Ребенок для Азата (СИ) - Зайцева Мария - Страница 31

Азат на мгновение замирает, жадно разглядывая меня, и это так стыдно! Пытаюсь закрыться, но он не пускает, разводит руки по сторонам, наклоняется, жарко дыша в губы:

— Моя сладкая, моя, моя…

Не дает мне ответить, целует, уже грубее, яростнее, но все равно осторожно, словно сдерживает рвущегося на волю зверя.

Я отвечаю. И обнимаю. И умираю от наслаждения, от давно, казалось бы, и навсегда забытого ощущения мужской тяжести на себе, от сладкого отречения самой себя, от того, что без остатка, до дна, только ему… Это гибельное чувство, оно меня когда-то чуть не убило. И сейчас я понимаю, насколько опасно его возвращение. Но сделать ничего не могу больше, лечу на огонек с отчаянной храбростью мотылька-однодневки.

Запах его тела, тихий шепот, обжигающие прикосновения кожи, все это меня плавит, заставляя подчиняться, теряя себя совершенно. Я уже пропала в его руках. Я не вернусь, Всевышний…

Он внимателен, по-своему нежен, он осторожен со мной, словно с хрупкой веткой, которую так легко сломать грубыми пальцами… И я гнусь в его руках, как эта ветка, отвечаю на каждый поцелуй, на каждое движение, становящиеся все сильнее, все острее, пока, наконец, не разбиваюсь все-таки.

Но это сладкая гибель, долгожданно отключающая сознание. В забытьи ощущаю, как Азат целует меня, ускоряясь и шепча бесконечные горячие слова на нашем родном языке. Они словно песнь древних поэтов звучат, ритмично и завораживающе, окончательно погружая меня в транс безвременья.

Спустя бесконечное количество тягучих минут, прихожу в себя, лежа на его груди, слушая мерный, тяжелый стук сердца, и понимаю, что не способна больше мыслить. Не способна думать ни о чем. Хочется закрыть глаза и просто побыть в этом мгновении, сладком мгновении моего падения. Моей маленькой гибели. И я эгоистично позволяю себе это.

— Поехали ко мне, сладкая, — шепчет Азат, перебирая мои короткие волосы в пальцах, — здесь тебе не место.

— Куда к тебе? — голос мой, мягкий и ленивый, так не похож на обычный, холодно-сдержанный, сама себе удивляюсь.

— В дом… Я же говорил, что купил тебе дом… В прошлый раз вез туда. Не довез.

Дом. Для меня и Адама. Он предлагал же.

Реальность обрушивается на мою бедную голову дикой, сметающей все сладкие мгновения, волной.

Я привстаю, ощущая неожиданно себя ужасно развратной, пошлой. Он же уверен, что я замужем. Что у меня все это время другой мужчина… И сейчас, когда так легко удалось уложить меня в кровать, только уверяется еще больше в этом!

И как мне теперь сказать ему, что я не замужем? Всевышний, а как мне про сына сказать???

И как он вообще может мне такое предлагать, замужней, по его мнению, женщине? Хотя, спать со мной он может, ничего ему не мешает… И мне, как выясняется, тоже…

— А что я буду делать в этом доме? — голос мой теряет мягкость, становясь привычно спокойным.

Я уже знаю, что он скажет. Но хочу послушать. Лишний раз ковырнуть все, чтоб запомнить и больше ничего подобного не совершать.

— Как что? — удивленно настораживается он, — жить… Или ты… — тут Азат садится, удерживая меня, уже трусливо отпрянувшую в сторону, за локоть, тянет на себя, — ты собираешься возвращаться… к мужу? После всего, что тут было?

Я замираю, не зная, что ответить. Сейчас тот самый момент, когда надо признаться, надо! Я собираюсь с духом, чтоб это сделать…

А Азат, гневно сузив глаза, неожиданно отталкивает меня, да так сильно, что не могу устоять на ногах, падаю на колени, неловко прикрываюсь руками:

— То есть… Я перед тобой наизнанку вывернулся, а ты… Для тебя это что? Просто так все? Приключение? Да?

Я ошеломленно молчу, понимая, что он опять себе все уже придумал… Я и полслова не успела сказать, а он обвиняет!

Это ожидаемо приводит в ярость.

Нет никакого примирения между нами, нет никакого разговора! Азат, как всегда, слышит только себя! И верит только тому, что в своей голове нарисовано.

Переубеждать его сейчас — значит унижаться. А я и так унижена произошедшим. Он прав. Я, как замужняя женщина, просто не должна была такого допускать… Не важно, что замужество мое — фиктивное. Об этом только я знаю и специалисты из благотворительной организации, сделавшие мне новые документы и новую историю жизни.

По закону я замужем. И только что позволила себе близость с другим мужчиной. Значит, кто я, по мнению Азата? Правильно. И обращаться со мной можно соответственно…

Ничего не поменялось, на самом деле, наша случайная связь — не повод ему вести себя по-другому.

— Это не так, Азат, — холодно отвечаю я, поднимаясь с колен и оглядываясь в поисках платья.

Белье уже не надеть, оно безнадежно испорчено, но вот платье…

Азат, судя по всему, понимает, что зря сказал мне это все, потому что внезапно меняется в лице, делает шаг в мою сторону:

— Сладкая…

— Нет, Азат, — я выставляю перед собой ладонь, — нет. Ты прав. Я поступила… Плохо. С мужем я решу сама. И со всем остальным — тоже решу.

— Ничего ты не решишь! — Он подхватывает с дивана порядком измятое платье, отдает мне, сам приводит в порядок одежду. Только сейчас обращаю внимание, что он даже не разделся полностью, только рубашку расстегнул с брюками, да пиджак скинул. Отчего-то это кажется унизительным.

Я позволила ему взять себя в комнате для быстрого секса… И он даже не раздевался, как, наверно, большинство мужчин, бывавших тут.

Какое может быть отношение к женщине, занимающейся любовью в таких местах?

Он прав.

А я… Я явно сошла с ума.

— Поехали, — кивает он на дверь, удостоверившись, что я более-менее одета.

— Куда?

— Я же сказал, куда.

— Нет, Азат, я не поеду.

Он останавливается, скалится жутко:

— К мужу, значит?

— К сыну.

— А потом тогда что?

— А потом — ничего.

Он молчит, смотрит на меня, вижу, как напрягаются жилы на мощной шее… Кинется сейчас, утащит силой…

Но Азат неожиданно выдыхает, расслабляясь, хотя, видит Всевышний, нелегко ему это дается:

— Сладкая… Я понимаю, что это все… Быстро. Но у тебя нет дороги назад, знаешь ведь? Только со мной… Поехали, просто поговорим, выспимся… Утром все решим…

— Нет, Азат. Ничего мы утром не решим. Меня дома ждет сын.

— Хорошо… — Он выдыхает, на секунду прикрывает веки, ощутимо борясь с собой, — хорошо… Я отвезу.

— Я на такси…

— Я отвезу.

Утром следующего дня я встаю с головной болью и ломотой во всем теле. Особенно сильно пульсирует низ живота. Организм словно наказывает меня за проявленную накануне слабость. Будто мало мне суматошных мыслей, переживаний и воспоминаний, стыдных, горячих, которые никак не желают покидать воспаленный мозг?

Воскресенье, у меня выходной, выхожу гулять с Адамом.

Аня вчера удивилась моему раннему возвращению, подняла брови, смерив взглядом мрачную фигуру Азата, который ни в какую не захотел уезжать, а поднялся со мной до квартиры. Я отказывалась, но вяло. Сил не было совершенно. Он, словно вампир, всю мою энергию забрал.

В квартиру я его, правда, не пустила, кивнула и закрыла дверь.

Затем прошла сначала к Адаму, мирно спящему в своей кроватке, а затем на кухню. Аня все это время стояла в коридоре, молча глядя на мои перемещения, и я ее старательно игнорировала.

— Чувствуешь себя хорошо? — уточнила она, наконец, — чаю сделать?

— Нет, спасибо… Устала только…

— Ну конечно, такой зверь…

— О чем ты? Не понимаю…

— Ну и ладно, не понимаешь, не понимай… К синякам на шее приложи бодягу.

Она сказала это слово по-русски, я вопросительно вскинула взгляд, а затем, жутко покраснев, накрыла шею ладонями. Ужас, стыд какой… Стыд…

— Не спрячешь, девочка, — покачала головой Аня, — слишком яркие… Давай-ка я тебе сейчас примочки сделаю, а завтра бодягу принесу… Конечно, лучше бы сразу, но тут у вас не найдешь ничего…

У меня не было сил опровергать ее слова, что-то вообще говорить, а потому пришлось просто смириться. Покорно перетерпеть непонятного происхождения компрессы, которые Аня прикладывала к шее, потом выпить чай, не такой, как до этого, с молоком, а другой, как сказала Аня, специальный, чтоб жидкость быстрее вывелась.