Другая жизнь. Назад в СССР-2 (СИ) - Шелест Михаил Васильевич - Страница 18

Вот к каким мыслям привели просмотренные мной фильмы и «прочитанные» из памяти «предка» книги Джона Ле Карре, и весь имеющийся в моей памяти массив информации о наших предателях.

Как-то я спросил свой «внутренний голос», не нужно ли каким-то образом сообщить о предателях в КГБ? На что он мне ответил, что этим уже занимаются.

— Кто занимается? — спросил я.

— Такие же попаданцы, как и я, — ответил мне «предок».

Я ничего не понял, но мне, честно говоря, было, с одной стороны, пофиг, а с другой стороны, я понимал, что любое моё нестандартное поведение приведёт к нежелательным для меня последствиям. А я просто хотел жить, как раньше, радуясь каждому дню, а не мучаясь от мыслей о будущем страны. И тот факт, что уже есть тот, или те, кто об этом думает и действует, меня обрадовал.

— Драйзера читать мне, наверное, рано, — несмело высказал я предположение.

— Смотря что. Ты обратись в нашу краевую библиотеку «Горького». Тебе подскажут. Но, конечно, сначала нужно прочитать «Войну и Мир» Толстого. Внимательно прочитать, а не для сочинения.

— Я пробовал. Там очень много французского языка. Это утомляет. Я даже пытался его выучить, чтобы не нырять в сноски.

— Ну и как? — усмехнулся Пырков. — Преуспел?

— Не очень. Оттого и бросил читать.

— Сколько осилил?

— Примерно остановился на середине.

Я не понимал, к чему этот разговор и намеренно зевнул, правда, прикрыв рот ладонью.

— Извините. Что-то, видно из-за погоды, в сон клонит.

— Я вот о чём тебя хотел спросить, Михаил… То, что мы тебя привлекаем к работе с иностранными детьми, тебя никак не смущает? Нет волнения?

— Э-э-э… Почему это меня должно как-то смущать? — удивился я.

— Ну-у-у… Как… Это же — иностранцы… Ты когда-нибудь общался с иностранцами?

— Нет. Не общался. У нас тут нет иностранцев. Хотя, тут, наверное, они и есть. В Находке… Встречал я однажды в Находке негра. И японцев…

— То есть, тебя не смущает, что они другие?

— Почему это, они другие? — удивился я.

— Другие, Миша. Общественное бытие определяет сознание, как говорил Карл Маркс. Но и, как говорил товарищ Ленин: «сознание человека не только отражает объективный мир, но и творит его». В этом проявляется диалектика.

— Не понимаю, о чём это вы, Станислав Куприянович?

— Я о том, что они не такие, как ты, как наши дети, по причине того, что их окружает капитализм и их сознание подвержено его влиянию. Но ты можешь повлиять на их сознание и тогда оно, возможно, изменит мир.

— Хм! Интересно! — сказал я, задумавшись.

— У тебя уже практически сформировано мировоззрение. Это удивительно, но это так. Ты не только понимаешь, так сказать, сложность политического момента, но и получаешь удовлетворение от того, что ты можешь повлиять на мировоззрение других, например твоих одноклассников и других детей. Поэтому мы и решили привлечь тебя к этому очень сложному процессу: изменению мировоззрения японских детей.

— Почему, — японских? Английских⁈ — удивился я.

— Почему, — английских? Японских! Детей японских социалистов.

— Почему, — японских социалистов? Детей английских шахтёров…

— А-а-а… Ну да, ну да… Это была ошибка. Английские дети поедут в «Орлёнок», а японские к нам.

— О! Мл…

Я чуть не выругался.

— А что же мы тогда наши фильмы на английский переводили? А на японский?

— Да? — спросил Пырков и пожал плечами. — Вероятно, это была ошибка. А может быть ничего и не надо переводить. Может быть, есть уже переведённые фильмы, или кто другой переводить будет. Ты же японского языка не знаешь?

Я не успел возразить, а Пырков продолжил:

— А переведённые тобой фильмы, возможно, в «Орлёнок» уехали.

— Возможно.

— Так вот, о японских детях. У них менталитет совсем другой. Он не похож ни на наш, ни на европейский. Понимаешь, что такое менталитет?

Я кивнул.

— Ты — интересный юноша. А, ну, ка, удиви меня, дай формулировку!

«Предок» так много говорил про свою ментальную матрицу, что я точно знал, что такое менталитет.

— Менталитет — это, как раз таки то сознание, которое сформировано общественным бытием.

— Хм! Интересная формулировка. Точно — удивил! — покачал головой Пырков. — Ну, ладно… Так вот… Японские дети — очень скромные, тихие, уважительные и вежливые. Их так воспитало общество. А ещё они очень любят свою Японию, почитают императора и верят во всяких духов и даже богов и богинь. Даже дети социалистов и коммунистов. Не стоит их в чём-то переубеждать, иначе они замкнутся сами в себе.

— Зачем мне их переубеждать? Да и как я их буду переубеждать? Я японский не знаю. А почему не коммунистов, а социалистов? Там нет коммунистов?

— В Японии коммунисты есть, но они немного другие. Они не хотят, э-э-э, дружить с нами, а мы с ними.

— Почему, — удивился я.

— Японские коммунисты вдруг отказались от идеи диктатуры пролетариата и революционных методов борьбы. Они стали считать, что взять власть можно демократическим путём. Понимаешь меня? Мне кажется, что ты и такие сложные вещи поймёшь.

— Вы очень хорошо объясняете.

— Д-а-а-а… А ты понятлив… Тогда ещё добавлю… Они отстали от нашей теории и примкнули к европейской, пытаясь заработать больше голосов в парламенте. Но они ошибаются. Им не дадут… Вот мы и вынуждены сотрудничать в Японии не с коммунистической партией Японии, а с социалистической, главой которой является Рёките Минобэ — губернатор Токио, между прочим.

— Ничего себе, — искренне удивился я.

— И к нам приедет, его внучка. Должна приехать… Так заявлено… Внучку зовут Тиэко. Ей семнадцать лет. Она — дочь младшего сына Рёките Минобэ.

— Он тоже коммунист? Ой! То есть, социалист?

— Это не важно. Тебе лучше глубже не вникать. Японцы — народ скрытный и не распространяются о своих родственниках. Имей ввиду.

— Хорошо, — я кивнул. — Но зачем вы мне это, в принципе, рассказываете?

— Хм… В принципе… Да-а-а… Ты не перестаёшь удивлять… Разговаривая с тобой, забываешь, что ты ещё школьник. Ну и хорошо, что не надо долго разъяснять…

Пырков всё-таки сделал небольшую паузу, видимо, корректируя монолог.

— Ты парень умный и не станешь задавать лишних вопросов. Ты и сейчас их не задаёшь, и потом, точно, задавать не будешь. Мы хотели бы, чтобы ты стал для Тиэко, этаким охранителем.

— Охранником? — удивился я.

— Не только. Она неплохо знает английский язык. В пределах учебной программы специальной школы с углубленным изучением английского. Другие японские дети английский язык знают так же, как и наши обычные школьники. То есть — плохо. В лагере будут вожатые со относительным знанием японского, приглашённые из нашего университета. Так что основная нагрузка ляжет на тебя. Тем более, что ты, вроде как увлёкся японским языком.

— Откуда вы знаете? — удивился я.

— По твоей, вербальной реакции на моё отрицание твоих знаний японского.

— Да. Мне понравились японские фильмы. Они были с английскими титрами. Очень удобно понимать. А ещё я увлекаюсь японским карате. По фильмам не учатся, однако, техника передвижения видна.

— Да-да. Карате тебе пригодиться. У Тиэко чёрный пояс — второй дан по каратедо стилю Сётокан. Я правильно выразился?

Я кивнул. Хотя, откуда мне можно было знать про карете? А из радио! Я всё валил на зарубежное радио. Там, и правда, про карате рассказывали на всех спортивных каналах. Карате в мире было популярным. Радиопередачи вещали и про Гитина Фунакоси с его Сётоканом, и про его сына Ёситаке, внёсшим в карате удары ногами в голову и соревновательные практики. Раньше карате не было спортом, а с шестьдесят какого-то стало.

Слышал я и о других стилях, например о киокусинкай мастера Масутаци Оямы, который, как оказалось, был этническим корейцем и родился в городе Кимдже Корейского генерал-губернаторства. И звали его, оказывается, — Чхве Ёнъи. А я этого не знал.

— Карате — так карате. Я-то больше мягкий стиль практикую. Тот, что мне доктора прописали… В Сётокане всё очень жёстко. Видел я сётокан. У нас в соседнем доме парень живёт. Он занимается в городе Артёме у какого-то Жирикова. Мы с ним в лесу встретились. Я там бегал, а он там деревья пинал. Так там даже удары в воздух делаются с такой силой, что в голове сотрясение может случится. Мне сейчас это противопоказано.