходим в огромную церемониальную спальню. Внутри все начинает вибрировать от страха.

– Госпожа, располагайтесь на ложе,– обратилась ко мне одна из жриц.

Я бросила испуганный взгляд на устрашающего вида жезл, покоящийся на ткани рядом. Нервно сглотнула…

– Мы сделаем это быстро…– приободрила меня легкой улыбкой.

Я хотела было ответить улыбкой в ответ, но в этот момент полог ткани дрогнул, пропустив внутрь вип-гостя нашего «торжества».

Он полоснул по мне своим невозможным взглядом, сухо кивнул прислужницам, проигнорировав меня, тут же расположился на кресле, с которого, очевидно, открывался идеальный вид на происходящее…

Невольно сжала зубы и кулаки. Как же мне хотелось сейчас прыгнуть на него кошкой и расцарапать самодовольную морду…

Прислужницы начали колдовать вокруг меня. Вверх полетели тонкие белые шелковые полотна, призванные стать щитом, старшая из жриц приподняла подол моего платья, но их суетливые, но выверенные движения вмиг застыли под его решительное и категоричное «ля» (араб.– нет).

– Я пришел смотреть, а не угадывать,– произнес он с очевидным превосходством надо мной. И снова этот взгляд прямо в душу. Ненавижу…– тряпки долой… И платье тоже…

Женщины застыли в нерешительности. Я тоже. Словно бы окоченела.

– Но господин, такова традиция…

– Традиция в том, чтобы лишить ее девственной плевы палкой,– резко возразил он,– остальное- это ваше удобство. Я говорю- вы делаете- или я наплюю на традицию, даже Иннана? Не забывай, что у меня есть еще один пресловутый обряд в запасе и я могу воспользоваться своим правом…

Невольно усмехнулась про себя.

Чертов Карим.

А я ведь и рассчитывала на то, что он воспользуется… Планировала сжимать зубы от отвращения, но разрешить себя взять… Потому что если все пойдет по моей задумке, он никогда не согласится на третий обряд… А если и согласится, то пепел поражения на его языке будет равносилен самому жуткому поражению… Но для этого ему нужно сдаться сейчас, а мне- сдаться ему…

Вместо ответа на вызов резко встала с места и одним движением стянула с себя платье, упавшее на пол безвольной тряпкой.

Красивые золотые повязки на бедрах. Они почти ничего не прикрывали и тоже служили данью традиций. Но наглый мужской взгляд все равно на них задержался.

Карим не стеснялся оценивать мою женскую красоту и даже не стеснялся признать и словами, и видом, что она его волнует, но… Именно в этих признаниях и проявлялось то, насколько далеко он был от меня… Насколько презренна, ничтожна, неинтересна я была для него- покрытая с ног до головы черной тряпкой или вообще без единого кусочка ткани на теле.

Наши взгляды снова встретились. Подавила желание закрыть пышную грудь, когда его глаза спустились от шеи к восставшим на прохладе соскам.

Я легла обратно и сама развела ноги.

Господи, надо представить, что я просто на приеме у врача… Не думать, отключить сознание… Хоть бы быстрее все закончилось…

Старшая жрица снова взяла жезл с полотна и подошла ко мне, опустившись на колени.

По обычаю женщина должна почувствовать боль от дефлорации. Это ее плата за первородный грех. Я знала, что во время сексуального возбуждения твоя плоть может увлажниться самостоятельно, но… смысл традиции был как раз в том, чтобы не настраивать эти самые струны в душе женщины…

Открыто посмотрела на него… Сорвись, Карим. Сорвись. Ради своей страны я пожертвую гордостью и своей честью. Возьми меня, как оголодавшее животное, а после я утру свои слезы и выплюну тебе в лицо, что теперь моя земля свободна…

Он не шевелился. Рассматривал мою плоть, словно бы трогал. Кассия уверяла, что я вся красивая, как произведение искусства. Что во мне есть тонкость, манкость и холодность северной матери, но и огонь бабилонянки- и эти лед и пламень не дадут мужчинам выбора… Что это я, кто всегда будет делать выбор за них…

Откинулась на подушку, глубоко вздохнув. Напряглась, когда услышала скрип. Он встает и подходит ближе… Ну же…