Предавший однажды (СИ) - Шнайдер Анна - Страница 7

Я вернулась домой, как обычно, около семи. Поужинала с Лёвой и Оксаной, выслушав от дочери кучу измышлений по поводу грядущего ЕГЭ — на дворе стоял апрель, самое время волноваться, — и тут с работы пришёл Костя.

Впервые в жизни, услышав, как он возится в прихожей, вместо радости я испытала… нет, не разочарование. Наверное, что-то похожее испытывает человек, узнавший, что почти двадцать лет считал, будто носит на пальце кольцо с бриллиантом, а камень оказался стекляшкой. Вроде бы кольцо то же самое, да и не знает никто, что это подделка, но всё равно неприятно и чувствуешь себя идиотом. Очень несчастным идиотом. И неясно, то ли выбросить это кольцо, то ли продолжать носить, раз уж привык к нему?

Костя, в отличие от меня, выглядел хоть и нервно возбуждённым, но воодушевлённым. Да, тогда он ещё считал, что сможет меня переубедить. Столько лет безнаказанной лжи даром не прошли, увы. И Костя, как император-узурпатор, чувствовал свою силу и власть.

При детях он, естественно, ничего говорить не стал. Но посматривал многозначительно. И букетик красивый подарил, и новый гарнитур — серьги и кольцо с моим любимым камнем, чароитом, — что только утвердило меня в выводе: виноват. Виноват — и пытается смазать «горку», чтобы на ней было легче кататься.

Начал свою исповедь Костя ближе к ночи, когда и Оксана, и Лёва отправились спать. Дождался, пока я уберусь на кухне, взял за руку и повёл в спальню. Причём даже поцеловать меня попытался, но я вырвалась. А Костя, страдальчески вздохнув и поглядев на меня с обидой несправедливо обвинённого, укоризненно произнёс:

— Господи, Надя, ну кому ты веришь… А если ко мне придёт какой-то левый парень и начнёт про тебя гадости рассказывать, мне тоже стоит ему верить больше, чем тебе?

— Лучшая защита — это нападение? — криво усмехнулась я, опускаясь на постель. Настроение стремительно портилось, несмотря на то, что до этого казалось — хуже уже некуда.

— Я не нападаю, а констатирую факт, — устало вздохнул Костя, встав передо мной. Навис почти угрожающе и протянул с намёком: — Знаешь, а я ведь тоже могу на тебя обидеться. За недоверие.

— Костя, — я подняла на него глаза, и думаю, что они были полны слёз — потому что муж вдруг вздрогнул и из воинственно-обвиняющего его лицо на мгновение стало виноватым, — тебе самому лгать не надоело?

— Надя…

— Я звонила Верхову, — перебила я мужа, и его реакция на эти слова была более чем красноречивой. Больше можно было ничего не говорить — потому что невиновный человек не стал бы так реагировать. Костя же откровенно испугался, аж побледнел. А потом выпалил, начав заламывать руки, как манерная барышня:

— Зачем?

— Потому что Леонид Сергеевич — единственный человек, который всегда говорит правду. Из тех, кого я знаю, по крайней мере. Её он мне и сказал.

Костя кашлянул, отвёл глаза и… сдался.

Удивительно, но даже сейчас авторитет Верхова оказался для него сильнее всех остальных аргументов. А может, он просто боялся потерять работу сильнее, чем меня? Ведь если бы я вновь позвонила Леониду Сергеевичу и стала обвинять его во лжи, вряд ли он оставил бы Костю безнаказанным после такого.

— Хорошо. Ты права — мне надоело лгать. Но я делал это тебе во благо, — пробормотал муж будто через силу. — Не хотел, чтобы ты переживала.

— Очень благородно, — съязвила я, и Костя упрямо поджал губы, скрестив руки на груди в защитном жесте.

Я ясно видела: он не раскаивается. Не жалеет ни о чём. И этот факт убивал меня даже сильнее самой измены.

— У меня было три романа на работе, — признался Костя, не глядя на меня. — Верхов о них знал. Он всегда и всё знает, зараза. Сейчас он очень недоволен, потому что после второго раза он попросил меня больше так не делать. Я обещал, но… Кристина оказалась очень настойчивой. Настолько, что вон даже к тебе приехала. Вбила себе в голову, что я её люблю.

— Ты ей говорил, что я болею.

— Ну говорил, — поморщился Костя. — Надо же было что-то говорить.

— Действительно…

— Надя, не язви, — огрызнулся муж, всё-таки посмотрев на меня. Причём ещё и с укоризной. — Тебе не идёт. Ты всегда была мягкой и доброй женщиной. Пожалуйста, прости мне эту слабость. Всё это — полнейшая ерунда, я легко могу быть без этих женщин. А без тебя — нет. И я уверен: ты без меня тоже не сможешь.

Я понятия не имела, смогу или нет. Как-то сложно думать об этом, прожив с человеком бок о бок больше пятнадцати лет.

— Надюш… — Костя всё-таки сел, но не рядом со мной, а на корточки. Заглянул в глаза, заискивающе улыбнулся и продолжил: — Ну пожалуйста, не сердись и прости. Я обещаю, что больше не допущу ничего подобного… Что мне сделать, чтобы ты поверила?

Костя попытался взять меня за руки, но я выдернула ладони и встала — находиться с мужем рядом было неприятно.

— Что за детский сад, Костя? Ты вообще понимаешь, что говоришь? — покачала головой я. — Не сердись, прости… Давай, может, я тоже заведу три романа на работе, а потом тебе скажу нечто подобное? Тебе как, понравится?

— Не понравится, конечно. — Муж встал с корточек, но подойти ко мне больше не пытался. — И я понимаю, как тебе сложно. Но не разводиться же нам?

— Это ещё почему?

— Потому что ты не хочешь развода. И я не хочу. Давай просто забудем? Я пообещаю, поклянусь даже, что никаких больше романов на стороне. И забудем.

— Ты думаешь, это так просто? — я изумилась до глубины души. — Ты пообещаешь, я забуду, и всё пойдёт своим чередом?

— Непросто. Но мы постараемся.

— Знаешь что? — не выдержала я подобного нахальства. — Не зря говорят — сытый голодного не разумеет. И ты тоже сейчас — ни хрена не понимаешь, что всё это не шуточки какие-то. Не разбитая фара у машины, не забытый на кассе кошелёк. Это наша жизнь, наш брак, доверие, в конце концов. Ты всё это до основания разрушил, а теперь такой — «нет, ну  ачётакова , давай ты меня простишь, тебе жалко, что ли?» Ты даже не раскаиваешься!

— Надя! — попытался вмешаться в мой монолог Костя, но я только махнула рукой и вышла из спальни.

Теперь, вспоминая всё это на подходе к работе, я удивлялась тому, как после всего случившегося вообще умудрилась согласиться не разводиться и попробовать наладить отношения. Не надо было этого делать.

Вот и пожинаю плоды собственной доверчивости…

Надежда

В офисе был только Ромка — Семён на этой неделе взял отпуск и махнул с женой на юга. Самое время — этот сопливый во всех смыслах март достал уже всех, хотелось, чтобы поскорее наступило лето. Семён, в отличие от нас с Ромкой, мог позволить себе взять отпуск весной — его единственная дочь давно выросла, уехала от родителей и активно искала жениха, но пока ей не везло. У Ромы же, как и у меня, детей было двое, только у него чуть младше моих — оба школьники. Мальчишки, двенадцать и шестнадцать лет — самый проблемный возраст, как шутил Ромка.

В отличие от похожей ситуации двухгодичной давности, сегодня я уже не чувствовала себя настолько раздавленной. Да, неприятно и противно, но ощущение перевёрнутого мира ушло от меня ещё ночью и пока больше не возвращалось. Даже наоборот — как только я увидела с утра Ромку и перебросилась с ним парой шутливых фраз о том, настолько достало с утра прыгать через лужи и вообще где обещанная синоптиками весна, ощутила, что голова медленно становится на место.

И даже Верхову я звонить не стану. Во-первых, Костя не такой идиот — любовниц на работе заводить он не будет, раз уж в прошлый раз Леонид Сергеевич сдал его мне с потрохами. А во-вторых…

— Слушай, Ром, — неожиданно сказала я, глядя на коллегу поверх монитора (Ромкин стол стоял метрах в пяти от меня, по другую сторону от окна, и мы часто так переговаривались, одновременно делая что-то на своих компьютерах), — у тебя бывало такое, что с определённого момента ты становился равнодушным к некогда близкому человеку? Точнее, не совсем к нему, а к его поступкам.