Барин-Шабарин 7 (СИ) - Старый Денис - Страница 6

И теперь, особенно на фоне начинавшейся партизанской войны, сведения о которой худо-бедно, но приходили, туркам и их союзникам придется туго. Одно дело послать обоз с охранением в пару десятков солдат, и не боятся, что кто-то нападет. Иной коленкор, если придется отряжать роту-две в сопровождение, или же собирать большие обозы, выжидая время и не поставляя в срок положенное. Мы растаскивали небезграничные людские ресурсы Османской империи. И это правильно.

— Подорвано и сожжено шесть магазинов противника с припасами, четыре склада с порохом и бомбами, один склад с ружьями, — радостно, за поеданием наваристой гречневой каши с мясом, порой даже неприлично, не прожёвывая, чвакая, докладывал Москальков.

Куда только манеры подевались? Правду говоря, что с кем поведешься, от того и наберешься. В рейде было не до этикета, от слова «совсем». А мне еще Маскалькова отправлять в Петербург. Чтобы там не опозорился своими манерами при высочайшем докладе. Ну если подпустят с телу государеву.

И я радовался его докладу, кроме одного…

— Девять конюшен сожгли…

Лошадей было жалко. Но я поймал себя на мысли, что в будущем не за сожжённые бронетранспортёры или танки противника не стал бы печалиться. Так что постарался сделать так, чтобы на моём лице не дрогнул ни один мускул. Всё правильно… Мы лишаем противника материально-технического оснащения. И в какой-то момент те два конных полка, что лишились лошадей, вовремя не придут на выручку своей пехоте и не создадут проблем для русской армии на пути нашей общей Победе.

— Полковник, а вам надлежит всё же передать свои дела Тарасу и отправиться в Петербург с донесением, — обрадовал я полковника Маскалькова.

Однако промелькнувшая радость сменилась удивлением. Полковник никак не понимал, как он может отдать свою дивизию какому-то бывшему мужику. При этом ранее я специально провоцировал Тараса и полковника на разговоры между собой. Маскальков должен был увидеть то, что видел я в Тарасе. За четыре года работы со мной, до того служба унтер-офицером в армии, а потом деятельность в теневой армии екатеринославского криминала, — все это хорошаяя школа жизни. Тарас сильно вырос личностно, да и как офицер с понятиями. Образованный, французский учит, чтобы соответствовать. В моих глазах он вырос до генерал-майора. Может только в теории бы поднатаскаться.

Я же, при всех «плюшках» за всё то, что было сделано, даже если и за наградой, в Петербург не стремился. Как можно удаляться от театра боевых действий, если тут всё только разгорается? Может быть, даже простоять какое-то время в резерве, в том же Александровске, подлечиться, провести работу по боевому склаживанию и подготовке личного состава, но при этом находиться рядом, и если враг совершит какой-либо рывок — то грудью встать на его дороге.

Еще через два дня я ехал в шикарной карете, раскладывая на столике шахматную партию, намереваясь с достоинством проиграть Тарасу, ну, чтобы это увидел сидящий рядом Москальков, оценил и еще раз присммотрелся к якобы «мужику». Почти всем общение было на французском языке, что так же в копилку мнения Маскалкова о Тарасе. Было важно сделать их единомышленниками, умеющими разговаривать друг с другом. А за оконцем мелькали степные просторы.

Мы уже проехали Измаил, и буквально в сорока вёрстах после него вдоль дороги на Аккерман, я замечал огромные курганы, вспоминая, что именно в них находили массовые захоронения скифов, богатые захоронения, порой с золотом.

Я думал о том, что придёт мирная жизнь, уже скоро. Год, да хоть бы и три, но эта война закончится нашей победой. И я организую масштабную археологическую экспедицию, чтобы раскопать всё то богатство, которое скрывается в этих больших холмах. Чтобы обогатить историю, взять шефство над музеем в Екатеринославе и снабдить его уникальными предметами.

В Измаиле я узнал о том, что была бомбардировка Одессы, и что Одесса, как и в иной реальности, выдержала её. Вот только в нынешней истории ещё сумела и изрядно покромсать англо-французский флот. Все правильно. Мои расчеты, мои бессонные ночи и частые командировки дают свои плоды. Уже сейчас война идет несколько иным путем.

По этому обстоятельству я был предельно рад. В этой истории не должно произойти затопления Черноморского флота. Но сейчас он может и должен сражаться. А что касается Севастополя и того, что город необходимо насытить войсками, то теперь я видел своё место именно там. В иной реальности моряки Черноморского флота составили основу обороняющихся. Пусть они геройствую в море. А я на земле повоюю. Вот только, Меньшиков… Насколько я понял, человек это не простой, как бы и не сложнее Паскевича и Горчакова вместе взятых.

И плевать мне на то, что «донос» на меня до конца так и не получил оценку. Горчаков всё равно послал в Петербург письмо, в котором попросил дать оценку моим действиям. Но пусть меня арестовывают прямо на бастионах Севастополя! Это если император сочтёт, что я действовал неправильно.

А пока мы ещё повоюем!

Император Австро-Венгерской империи сидел в своём кабинете и более всего ему хотелось схватиться за голову, как-будто побритую посыпанную пеплом, и царапать её отросшими ногтями. Или ухватиться за свои пышные рыжие бакенбарды и рвать их.

Францу Иосифу очень не нравилась та роль, которую сейчас необходимо он вынуждено отыгрывал. Бывший человеком словом, чести, всё ещё не привыкший обманывать, несмотря на свои двадцать четыре года. Император Франц Иосиф сильно переживал те обстоятельства, что он, по сути, предал русского императора.

Просил когда-то русских о помощи и они, вопреки общественному европейскому мнению, помогли. Не запросили и компенсации за все траты, что произвели во время Венгерского похода.

Да, есть национальные интересы, Но есть же ещё и честь! И всё-таки интересы государства и правящего дома Габсбургов были на первом месте.

— Ваше императорское Величество, к вам граф Буоль! — в кабинет вошёл адъютант императора и сообщил о прибытии первого министра.

Император спешно привёл себя в порядок, поправил волосы, принял величественный вид, и дал своё высочайшее согласие на то, чтобы глава правительства зашёл.

Как бы себя не приводил в порядок Франц Иосиф, для опытного графа Карла Фердинанда фон Буоль-Шаунштейна не скрылось, что его монарх находится в растерянных чувствах.

Безусловно, было от чего переживать. Сам граф растерялся, пусть вида не показывает. То, что Австрия выражала враждебный нейтралитет, первоначально представлялось не более чем шантаж для России. В раздираемые последствиями внутреннего кризиса, австро-венгерская империя и сейчас не была на пике своего могущества. Но слова были сказаны. А теперь еще и получение Россией сведений о помощи Османской империи со стороны Австрии. Маски окончательно сброшены и тут или терять репутацию, а в политике это страшнее порой, чем война. Либо… воевать.

— Увы, но мы вынуждены воевать, ваше императорское величество, — безапелляционно, понимая причины расстройств монарха, произнес первый министр.

— Как? Граф, скажите мне как это получается, что ещё полтора года тому назад мы принимали моего венценосного брата русского императора, пышно, заверяли в его вечной дружбе, а сейчас становимся врагами? Не кажется, что я выгляжу подло? — выпалил австрийский Монарх.

— Такова политика, ваше императорское величество. Мы лишь спасаем наше благословенное государство. Если русские займут Балканы, то Австрия обречена. Одно дело жить по соседству с дряхлой Османской империей, с другой начинать виток соперничества с могущественной Россией, когда у нее в подчинении будут молодые и злые новые государства на наших южных границах. Разве не захочет Сербия Белград? Или хорваты… А там словенцы, там, чего еще удумают и чехи. Панславянизм возможен, ваше величество, если Россия победит в этой войне, — объяснял прописные истины первый министр.

Всё это понимал Франц Иосиф. И он поступит так, как будет полезно его государству. Иметь русских у себя еще и на южных границах — это слишком опасно. Тем более, когда все громче кричат в Пруссии о том, что именно они вправе претендовать на главенство в Германском мире.