Соло золотого ключика (СИ) - Вивер Ева - Страница 15

Подъехав к воротам, Пашка натянул на лицо приветливую улыбку и раскрыл окно на максимум.

— Привет, мужики. Карл Моисеевич уже дома?

— Ага. — Отозвался из «будки» бритоголовый жердяй по кличке Гризли. — Только тебе к нему не надо. Ты, давай, к нам заходи.

Сердце Бурого, пропустив удар, рвануло с низкого старта со скоростью шального гепарда. Кажется доигрался… И что теперь? Бежать? Глупо. Догонят — хуже будет, как классики говорят. Остаётся только действовать по обстоятельствам. И Пашка массово задействовал весь свой запас пофигизма, авантюризма, артистизма и прочих «змов».

— В будку, что ли? — Хохотнул он, с трудом сдерживаю нервную дрожь.

— Не, в секьюрник. Тебя там шеф ожидает.

С деловым видом сообщил Гризли, в миру Григорий, одновременно выполняя свою самую сложную должностную обязанность — нажимая кнопку автоматического открывания ворот.

— Вот это новость! Случилось что?

— А я откуда знаю? Он передо мной не отчитываться. Велел передать тебе, чтоб сразу к нему, я и передал. А чего, к чему, это уже не моё дело.

Гризли, впрочем, как и многие из внешней охраны, умом и красноречием не блистал, да и, к безусловной радости работодателя, любопытством не грешил в принципе, от слова совсем, сплетнями брезговал, слив информации считал ниже своего достоинства, даже если за него предлагали огромные деньги. А посему, считался ценным сотрудником и являлся единственным доверенным лицом главного секьюрити всея секьюрника — Матвея Ибрагимовича Пиявкина, ибо того что знает ни за что не разболтает. Это-то, пожалуй, пугало больше всего. То, что от него и намека не дождешься, если что-то пошло не по плану, и Глеб, выйдя из нужного состояния раньше расчетного времени, обнаружил пропажу ключика и поставил в известность Матвея… даже подумать страшно. Другой бы, на его месте хоть позлорадствовал, а Гризли невозмутим и неинформативен.

Да, сейчас бы Таньке позвонить, но, телефона, как на зло, в кармане не оказалось.

Припарковав машину а отведенном строго для ее металлической персоны месте, Пашка заглушил мотор и, с гордо поднятой головой, засеменил по скользкой дороге к секьюрнику.

— И когда только она запомнит, что ведра с водой не стоит выливать на дорогу! — То и дело поскальзываясь и взмахивая руками на манер арктического пингвина, Бурый негромко бурчал на местную уборщицу, семидесятилетнюю тетю Нину. Кажется, она приходилась Карабасову троюродной теткой. — Приличному медику и ступить некуда! А вдруг скорая понадобится, а тут такое! Ни один фельдшер не доберется.

— Да тут если кому-то скорая и понадобится, то только после похода в вашу сторожку по этому катку.

Пашка на секунду оторвал взгляд от дороги, чтобы увидеть ухмыляющуюся физиономию Жорика, и отчаянно замахал руками, дабы не приземлиться в аккурат на пятую точку.

Значит уже и следак здесь. — Подумал Пашка. — Странно… Обычно Шут решает свои проблемы в обход властей, а в этом случае… Нет, они определенно ни о чем не догадываются.

— Привет, Гошан! Какими судьбами? Решил к нам в секьюрник перейти?

— Много чести. Я тут вообще-то по работе. Вчера вечером ваши с торчками бойню устроили около фонтана, ущерба много нанесли, надо бы оплатить. — Жорик задумчиво почесал сперва нос, а после впалое пузико, которое он очень надеялся отрастить годам, эдак, к тридцати пяти. — Сам понимаешь, доступа к старой кукле, коллекционирующей себе подобных, у нас, простых смертных, нет, так что счет выставлю Карабасу, а он уже с Торчиллой сам разберется кто сколько башляет.

— Ясно. Понятно. А почему старая кукла то?

— Хороший вопрос. Сам-то я не видел, а вот ребята в управе говорят, что она чертовски красивая баба, как фарфоровая кукла. Но с заскоком.

— Все они с заскоком.

— Это верно. — Жорик нервно оскалился в попытке улыбнуться. — Ты к Матвею?

— К нему.

— Ну так иди. А я еще здесь постою, подожду аудиенцию.

В двери секьюрника, а по-русски попросту сторожки, Пашка шагнул с замиранием сердца в груди, но с горящими счастьем глазами и приветственной гримасой на лице. Все-таки уроки актерского мастерства, полученные в театральном кружке, даже сейчас сослужили ему хорошую службу.

— Вызывали, Матвей Ибрагимович?

— Да мы уже и ждать задолбались, Медик! — Довольно хохотлул Глеб.

Пашка вздрогнул.

— Ну, чего застыл? Небось не ожидал уже в живых увидеть?

— Да нет, то-есть…

— Ты всплакни еще. — Глеб, вещающий по видеосвязи с экрана шестидесяти дюймового монитора, с видом заправского заговорщика махнул кому-то рукой. — Мне тут, между прочим, все уже про твои делишки рассказали, герой-любовник. Колись давай, на кого произвести впечатление хотел? На Мальвину свою, или ее шикарную подружку?

Растерянность Пашки, порционно просачиваясь через годами наработанную маску вежливой заинтересованности в комплексе с радостью встречи, ежесекундно меняла выражение лица с очумевше-восторженного на серьезно пришибленное и обратно. В голове упорно крутилась одна единственная мысль: «привет кролики, я ухожу вместе с вами». Вот только впадать в панику раньше времени в Пашкины планы не входило, а потому он старательно покраснел, не то от смущения, не то от количества готовой сорваться с языка лжи во благо, о полнейшей непричастности друзей и любимых, и, воинственно выпятив грудь, максимально пафосно отрапортовал:

— Конечно на Таньку! На кой мне та выдра крашеная? Я…

— Ты это, полегче в оборотах! — Недовольно гаркнул Глеб, с видом фокусника затягивая в «кадр» довольно улыбающуюся брюнетку. — Эн, между прочим, шикарная ба…женщина!

«Шикарная женщина» мило хихикнула и погрозила Пашке пальцем.

— А ты Паша-растеряша. Как ты умудрился в такой момент единственное средство связи дома оставить? Поставил всех нас в затруднительное положение.

— Вот-вот, — раздался откуда-то из глубины квартиры голос Таньки, — Мы ему звоним, звоним, а он… Глеб Семенович, компот из сухофруктов будете, пока горячий?

— Наливай, красота наша. А я пока твоему милому про наши приключения расскажу.

Как оказалось, Глеб очнулся двадцать минут назад, в компании с тошнотой и жуткой головной болью. Сперва ему даже показалось, что это его последние минуты на бренной земле, ибо сквозь едва разомкнувшиеся веки Глеб узрел ангела во плоти, прекрасную ба…деву, в черном облаке волос, встревожено воскликнувшую: «Тань, он очнулся»!

У Глеба даже на душе потеплело от того беспокойства, которое он уловил в голосе девушки, ведь как за родного переживала.

После из кухни выбежала Татьяна, с перепуганными глазами и принялась причитать:

— Ой, Глеб Семенович! Слава богу, вы очнулись! И где же вас угораздило этой гадостью надышаться?

— Какой гадостью? — Не понял Глеб, тщетно пытаясь вспомнить в событиях дня что-то сулящее неприятности для него лично.

— Анют, не помнишь как Пашка эту гадость обозвал?

— Я тебе что, химик что-ли, такие длинные названия запоминать? Что-то из разряда опасных летучих ядов, судя по симптоматике.

— Ну да, тех, что через двадцать минут действовать начинают, а через сорок приводят к летальному исходу, если вовремя не оказать квалифицированную помощь. Вас все еще тошнит?

— Есть чуть-чуть. — Глеб с трудом кивнул головой, мечтая о таблетке болеутоляющего, растворенной в стакане рассола от бочковых огурцов. Где-то на уровне подсознания зашевелилось смутное подозрение, не грозившее присутствующим ничем хорошим, в случае своего подтверждения.

Не отрывая головы от подушки, ощупал карманы, достал и разблокировал телефон. Судя по времени, прибыл он не более получаса назад. Распитие чая с худощавой молодкой заняло минут десять. Чашки, выуженные из старого серванта, мылись при нем, чай наливался из общей посуды, а значит отравление на этой стадии исключено. Хотя, более всего собственное состояние напоминало Глебу тяжелое похмелье. Только вот откуда ему взяться? За последнюю пятилетку Дуров не выпил и чайной ложки спиртного. Значит, проблему нужно искать глубже и дальше. Как они говорят, действие через двадцать минут? Но в это время он был один, в машине.